В книге «Утро магов» – исследовании, посвящённом связи науки и техники с магией, «союзу между чудесным и позитивным», – журналист Луи Повель и инженер-химик Жак Бержье пишут: «Во многих случаях переход от магического подражания к научной технологии может быть очерчен. Например. Поначалу поверхностная закалка стали достигалась на Ближнем Востоке погружением раскаленного докрасна лезвия в тело пленного. Это типично магическая практика: передача лезвию воинской доблести противника. Эта практика стала известна на Западе от крестоносцев, которые убедились, что дамасская сталь и в самом деле тверже, чем сталь Европы. Были проделаны опыты: сталь начали окунать в воду, в которой плавали шкуры животных. Был получен тот же результат. В XIX веке заметили, что этот результат вызывается органическим азотом (выделено мной. – А. В.). В XX веке, когда научились сжижению газов, этот способ усовершенствовали, окуная сталь в жидкий азот при низкой температуре. В этой форме обработка азотом составляет сегодня часть нашей технологии»[60].
Российский ученый-металлург Юрий Григорьевич Гуревич попытался представить, на каком реальном основании могла сложиться означенная «типично магическая практика». «В Древней Сирии, повествует легенда, клинок нагревали до цвета вечерней зари и шесть раз вонзали в ягодицы молодого раба. Известны приемы подобной закалки стали охлаждением в теле свиньи, барана или теленка. Был ли смысл в этом страшном ритуале? Оказывается, как это ни крамольно звучит, был. Он связан с химико-термической обработкой стали, которая называется цианированием»[61]. Так именуют диффузионное насыщение поверхности стальных изделий одновременно углеродом и азотом – для повышения их твёрдости, износостойкости и предела выносливости. И производится оно в расплавах, содержащих цианистые соли. Чаще всего применяется жёлтая кровяная соль, названная так потому, что в прежние времена её получали, сплавляя обугленную животную кровь с поташом и железом. Гуревич предположил, что древние воины обмывали окровавленные в бою клинки в озёрной воде, содержащей нередко поташ, а затем сушили в пламени костров. После чего клинки становились твёрже и прочнее, а их владельцы относили это чудесное превращение на счёт своих смертоносных ударов. Так и пришли к идее закаливать мечи и ножи в телах пленников.
Видимо, столь же случайным образом открыли и «целебные» для стали свойства урины. Тут самое время вспомнить, что её основные ингредиенты (не считая 95 % воды) – конечные продукты азотистого обмена, содержащие азот и углерод: мочевина, она же карбамид (2 %), мочевая кислота (0,5 %) и креатинин (0,075 %).
Как видим, ничего сверхъестественного. По крайней мере, для нас. Но человек Средневековья еще не разучился видеть в событиях и явлениях их потаённую сторону. И если с «мускулистыми рабами» всё более или менее ясно, то какое магическое (или хотя бы символическое) значение имело для оружейника содержимое поганой лохани? Что «возвышало» в глазах кузнеца и воина столь, казалось бы, «низкую» для «благородного» клинка среду? По-видимому – природа её источника… С одной стороны, по наблюдению Михаила Бахтина, вплоть до XVI в. «в образах мочи и кала сохраняется существенная связь с рождением, плодородием, обновлением, благополучием»[62] – связь, гротескно представленная в античном мифе о том, как Юпитер, Нептун и Меркурий породили великана Ориона из своей мочи[63]. (Кстати, одно из воплощений Зевса-Юпитера – могучий бык, а в бессмертном олене из нартского эпоса легко распознаётся тотем рода или зооморфное божество.) Это архаичное сближение разных актов жизнедеятельности организма продиктовано самой анатомией человека и других млекопитающих, чьи детородные органы выполняют также санитарную функцию. С другой стороны, с незапамятных времён семантически связаны боевой клинок и фаллос. Производительный акт издревле представлялся как поединок, оттого и Эрот вооружён луком со стрелами, а в арсенале «мастеров поэтического цеха» не последний ряд занимают образные средства военно-эротического[64] характера.
Но при чем здесь рыжеволосость? Какой практический и прочий смысл в ней? Разве кровь и другие жидкие ткани и среды организма, а также выводимые им конечные продукты обмена веществ имеют химический состав, как-то связанный с цветом волос? Если подобная корреляция и существует, её коэффициент исчезающе мал. Скорее всего, «рыжина» «поставщиков» этих тканей и продуктов (как и «полночь в пятницу») имела чисто магическое значение. Ведь рыжим испокон веков приписывали необычные способности. Другой вопрос – какого свойства…
Почему в народе (не только нашем), в самом языке отложилось особое, опасливо-насмешливое отношение к наиболее ярким (в смысле пигментации волос) представителям рода человеческого? «Что я, рыжий?» – возмущается работяга, недовольный заданием начальства. «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой», – дразнит веснушчатого приятеля ничего не знающий о презумпции невиновности сорванец. «Рыжий да красный, человек опасный», – поддакивает ему старинная поговорка… А ведь когда-то к рыжеволосым относились уважительно.
Древние индийцы почитали бога Рудру. На этого «рыжего кабана с заплетенной косой» Ригведа не жалеет красок: он «сверкает словно яркое солнце, словно золото». Славят ведические гимны и солнечного бога Сурью с его лошадьми: «Запряг (Сурья) семь чистых / Дочерей колесницы солнца… / Благодатные рыжие кобылицы Сурьи, / Яркие, пестрые, вызывающие восторг…»[65]
Скандинавский небожитель Тор, бог грома, бури и плодородия, вошёл в сказания огненноволосым и рыжебородым богатырём. Гневливым старцем с рыжей клубящейся бородой представляли своего бога грозы Перуна язычники-славяне.
Рыжий – разновидность красного (во многих языках их обозначают одним и тем же словом). У красного вообще полно оттенков – цветовых и смысловых. В геральдике червлень (алый) символизирует храбрость, мужество, неустрашимость; пурпур (бордовый) – достоинство, силу, могущество.
Красный тревожен, порой зловещ. Именем Марса, бога войны, названа не какая-нибудь, а Красная планета. Один из четырёх всадников Апокалипсиса – воин, вооружённый мечом, – едет на коне красноватой масти: «И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч» (Откр. 6, 4). Вот и люди, относимые астрологами к воинственному «типу Марса», отличаются «рыжими волосами, растущими щеткой» (ну прямо как солнечные лучи на детском рисунке).
Огненноволосое солнце – податель жизни, но пламя несёт и гибель. Ольга Фрейденберг, поясняя значение цвета в средневековых литературных произведениях, отметила: «Пурпурный, рыжий цвет как огненный, – чаще означает смерть, чем жизнь; этим объясняется его принадлежность цирковому шуту»[66]. (В древности шут – божество смерти, чёрт, именно это архаичное значение слова донесли до нас выражения «шут его знает», «шут с ним» и т. п.; в античных Сатурналиях шутовского царя умерщвляли вместо подлинного государя; в средневековых карнавалах ритуал смерти, которая необходимо предшествует возрождению, обновлению, метафорически заменило высмеивание.) В балагане и на манеже цирка слово «рыжий» обрело переносное значение – паяц, клоун, существо смешное и… опасное. Ведь шутовство, скоморошество, идущее от языческих обрядов, – действо для церкви бесовское, а сами языческие боги – демоны. Значит, рыжеволосые божества – рыжие демоны? Так или иначе, обиходными становятся словосочетания: «рыжая бестия», «рыжий дьявол», «рыжая ведьма». Относительная редкость рыжеволосых среди белобрысых и чернявых лишь «подтверждает» подозрительную странность первых в глазах последних.
Суеверных обывателей поныне стращают сонники: «Рыжая борода во сне – коварные друзья»; «Видеть свою любимую рыжей – предвещает перемены в ваших отношениях»; если у приснившейся вам женщины «золотисто-каштановые, темно-рыжие или красновато-коричневые волосы и прямой нос, то такой сон предвещает вам дополнительные затруднения и беспокойство». Если по сей день рыжеволосые вызывают такие опасения, то что же говорить о древности и Средневековье?
И ещё одно замечание по поводу значимости цвета. Рискну предположить, что на выбор именно «рыжины» в качестве магического упрочнителя булата могли в какой-то степени повлиять внешние признаки лучших его разновидностей. Как правило, выкованный и закалённый булатный клинок подвергался травлению – чтобы выявить характерный узор на нём, отражающий текстуру металла. По форме рисунка и цвету фона (так называемого грунта) знатоки оценивали качество клинка. Для высших сортов индийского и персидского булата были характерны тёмно-бурый грунт с золотистым отливом и белый узор на нём – сетчатый или коленчатый орнамент из гроздевидных фигур, напоминающих клубки, мотки, пряди и т. п. «Когда же рисунок узора напоминал человеческую фигуру – мечу поистине не было цены»[67]. Редкостной остроты и гибкости клинок с явным оттенком запекшейся крови, с рыжеватым отливом и очертаниями человека на полированной поверхности – чем не «подсказка» для чернобородого ближневосточного кузнеца, разжившегося парой-тройкой рыжеволосых невольников-гяуров из западных и северных стран? Впрочем, на Востоке не видели большой разницы между рыжими и русыми, так что рецепту, изложенному аль-Фараби, «удовлетворяли» многие пленники из франко-германских, британских, скандинавских и северославянских земель.
К счастью, современные технологии промышленной обработки стали исключают варварские способы её закалки. Полагаю, что и «кустари-одиночки», кующие в домашних мастерских булатные горские шашки и самурайские мечи – катаны, не станут прибегать к убийственным приёмам древних оружейников.