Кент, еще мальчишкой усвоивший, что ни в коем случае нельзя наступать на могилы, двигался весьма странным маршрутом, стараясь избегать надгробий. Несколько раз он ободрал костяшки озябших пальцев о камни. Затем, как только они остановились на краю кладбища, свет в доме погас. Впрочем, глаза Кента теперь уже привыкли к темноте, и его покинуло ощущение, словно он пробирается по темному театру, а капельдинер с фонариком потерялся где-то на середине похода. Кент различал легкий блеск на железных воротах. За ними довольно отчетливо проступали белые рамы окон и белый контур задней двери. Он даже сумел разглядеть очертания дымоходов. Если бы еще не этот адский холод…
Церковные часы пробили четверть двенадцатого.
Он как-то незаметно привалился к надгробию одной из могил в нескольких шагах от ворот. Предметы вокруг теперь обретали ночную четкость линий: он рассмотрел ступеньки заднего крыльца, бачок для мусора, а все, что было покрашено белой краской, едва ли не сияло. Кент жалел только, что не захватил перчатки. Руки щипало, и из-за этого по телу пробегала дрожь. «Словно наступил на чью-то могилу», – пришло ему в голову, и ощущения были под стать.
А, не важно…
Что сейчас происходит в доме? Кого или что они ожидают увидеть выскользнувшим из-за двери среди ночи, когда только церковным часам и позволено подавать голос? Кент положил кочергу, которая уже начала ему надоедать, на заиндевевшую траву рядом с могильным камнем. Подавшись вперед, он убедился, что задние ворота остались незапертыми. Они негромко скрипнули, и он откинулся назад. Похоже, все пришли к единодушному мнению (старое доброе выражение, такое рассудительное), что опасности там нет. Однако опасность должна находиться внутри, иначе это место не стали бы окружать кольцом охраны. Если бы ему позволили отправиться к Франсин, он чувствовал бы себя лучше. Роли (размышлял он) поменялись. Те, кто остался внутри, те, кто спрятался за бесстрастными теплыми стенами, как раз подвергаются опасности, а люди снаружи, неприкаянные, которым негде укрыться, ничем не рискуют.
Ощупав висячий замок на воротах, он снова скорчился у надгробия. У него спину скрутит, если он еще простоит в такой позе. Не присесть ли? Так будет проще всего. Отсыревшее надгробие, истончившееся от времени, было остроконечным, словно изголовье кровати в комнате, где погиб Родни. Пальцы Кента прошлись по нему, когда он наклонился, чтобы поднять кочергу. Но кочерги на месте не оказалось.
Кочерги на месте не оказалось. Его пальцы нашарили колючий снег. Он присел на корточки, хлопая ладонью по бокам от себя. Он точно помнил, где именно лежал конец кочерги, и ее там не было.
– Что за чертовщина… – шепотом обратился он к своему соседу.
– Это я забрал, – прошептал тот в ответ.
Кент с облегчением развернулся. Его спутник стоял там, где остановился, когда они заняли позиции, такой же неподвижный и большой. Глаза Кента привыкли ко мраку, но не различали деталей. Он видел синий мундир, не прикрытый пальто, он видел серебристые пуговицы, тускло поблескивавшие; и тут он увидел кое-что еще.
Все это время вместе с ним через церковное кладбище шагал вовсе не инспектор полиции.
Что-то промелькнуло. Свист кочерги в воздухе был похож на отрывистое «на!»; она пропела в морозном воздухе и ударила по надгробию, хотя была нацелена ему в голову. Кент не уклонился, он оступился, – во всяком случае, так он всегда вспоминал после. Он услышал, как его коленка ударилась о землю. Он перекатился и с кошачьей ловкостью вскочил на ноги, когда кочерга взметнулась и ударила снова. А потом они с противником замерли, тяжело дыша, разделенные надгробным камнем.
Показалось, прошло очень много времени – несколько минут по церковным часам, – прежде чем кто-то из них снова шевельнулся. Но дольше всего приходит в себя человек, огорошенный новой идеей. Прямо перед Кентом, всего лишь на расстоянии вытянутой руки, стоял тот, кого они искали. Вопроса о том, как этот человек пробрался сюда, не возникало. Возник вопрос, что делать. Кенту и в голову не пришло закричать или позвать на помощь. И дело было не в браваде, – по правде сказать, он был напуган до чертиков и слышал, как тяжело пульсирует в ушах кровь. Вполне вероятно, ему просто не хватило времени подумать. Он стоял, глядя на противника сквозь дымку собственного дыхания.
– Положите… – прошептал он. – Вы кто такой? Положите кочергу.
Человек не отвечал. Вместо того он начал огибать надгробный камень.
– Положите…
Если бы в руках его противника было оружие подлиннее, Кент, возможно, рискнул бы его перехватить. Однако кочерга уж очень подходила для убийства с близкого расстояния: тот последний удар, если бы попал в цель, раскроил бы ему череп как орех. Когда плохо различимая фигура зашаркала вокруг надгробия, Кент отпрянул назад. Его противник слегка дернул рукой, в которой была зажата кочерга, словно боксер, готовый сделать ложный выпад. Затем он ударил снова – и промахнулся.
В следующий миг оба начали разворачиваться. Кент ощутил всего лишь слабое жжение, словно мурашки пробежали, в большом пальце, который уже через секунду сделался теплым, мягким и совсем онемел. Оказалось, могильный холм, промерзший и скользкий, сбил его противника с ног, когда тот ринулся вперед. Грудью он ударился о надгробие. Ноги разъехались, засучили в поисках опоры. Едва не уткнувшись макушкой в Кента, он лег шеей на надгробие, и кочерга загромыхала по камню, когда он попытался выдернуть ее. Кент с перепугу нанес самый страшный удар, какой знал. Сжав кулак, он ударил по-боксерски, целясь при этом в шею противника сзади, удар оказался точным, припечатав шею злоумышленника к могильному камню, словно железо к наковальне.
Когда Кент услышал, как кочерга упала и покатилась по заиндевелой траве, раздался шорох. Три человека шагнули во мрак под голыми вязами, и у двоих из них были фонарики. Он услышал их дыхание. И узнал низкий, однако слегка срывающийся голос суперинтенданта Хэдли.
– Нет, только не вините меня, – произнес Хэдли. – Я его на вас не натравливал. Я и не подозревал, что он настолько близко. Эта скотина незаметно нас опередила…
Он умолк, стараясь отдышаться. Кент закашлялся и с минуту не мог остановиться.
– Как бы то ни было, – проговорил он наконец, – на этот раз, похоже, убийца я. Но у меня не оставалось выбора. Вы бы лучше посмотрели, я ему шею там не свернул?
Тощую фигуру сдернули вниз и перевернули, словно кочергу. Хэдли наклонился, когда послышались куда более грузные шаги, и доктор Фелл, сопя, присоединился к остальным.
– Да нет, все с ним в порядке, – объявил Хэдли. – Будет как огурчик, когда придет время свернуть ему шею другим образом. Однако он едва не испытал на себе, каково пришлось его жертвам. Ладно, ребята. Тащите его отсюда. Только проверьте, чтобы ничего не вывалилось у него из карманов.
Кент внимательно поглядел на своего недавнего противника, когда на него упал свет фонарика, а затем поднял голову.
– Это же… – начал он.
Доктор Фелл, утиравший лоб цветастым платком, кое-как отдышался. Перебирая платок в пальцах, он поморгал и с безутешным видом уставился в землю.
– Да, – подтвердил он. – Это и есть настоящий убийца, разумеется: Ричи Беллоуз.
Глава девятнадцатаяДжентльменское преступление
– И одет он был?.. – уточнил Кент.
Доктор Фелл, сидевший во главе накрытого к ланчу стола, энергично откинулся в кресле.
– Одет он был, – ответил доктор Фелл, – по причинам, на которые я укажу позже, в запасной мундир инспектора полиции, который до такой степени похож на униформу лифтеров из отеля «Королевский багрянец», что меня часто подмывало обратиться к ним «офицер». Вы ведь не забыли описание униформы лифтера, данное нам Хардвиком? «Короткая однобортная куртка с открытой грудью, синяя, с серебристыми пуговицами и эполетами». Заметьте, только у этих служащих униформа с коротким сюртуком, как у полицейских, у всех остальных длинные сюртуки или даже фраки. Единственный подлинный и правдивый свидетель, видевший нашего призрака в синем (мистер Рипер), сказал, что уверен: на призраке был короткий сюртук. Таким образом, поле поисков было заметно сужено. Однако все, чего желал Ричи Беллоуз, чтобы все заметили (и он рассчитывал, что все заметят), – синий сюртук и серебристые пуговицы. Вы сейчас поймете.
– Только как же он выбрался из кутузки? – взревел Дэн. – И зачем…
Сказать, что напряжение спало, сказать, что злобный демон улетел прочь и зловоние рассеялось, означало бы недооценить душевное состояние всех, кто собрался за столом в «Четырех дверях» в то морозное утро второго февраля. Поговаривали, что Мелитта Рипер проплакала всю ночь – и это, по всеобщему убеждению, делало ей честь. Колючее зимнее солнце сияло в окнах столовой, где Гэй приказал накрыть ланч, чем-то напоминавший праздничный обед. Большой палец Кента, надо признать, устроил ему веселую ночку, приняв на себя вес кочерги Ричи Беллоуза, но теперь он так расслабился от вина и наступившего облегчения, что нисколько из-за него не переживал. Доктор Фелл восседал во главе стола, словно Дух Нынешнего Рождества. Лениво взмахнув сигарой, он произнес:
– Кхм… Да, я склонен прочесть лекцию, хотя бы потому, что до сих пор мне не выпадало возможности должным образом потешить свое красноречие. Впрочем, имеется и еще одна, причем (если в подобное можно поверить) более веская причина. В строго научном смысле мне нравится это дело. Оно предоставляет блистательные возможности для соединения разрозненных доказательств в единое целое, и тем из вас, кто обожает сам дедуктивный процесс, должно показаться весьма любопытным. Мы с суперинтендантом, – он снова взмахнул сигарой, указывая на Хэдли, – шли по следу вместе. И если рассказываю об этом я, то вовсе не потому, что наделен какой-то особенной дальновидностью, – нет, просто меня гораздо труднее угомонить, когда я готов излить свои восторги.
Чтобы наиболее полно обрисовать для вас это дело, стоит начать с самого начала, когда мы только приступили. Приехав в отель «Королевский багрянец» в