– Я расскажу маме, и она вызовет полицию.
– Не надо. Пожалуйста.
Ноэми знала, что взрослым полагалось о таком рассказывать. Это повторяли в каждом фильме, в каждом сериале про насилие над детьми. Им самим тоже что-то такое говорили в шестом классе на уроке ОБЖ.
Но в жизни все было сложнее. Если правительство заберет Гэтана из дома, куда он отправится? Линк спросил это у Ноэми, и она не нашлась, что ответить. Может, переедет к Миллерам?
– Может, – сказал Линк. – Не знаю. Но знаю, что мои родители бы поступили так же, как твоя мама. И я могу их понять… – Он дернул за веревку своего худи, затягивая ворот. – Но, мне кажется, Гэт нам этого не простит.
Однажды, когда Гэтан пропустил уроки и не отвечал на сообщения Линка, Ноэми придумала план: надо было пойти к нему домой и потребовать его отпустить. Гэтан учился в классе на год старше, но на французский они с Ноэми ходили вместе, и она могла сказать, что его помощь очень нужна для какого-то группового проекта. Линк не будет показываться: дядя отчим знал, что они с Гэтаном друзья. Ноэми подумала, что Гэтана вряд ли отпустят, если будет просить Линк.
Линку было пятнадцать, и он был под два метра ростом, но Ноэми почувствовала, с каким облегчением он согласился не встречаться с дядей отчимом лицом к лицу. Он спрятался за деревом в конце аллеи и наблюдал, как Ноэми подошла к дверям дома Келли. Дядя отчим заполнил собой весь дверной проем, но Ноэми не сдавалась и настаивала, что Гэтан просто обязан пойти с ней и помочь с несуществующим проектом по французскому.
Дядя отчим повернулся лицом внутрь и заорал:
– Отпусти пацана! У него уроки!
Ноэми ждала, заткнув большие пальцы за лямки рюкзака и молча созерцая газон. Дядя отчим тем временем созерцал макушку ее кудрявой головы. Затем он коснулся ее волос, провел ладонью по волнистым локонам и неслышно что-то пробормотал. Она застыла, как дикий зверь, и горячее прерывистое дыхание замерло у нее в горле. Несмотря на высокие каблуки и пышную шевелюру, рядом с дядей отчимом она казалась крошечной. Она поймала взгляд Линка из-за дерева, и он шагнул из-за дерева на белый клевер газона. Однако дядя отчим его не заметил: Гэтан появился в дверях, сгорбившись и моргая. Он был ниже Линка, но выглядел куда мощнее. Увидев Ноэми, он выпрямился, сбросил руку отчима с ее волос, словно отмахиваясь от паутины. Линк спрятался обратно за дерево. Гэтан прошагал до конца подъездной аллеи, приобнимая Ноэми за плечо и яростно сверкая глазами.
Ноэми отвела их в лес за домом и вывернула содержимое рюкзака на траву. Внутри оказалась целая прорва разной еды: консервированные персики, крекеры с арахисовым маслом, конфеты. Гэтан фыркнул, разглядывая набор продовольствия. Будто маленький ребенок собрал рюкзак, сбегая из дома, сказал тогда он. Однако, несмотря на деланое неудовольствие, Гэтан съел все до последнего орешка, и Ноэми с Линком даже не пришлось притворяться, что они собирались разделить еду на троих. Гэтан пихал персики в рот, и по его подбородку тек сладкий сироп. Ноэми обычно критиковала его ужасные застольные манеры, но на сей раз просто отвернулась и ничего не сказала. Когда на траве остались одни пустые обертки, Гэтан молча лег на землю, не поблагодарив друзей, и положил голову на пустой рюкзак Ноэми. Теперь ее ногу от его головы отделяла лишь тонкая холщовая ткань. Гэтан почти сразу заснул, и они вдвоем молча сидели рядом, наблюдая, как ветер шелестит листвой и божьи коровки карабкаются по их пальцам.
Гэтан придвинул голову ближе к ее коленям, и Ноэми засомневалась, действительно ли он заснул. Она откинула темные волосы с его лба.
– Во сне он кажется таким маленьким, – сказала она.
На лбу над бровью у него была ссадина шириной с пряжку ремня. Смахивая волосы со лба, Ноэми случайно задела ссадину пальцами. Он поморщился, и она отдернула руку. Однако Гэтан поймал ее за запястье и приложил пальцы обратно к своему лбу. На секунду он забыл, что с ними был Линк.
Существо приливов
Мне приснилось существо, живущее на дне озера. Сон начался с того, что я вышла из леса на берег. Во сне до этого момента не было ничего: я родилась в лесу.
Небо изогнуло спину. Его брюшко было раскрашено во все цвета ночи. Луна потянула за поверхность воды, и прилив соскользнул, словно простыня с кровати. То ли луна, то ли маяк осветили небольшой участок на краю воды, чтобы мне было лучше видно. Моя тень в отражении озера рассеялась, открыв завиток тьмы. Я увидела лицо – не свое собственное. Отдельное, обособленное присутствие.
Шея существа, серая, как озерная вода при свете дня, потянулась ко мне. Лицо на длинном конце шеи венком окаймляли волосы. Я подумала, что это лошадь, но лицо повернулось каким-то другим углом или как-то изменилось и стало больше походить на человеческое. Не знаю, что изменилось – то ли черты, то ли мое восприятие. На коже росли ряска и водоросли, а может, они и были участками кожи. Существо было соткано из озера и леса. Рот открылся, но вместо слов полилась вода.
Я развернулась к деревьям, собираясь уходить, но потом вспомнила, что идти мне некуда. Луна меня забыла. Она отвернулась, обратив взор на рогатые тени, прячущиеся между деревьями. Одна из теней направилась ко мне. Я поняла, что это существо из воды, но одновременно с этим и не оно. И еще кто-то, кого я знала гораздо лучше? – как все существа из снов, оно было больше, чем кто-то один. Я почти узнала его, но у него не было лица. И рогов, в отличие от его спутников, у него тоже не было. Там, где должна была быть голова, висело облако. Ночь капала с его пальцев, превращаясь в реки; его тело обратилось в плоть, за исключением рук от локтей. Оно было очень высоким. Тьма застыла, как высыхает краска: не на руках, но в форме рук. Руки были вырезаны: отрицательное пространство, зазоры между снами, пустота. Однако остальное тело было твердым. Ноги, грудная клетка – все, за исключением облачной головы.
– Это ты меня сделала? – спросило существо. – Я что, сплю?
12. Джонас
Мама Джонаса приехала в Шивери, чтобы сводить его на обед к «Хильде». Кафе тогда ремонтировали: массивные кабины по углам сменились белыми столами и стульями, и стены пахли свежей краской.
– Похоже, пытаются придать современный вид, – сказал Джонас.
– Милое местечко.
Ни разу за весь обед она не напомнила ему, почему он здесь оказался.
– Я бы хотела заглянуть в дом, когда буду отвозить тебя обратно. Как думаешь, Франческа не будет против?
– Мам, это абсолютно нормальный дом.
– Ох, я не сомневаюсь. Мне просто любопытно. Мы теперь редко видимся, но я хочу быть частью твоей жизни. Особенно теперь. Разговоры по телефону – это совсем не то.
Диана и Одри работали по субботам, чему Джонас был рад: мама говорила, что ей не нравится, что в доме живут посторонние. Мэтт строгал дверь в своей мастерской, а Ческа с Ноэми сидели в гостиной и играли в «Скрабл».
– Ничего, если я покажу маме дом?
Ческа поднялась с места:
– Да, конечно.
– Рада вас видеть.
Сара развернулась к Ноэми:
– А ты, наверное, Ноэми? Джонас много про тебя рассказывал.
Джонас не замечал, как часто говорит про Ноэми, пока мама этого не сказала. Он еще не признался ей, что влюбился в девушку, которая живет в метре от его спальни, но по ее тону было заметно, что она знает.
– Наверное, врал нещадно, – пошутила Ноэми.
Джонас провел маму по дому, и она с вежливым любопытством заглянула в каждую комнату, куда была открыта дверь.
– Наверное, сложно прибираться в таком большом доме, – задумчиво сказала она.
– Ну, каждый убирает свою комнату, а общие пространства мы чистим по очереди.
– Да что ты говоришь! Дома у меня не получалось заставить тебя убираться.
Они спустились с третьего этажа обратно на второй.
– У Франчески очень интересный вкус.
– Ну, наверное.
– Как думаешь, мы можем посмотреть на фотографии Ноэми? Или Номи? Как правильно?
– Друзья называют ее «Номи». Думаю, кто-то сказал неправильно, и оно прижилось.
Оказывается, он и правда рассказал маме больше, чем собирался.
– Можете зайти, – прозвучал снизу голос Ноэми.
Джонас не заметил, что она поднимается по лестнице и наверняка слышала их разговор. Ноэми появилась из-за перил и жестом пригласила их пройти.
Сложив руки на груди, Джонас наблюдал, как мама идет по тропинке из фотографий на стене Ноэми. Сара никогда не унижала его перед другими нарочно, как иногда делают другие родители.
– А Джонас есть на этих фотографиях?
Нарочно – нет, а вот случайно…
– Нет, его нет. – Ноэми перегнулась через изножье кровати.
Выражение на ее лице совершенно не изменилось, словно она не заметила ничего странного в вопросе. А может, в нем и не было ничего странного.
– Что ж, ты очень талантлива, – добавила Сара.
– Спасибо.
– Джонас сказал, ты фотографируешь свои сны?
– Да, в основном. – Ноэми показала на лежащий на тумбочке блокнот. – Я стараюсь записывать, пока не забыла, и потом воссоздаю самое интересное на фотографиях. Позируют мне подруги.
Джонас раньше не замечал, чтобы она писала в блокноте. Интересно, делилась ли она снами с Лайл и Эмберлин или просто говорила им, как встать для фотографии и что сделать?
– Хочешь как-нибудь сняться, Джонас?
– Слушай, тебе необязательно…
Ему очень хотелось.
– Было бы здорово, – сказала Ноэми.
После отъезда Сары на Джонаса накатила грусть. Одиночество, которое он испытывал в день, когда переехал в Шивери, нахлынуло с новой силой. А потом Ноэми взяла его за руку и отвела в лес, и в нем расцвело что-то, чему он не знал имени.
Она объяснила ему, что они будут снимать, – во всяком случае, объяснила его роль. Погода стояла идеальная, потому что было не холодно, но собирались тучи. Мрачное небо – как раз то, что нужно, пояснила она.