Эмберлин тоже не была суеверной, но все равно выбрала наугад лодку и смотрела на нее, пока та плыла по течению. И хотя Эмберлин не отрывала от нее взгляда, свет с лодки смешался с другими огоньками, и она потеряла ее из вида. Ну и ничего: желание она все равно не загадала. У нее была мечта, но сбыться ей не суждено.
Самый длинный день
Мне приснился праздник, который отмечал весь город. Что-то вроде солнцестояния, но во сне уже наступила весна и стоял день. Жители Шивери надели маски и бродили по городу под дождем, не боясь промокнуть. Зонтов ни у кого не было, и никто не перебегал от одного магазина к другому, прячась под козырьками.
Я наблюдала за ними из окна своей комнаты в «Лэмплайте». Когда я бодрствую, «Лэмплайт» находится далеко от центра, но во сне он как-то сузился и втиснулся между двумя зданиями на Кинг-стрит. Я хотела пойти на улицу под дождь, хотя никого не узнавала в толпе и у меня не было маски. Незнакомцы в масках загородили лестницу в моем доме и не обращали внимания, когда я пыталась протиснуться сквозь толпу. Они так громко разговаривали, что я не могла разобрать слов; вместо них я слышала лишь бессмысленное гудение улья. Со своего места на лестнице я увидела, что передняя дверь открыта, но дойти до нее не могла. Слишком много людей на пути. Я поднялась обратно, пока меня не отрезала от комнаты толпа.
Когда я вернулась в комнату, окно было распахнуто настежь. На подоконнике сидел Линк Миллер. На нем тоже была маска: она отливала серебром и закрывала только его глаза. С кончиков по-лисьему рыжих волос стекала вода. Я знала, что это не дождь: мое сердце превратилось в микроскоп, способный отличить одну каплю воды от другой. Он взял меня за руку и прыгнул в окно. Я прыгнула с ним. Хотя мы были на втором этаже, приземлились мы очень мягко, словно земля все это время была у нас под ногами.
Мы с Линком пошли по улице. Все эти незнакомцы таращились на нас, и по тому, как они изучали Линка, я поняла: они знают, кто он. Он вернулся из мира мертвых, и это больше не было тайной. Никто не думал, что это странно. На мне было измазанное барвинком платье, которое с каждым шагом шелестело, как потоки воды. Где-то в полете между окном и землей я тоже обрела маску, и она прятала мои глаза. Дождь замер, пропуская нас, и я не промокла, в отличие от всех остальных.
15. Ноэми
В феврале Джонас впервые признался Ноэми в любви – и сделал это при помощи рук. Они сидели на ее кровати и вроде как делали домашнюю работу, но вместо этого постоянно отвлекались на глупую игру: писали буквы друг у друга на спине и угадывали, кто что написал. Джонас вывел пальцами слово «люблю», и хотя она правильно угадала слово, но все равно не поняла, что он только что сделал.
Вместо того чтобы повернуться спиной, он написал слово заново. И теперь добавил еще одно.
– Не разобрала, – сказала она.
– Второе было «всегда».
Джонас обошел кровать и сел к ней лицом. Склонившись ближе, он обнял ее и нащупал руками ее ладони. Мягко, осторожно он вывел в воздухе ее пальцами: «Я», и «Л-Ю-Б-Л-Ю», и «Т-Е-Б-Я». Написанные по буквам слова походили на фразу, какой заканчиваешь письмо. Если Джонас хотел от нее ответа, то она не знала, что ему сказать. Даже если бы они говорили, это бы не помогло. Ноэми боялась мысли о том, что ему потребуется от нее, если они продолжат играть в любовников. Она продолжила игру, словно они и не прерывались. Под его плечом она написала «сводный брат». Даже если их родители так и не поженятся, потому что Ческа «не верила в это все», слова все равно помогут оттолкнуть его: она сможет притвориться, что он для нее всего лишь родственник, что она думала о нем только в этом смысле.
Джонас так тяжко вздохнул, что Ноэми увидела, как дыхание волной прокатилось по его телу. Он склонил голову, и темные волнистые волосы накрыли глаза. В ее словах была резкость, которой она не желала, и, пока он не успел ничего сказать, она прислонилась к нему всем телом, и они вместе упали на кровать. Она поцеловала его, хотя терпеть этого не могла. Так она просила прощения на своем языке. Ноэми позволила Джонасу поцеловать себя и не стала отворачивать голову. Поначалу поцелуи были робкими, но в них было столько нужды, что каждый новый поцелуй становился все глубже. Они были глубоки, как ночное небо, как озерное дно.
Она ценила его честность, его покладистую натуру. Он предполагал, что все так же искренни, как и он сам, и относился ко всему серьезно. Когда Ноэми говорила что-то про сводных братьев, он верил, что она и правда считает его братом, а не бунтует, напуганная тем, как стремительно сокращается между ними расстояние.
Ноэми начала понимать, что он несчастлив: он постоянно извинялся, пытался загладить несуществующие оплошности, настаивал, что все в порядке. Она хотела защитить его от всего жестокого – даже от своих собственных резкостей, и от этого становилась мягче в его присутствии. Она была рада, что он ей не сводный брат. Она не могла точно назвать, кто он ей, но знала, что он становится для нее кем-то особенным.
Прижав ухо к его груди, она прислушалась к гулу его сердца. Похоже на стрекозу. Впервые в жизни Ноэми услышала, как чужое тело трудится, поддерживая в своем обладателе жизнь. Джонас был ей любопытен. Она изучала всякие мелочи, которые казались ей занятными: то, как изгибался его нос в сломанном месте; то, как Джонас тихо икал, наевшись риса; то, как он пальцами приглаживал волосы за ушами.
Она положила голову ему на живот. Оттуда раздались звуки аквариума. Приложив ладонь к уху, она слушала волны в его теле. Он тоже искал биение ее сердца. Он говорил, ему нравилось, как оно звучит у него в голове. Он дышал ей на грудь, прижимал ее к себе, клал руку в ложбинку у нее на талии. Когда они ложились и она сбрасывала каблуки, то вспоминала, насколько он ее выше. Их ноги переплетались, и ей казалось, будто ее поместили в какой-то большой сосуд.
Через неделю, на День святого Валентина, они сходили в кино два раза подряд: сначала на «Нечто» (ее выбор), а потом на «Акиру» (его). Оказалось, вместе эти фильмы смотрятся отлично. Сидя на диване и прижимаясь щекой к плечу Джонаса, пока его голова покоилась на ее макушке, Ноэми подумала, что теперь ей так удобно с ним рядом, что его тело вполне могло быть продолжением ее собственного.
Ночью, когда все уже спали, мысли не давали Ноэми заснуть. Она выбралась из кровати и зашагала по комнате, размышляя, каким может быть завтрашний день… и послезавтрашний… а потом еще следующий и все дни за ними, если во всех них будет Джонас. Ее тело запросило пространства и воздуха, и она вышла из комнаты, потом из дома и пошла в лес.
Она нашла озеро, и раз оно было и она была одна, ей казалось, будто кто-то специально ее ждал. Здесь ее не касался февральский холод, и, сняв шерстяную кофту, она перебросила ее через руку. Маяк казался ближе к лесу и освещал берег со всей силой искусственного солнца.
Спиной к свету стояла высоченная фигура в капюшоне. Лицо ее скрывала тьма.
Ноэми заслонила глаза от света и шагнула ближе. Она шла к воде, пока не очутилась в паре метров от незнакомца. Каждая клетка в ее теле дрожала. Она узнала острый подбородок, копну волос, рыжеватую прядь у подбородка, но глаза оставались в тени.
– Линк?
У человека были губы Линка, но не его улыбка. Губы распахнулись, потом закрылись опять. Ноэми посмотрела на телефон, надеясь, что Неизвестный заговорит от его имени. Телефон ловил связь так глубоко в лесу крайне редко – а когда она появлялась, почти сразу пропадала. Но на сей раз телефон засветился.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
Нет.
Ноэми часто говорила с Линком через приложение, которое позволяло пользователям создавать анимированные миленькие аватары, похожие на владельцев. Приложение отображало ее собственное имя как «Ноэми», но Линка там звали «Лэтан». Гэтан установил приложение ему на телефон, и так как он практически жил у Миллеров (и они же платили за его телефон), то он часто прикладывал руку к сообщениям Линка. Хотя у аватара были рыжие волосы и кофта с капюшоном, только Гэтан удосуживался менять выражения на его лице.
Получив короткое и резкое сообщение, Ноэми догадалась, кто его написал. Гэтан не пользовался приложением с тех пор, как умер Линк. И тогда ей внезапно начал писать Неизвестный.
Что «нет»? – набрала Ноэми, но отправила не Неизвестному, а «Лэтану» через мессенджер.
Может, так она обхитрит Гэтана, и он ей ответит, признается, что все это время ее разыгрывал.
Фигура не двигалась, однако Ноэми была уверена, что, кто бы это ни был, он за ней наблюдает. Слишком высокий даже для Гэтана. Она знала только одного человека с таким огромным ростом. Она перевела взгляд с телефона на незнакомца и обратно на экран, ожидая, что кто-нибудь ей напишет и что-то объяснит. Вверху экрана появился красный прямоугольник: связь не обнаружена. Приложение безуспешно пыталось отправить ее сообщение.
Однако Неизвестный ей ответил.
Нет, это не я.
Тогда почему эта фигура так его напоминала? Ноэми склонила голову набок, пытаясь получше разглядеть Линкоподобного, не подходя ближе. Наверное, это сон, а сны ее не пугали. Но даже в этом случае осторожность не повредит.
Линкоподобный снова открыл рот, но на этот раз произнес одно слово. Совсем не длинное. Существо позвало ее по имени. «Ноэми». Голос сказал его в три слога.
Фигура стала приближаться. Ноэми отшатнулась, но недостаточно быстро. Фигура в капюшоне уже стояла так близко, что могла ее коснуться. Что бы это ни было, от него пахло потом, сигаретами и землей. Лицо… лицо могло бы принадлежать Линку. Она не до конца была уверена, что это не он. Ноэми попыталась вспомнить его лицо. Из каких частей оно состояло? Всего несколько секунд назад она была уверена, что у существа его подбородок, его нос. Ноэми искала глаза. Она протянула руку к капюшону, и существо ей позволило его откинуть. Линкоподобный неподвижно стоял, когда капюшон упал ему на плечи. Она была готова увидеть что-то из