здравляю вашу будущую жену, и на этом, пожалуй, все.
Все стали переглядываться, а Рейберн грохнул по столу кулаком.
– Нет, клянусь всеми богами, это не все, – возразил Рейберн. – А что с браслетом? Что за таинственная надпись на нем, или акростих, или что там еще? Я за свою жизнь каких только загадок не разгадывал, но к этой даже не знаю, как подступиться.
– Весь секрет в том, – пояснил доктор Фелл, – что никакого секрета в надписи нет.
– Но он должен быть! Вы же процитировали, что сказала мне Дженни. А как насчет их разговора с Франсин? На ее вопрос «Имеет ли надпись какое-то значение?» Дженни ответила: «Только если сумеешь прочесть – в этом весь секрет».
Доктор Фелл хмыкнул:
– И она была права, это нужно понимать буквально. Я не имею сейчас в виду один факт, для нас уже неважный: на самом деле изначально на внутренней стороне была выгравирована надпись «Дж. П. от Р. Б.», которую она убрала какое-то время назад. Беллоуз, разумеется, был уверен, что надпись до сих пор там, как-то замаскированная. А настоящий секрет совсем в другом. Джозефин сочла, что и этого будет достаточно, чтобы обвинить Беллоуза, если браслет обнаружится, и она была совершенно права. Таких черных камней было всего два – изначально они принадлежали отцу Беллоуза, – и они были вставлены в кольца. Ричи вынул один камень, чтобы сделать для нее браслет, сохранив второй у себя. Камни видели многие, и загадка вызывала такой интерес, что запоминалась. Вы понимаете, в чем была загадка? Она в двух словах, которые описывают не сам камень, а то приспособление, в которое он превратился.
– Ну и что же это?
– Это был камень трезвости, – пояснил доктор Фелл.
После паузы Рейберн снова стукнул по столу, только потише.
– Ну конечно! – воскликнул он. – Десять тысяч Ксенофонта, разумеется! Почему же я не догадался? Римляне из уважаемых семейств надевали на пиршества кольца с такими камнями трезвости. Светоний описывает это с большой серьезностью. – Рейберн разволновался. – Черт побери, такое прекрасное и практичное приспособление необходимо вернуть в обиход в наши дни. Для этих целей мог служить любой полудрагоценный камень, главное, плоский, чтобы на нем можно было выгравировать несколько слов. Какое-нибудь хорошее изречение – самое то, и обязательно четкими, но мелкими буквами. Благородный римлянин принимался пить на пиру, время от времени советуясь с камнем в кольце. Как только он переставал ясно видеть написанный на нем текст, то понимал, что перешел границы трезвости, значит пора остановиться. Claudite jam rivos, pueri, sat prata biberunt. «Хватит петь – пирушка окончена». И еще: «Только если сумеешь прочесть – в этом весь секрет». Где были мои глаза!
– Именно, – согласился доктор Фелл с великодушным смирением, – хотя это приспособление меня нисколько не прельщает, но исполнено оно с таким тщанием, аж мурашки по спине. Любопытный момент в том, что Ричи Беллоуз подарил камень ей. При помолвке они обменялись камнями в знак верности. И это ее благотворное влияние, между прочим, ее безмятежность и легкость превратили Беллоуза из надежного и любящего супруга в маньяка-убийцу с навязчивой идеей. Кажется, я его не осуждаю в моральном смысле.
Дэн Рипер тяжко вздохнул.
– Все, что я могу сказать, – заявил он, – мне не хотелось бы пройти через это снова, даже за… скажем так, за кучу денег. Не знаю, что и думать. Половину этого времени…
– Да, кого ты подозревал, дорогой? – кротко поинтересовалась Мелитта.
Все в комнате слегка вздрогнули, окидывая взглядом друг друга. Тайна была раскрыта, напряжение спало, и все они разом откинулись в креслах. А потом постепенно на некоторых лицах проступили стыдливые улыбки.
– Да, – подхватил Рейберн. – Давайте сознаемся. Кого?
– Я-то подозревал тебя, негодяй ты этакий! – с некоторым жаром ответил ему Дэн. – Наверное, перечитал книжек Криса с его дурацкими идеями. Впрочем, когда ты предоставил железобетонное алиби и был выведен из игры почти в самом начале, побыв подозреваемым совсем недолго… что ж, это выглядело забавно. Извини, что я так грубо вел себя с тобой…
– О, да ладно. А как насчет еще по бокалу вина? Сказать правду, я бы проголосовал за нашего гостеприимного хозяина…
– И это мнение, – согласился Гэй, – по-видимому, разделили бы еще несколько человек. Что до меня, раз уж не возбраняется проявить откровенность, я поначалу склонялся к кандидатуре мистера Кента. Впрочем, быстро переключился на мисс Форбс…
– На меня?
– В особенности потому, – настаивал Гэй, – что именно вы побывали вчера в моем кабинете, как раз перед тем, как я нашел в ящике ту давно забытую фотографию. Я видел, что это вы закрывали дверь на верху внутренней лестницы…
– Но я же заглянула просто узнать, кто где! Я даже и не вспоминала о том, что зашла.
– …ну а когда я увидел, что к вам приставили полицейского, – продолжал Гэй, – я уже не сомневался. Мне теперь должно быть стыдно. Но заметьте, я вас покрывал. А какие версии были у вас, миссис Рипер?
Мелитта, хотя и лучившаяся улыбкой, уже явно была на взводе.
– Что ж, я, конечно, не рискнула бы высказывать какие-либо мнения, но в глубине души я была уверена, что к этому как-то причастен мой муж. Заметьте, я не говорю, что он хуже других мужчин, но другие мужчины иногда совершают подобные поступки, и из-за этого я чувствовала себя ужасно несчастной. Как говаривал мой дедушка…
– Значит, теперь я виноват, – перебил Дэн. – Ладно, старушка, тебе-то повезло. После того как Крис выдвинул обвинение против управляющего отелем, что вызвало такой переполох, ты единственная не подпала под подозрение.
– Нет, подпала, – вставил Крис. – Мелитту подозревала наша Франсин…
Франсин окинула его печальным взглядом. И сказала:
– Крис, ты же не мог действительно в это поверить? – и она уставилась на него с искренним недоумением.
– Поверить? Но ведь ты же сама мне сказала…
– Крис, ты болван! Я же думала, что убийца ты. С чего, по-твоему, я вела себя как старая ведьма? Я считала, у тебя с ней интрижка. Я всегда была в этом уверена. Именно поэтому я так старалась заполучить браслет и выяснить, не уличает ли он тебя. И в ресторане, и потом уже в такси я изо всех сил старалась подтолкнуть тебя к признанию в убийстве Джозефин, потому и высказала предположение, что это могла сделать Мелитта.
Кент ошеломленно оглядел всех по очереди.
– Нет, вы мне объясните, – произнес он. – Все дошло до крайности. Никто не знает, что думают другие, даже когда те сами об этом говорят. Ну и как такое называется?
Доктор Фелл во главе стола снял свое пенсне и ответил:
– Лично я называю это детективом.