ным случаем, но если ты переживаешь, то мы обещаем не приходить сюда поодиночке.
Эмберлин посмотрела на Лайл с Джонасом, ожидая, что они подтвердят ее слова.
– Это не ты должна меня успокаивать, – пробормотала Ноэми так тихо, что больше никто ее не расслышал.
– Если тут так опасно, то и тебе не стоит ходить одной, – сказал Джонас.
Он не отчитывал Ноэми, просто беспокоился. Эмберлин стало интересно, как они ведут себя наедине. Может, Ноэми меньше думает про Линка, когда рядом Джонас?
– Джонас прошел за мной сюда несколько недель назад, – объяснила Ноэми. – Поэтому мы сегодня и вернулись на это место. Он без конца донимал меня вопросами и еще притворялся, что ему не так уж и интересно.
Джонас засунул руки в передний карман худи и зарделся. У него была оливковая кожа и тонкие черты, как и у Ноэми. Они казались одной из тех парочек, которые были похожи на родственников.
– Для Ноэми закон не писан, – сказала Лайл.
– Тут не опасно, если умеешь плавать, – возразила она.
– Но Эмберлин сказала, что Линк тоже умел.
– Да, но… я не знаю. У вас нет такого странного чувства, ребят? Словно за вами наблюдают?
Ноэми бросила быстрый взгляд в сторону деревьев, словно ожидая увидеть кого-то на краю поляны. Эмберлин проследила за ее взглядом, но не увидела никого, даже белки.
Озеро ее пугало, но как-то иначе: ей не казалось, что за ними следят. И дело было не только в том, что тут умер Линк. Ей казалось, что они вторглись на чужую территорию, просто не знали, на чью именно. Кто-то построил маяк. Внешние стены башни уже наполовину разрушились, и все же, судя по всему, маяка тут еще не было, когда Ноэми впервые показала озеро Лайл. Здание постепенно дряхлело на одиноком острове, и добраться до него можно было лишь на лодке, которую Ноэми только что оттолкнула от берега. Эмберлин было интересно, что же таится на маяке. Но одновременно не хотелось даже подходить близко.
– А ты знаешь, когда появился маяк? – спросила она.
– Когда-то в прошлом году. Не могу сказать точно. И он не все время там: я никогда не знаю, будет он на месте или нет.
Лайл так высоко подняла брови, что они скрылись за пышной гоблинской челкой. Да, подумала Эмберлин, я тоже ощущаю себя как-то так.
– Если Линк пошел один, – сказала Лайл, – мы никогда не узнаем, что случилось, но жаль, что тебе снятся все эти кошмары про лес. Может, поэтому тебе тут страшно. И Эмберлин тоже, наверное, тяжело. – Лайл слабо ей улыбнулась. – Может, у нас получится посмотреть на это место свежим взглядом. Придем все вместе, группой. Проверим, что все умеют плавать. Гэтан вроде работает спасателем в бассейне?
– Давайте оставим это между нами. И уж тем более не будем говорить Гэтану. Он нарочно нас утопит. И мне нравятся мои сны, – сказала Ноэми. – Поэтому я их и фотографирую.
– А тут ты тоже что-нибудь снимала? – спросила Эмберлин.
– Нет. На озере – нет. Мне кажется, оно стесняется. Если я иду с фотоаппаратом, то никогда его не нахожу. Но иногда я все-таки проверяю, на всякий случай.
– Может, у нас получится создать об этом озере воспоминания получше? – предложила Эмберлин. – Поснимаем еще кадров, теперь у воды…
– И тебе это будет нормально? – спросила Лайл.
Эмберлин кивнула.
– Я умею плавать. – Джонас провел пальцем по нижней губе и дернул себя за угол рта без пирсинга.
У Ноэми завибрировал телефон. Эмберлин удивилась: она никогда не могла поймать сигнал даже на окраине леса. Лайл с Джонасом наблюдали за Ноэми, пока она читала сообщение. Чехол у нее был розовый, с заячьими ушками. Она сердито нахмурилась на него, и это было бы даже забавно, если бы Эмберлин была в смешливом настроении.
– Не думаю, что оно согласится, – сказала Ноэми. – Озеро, я имею в виду.
Она убрала телефон обратно в сумку.
– Вообще зря мы сюда пришли. Давайте держаться первоначального плана: никто не будет приходить сюда без остальных. Если вы не против.
Ноэми обвела всех взглядом, но глаза ее задержались на Эмберлин, и та кивнула.
Вместе они побрели в «Лэмплайт». Когда они дошли до люпинового поля, разговор перешел на то, какие конфеты кому нравятся. Ноэми любила мятные, Лайл – лакричные. Джонас отличался всеядностью, и ему уже досталось на прошлой неделе за то, что он тайком подъел запасы сникерсов, которые предназначались для праздника. Эмберлин сказала, что ей нравятся карамельные тянучки и молчала до самого дома, пока не пришла пора выбирать фильм. На самом деле она даже не любила карамель. Больше всего ей нравился «Кит-Кат»: то, как аккуратно выглядят все эти слои вафель и как ровно ломаются и делятся на равные кусочки.
Это Линку нравились карамельные тянучки. У Линка был ужасный вкус в конфетах: вишневая пастила, острые коричные подушечки, ириски с арахисовым маслом. Эмберлин захотелось пойти от дома к дому, собирая клубничные леденцы и медовые тянучки, которые дети обычно выбрасывали. Она бы даже съела их, медленно растворяя во рту и пытаясь понять, почему они так нравились брату. Но делать этого она, разумеется, не станет.
Вместо этого она усядется на диван в гостиной «Лэмплайта», застынет рядом с Лайл в своем бальном платье и будет думать про воду. Про озеро, которое не смогли найти ни полиция, ни Лайл, а вот Ноэми смогла. И Линк тоже.
Линк был из тех, кто не верил в магию и всегда пытался докопаться до того, как она работает. Эмберлин тоже не верила, но ей не было нужно во всем разбираться. В конце концов, огонь обожжет, знаешь ты про его свойства или нет. Если они с братом ходили на выступление фокусника, который читал мысли, ни он, ни она не верили, что тот и правда на это способен. Но Линк потом целый день пытался разгадать трюк, а Эмберлин было достаточно знать, что объяснение существует. Неудивительно, что Линк вернулся на озеро один. Сама же Эмберлин уже смирилась с тем, что не поймет этой загадки. Она была так же бессмысленна, как смерть Линка и как необходимость продолжать жить без него, примириться с потерей. Миллеры должны были как-то выстроить свою жизнь вокруг этой пустоты, словно размер семьи не имел значения. Не важно, появлялось ли озеро только после дождя или его было просто сложно найти – не важно, было ли оно проклятым океаном, который существовал только в присутствии определенных людей, как упавшее дерево в лесу. Важно лишь, что ни один из ответов не вернет ей Линка.
11. Ноэми
Ты привела их? – спросил Неизвестный.
Она не знала, как это работает. У него не было телефона, не было голоса, не было тела. Он спросил ее, и слова высветились на экране – без имени, без номера.
Неизвестный. Он все еще был Неизвестным. Он сказал, как его зовут, но она ему почти не поверила.
Она прочла сообщение, но не ответила.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
Там безопасно?
Ответь мне.
Может, это была просьба, но больше походило на требование, и Ноэми закатила глаза к небу.
Откуда появляется озеро?
Она написала. Отправила сообщение. Он его получил. Он наполнял собой воздух, которым она дышала, и каждый электросигнал, что проходил через этот воздух. Он знал ее слова, не видя и не слыша их, – ведь ни глаз, ни ушей у него не было.
Это часть леса.
Да, это я поняла. Спасибо за ценную информацию.
Линк всегда говорил загадками, но после его смерти ее это стало бесить.
Я не знаю.
Линк – или кто бы это ни был – не хотел, чтобы она ходила в лес. И не хотел, чтобы туда ходил Гэтан, но не мог ему этого сказать, потому что тогда Гэтан бы точно пошел, срубил все деревья и сжег, даже если бы оказался после этого в тюрьме.
Он не хотел, чтобы туда ходила Эмберлин, но с ней он тоже не мог поговорить. Это все он рассказал Ноэми.
Моя сестра раскладывает все в голове по полочкам и не задумывается ни о чем слишком долго, если ей не напоминать.
Или задумывается, но хорошо это прячет.
Я никогда не мог разобраться.
Будет безопаснее, если вы туда не вернетесь.
Все вы.
Но Ноэми видела сны. И уж в них-то озеро точно не было безопасным. И она делала из снов искусство. Она делала что хотела – и, как обычно, хотела она не того же самого, что Линк.
Впервые Ноэми повела Линка в лес за домом еще до того, как начала фотографировать и вести дневник снов. До бескрайнего океана, который иногда был на месте, а иногда исчезал. Лес был просто собранием деревьев, местом обитания животных. Ноэми ходила в девятый класс.
Все в школьном автобусе уже выяснили, что Гэтан жил с Миллерами большую часть недели. Почти каждое утро он садился на автобус и сходил с него на одной остановке с Линком и Эмберлин. Когда автобус подбирал его у его собственного дома, Гэтан не приносил с собой в школу обед и вместо этого воровал еду с чужих подносов, делая вид, что делает это смеха ради, а не по необходимости. Ни у кого не хватало духу спросить, почему Миллеры взяли его под крыло, но одноклассники прислушивались к случайным шепоткам и постепенно догадались.
У Гэтана с Элайджей были разные отцы, и миссис Келли любила только папу Элайджи. После того как Элайджа умер, второй муж оставил ее. И ее, и Гэтана. Гэтан шутил, что даже его собственный отец больше любил Элайджу, хотя брат родился от другого мужчины. Шутки выходили не смешными, и, когда Гэтан улыбался, Ноэми видела на его лице трещину, проходившую у него внутри.
Похороны Элайджи Келли вышли очень дорогими. Оставшись без отца Гэтана, миссис Келли тянула семью одна, пока у нее не появился бойфренд. Ноэми знала про него больше многих: Линк рассказал ей, что это был младший брат папы Элайджи, который тоже умер. Парни называли его «дядя отчим», хотя они с миссис Келли и не были женаты. Линк признался, что побаивается дядю отчима; боялся его и Гэтан, хотя не признавался. Ноэми терпеть не могла Гэтана, потому что он издевался над другими, но дядя отчим был еще хуже. Когда Линк рассказал ей про ожоги от сигарет на руках Гэтана, она пришла в ярость.