того, что встречала во сне: облако или маску. Но лицо было вполне человеческим. Сине-серые глаза, точно вода в канаве. Светлые ресницы. Острые скулы. Эти черты не явились из сна про Линкольна Миллера.
Это были его собственные черты.
Ноэми силилась поверить, что человек перед ней был лишь видением в образе Линка. Нет, это был он. Он выглядел как Линк, пах как Линк. А на ощупь? Ноэми почти не касалась Линка при жизни.
Этот невозможный Линк заключил ее в объятия и прижал к себе. Ее лицо уперлось ему в грудную клетку.
– Это не похоже на сон, – глухо проговорила она.
– Ты не спишь.
– Но если я не сплю, значит, у меня галлюцинация. Это ничуть не лучше.
Она просунула руку ему между футболкой и свитером, положила ладонь на пояс. Пальцы правой руки нащупали позвонки. В левой руке завибрировал телефон.
Наконец Ноэми убрала руку и сделала шаг назад. Линк смотрел на нее безо всякого выражения. При жизни Линк постоянно витал в облаках, и Ноэми думала, что от этого он кажется отстраненным. Сейчас это его свойство проявлялось сильнее прежнего. Стоявший перед ней Линк, казалось, не замечал даже самого себя. Он выглядел, пах и звучал, как ему и полагалось, но что-то все же было не так. Прикосновения тоже ничего ей не подсказали. Но она знала, что права, – так же, как знала во сне, что на дне озера живет существо, как-то связанное с приливами.
– Прости, – сказал он. – Ты не любишь обниматься.
– Но если это не сон, то кто же ты?
Линк посмотрел себе на руки, точно и сам не был уверен.
– Призрак? – спросила Ноэми.
– Призрак, – мягко отозвался он, словно пробуя эту мысль на вкус. – Каково бы это было?
– Я не верю в призраков, – сказала она. – Люди придумали их, потому что боятся смерти. Люди не хотят отпускать любимых. Не хотят думать, что, когда сами умрут, перестанут чувствовать. Поэтому они убеждают себя, что, даже когда их тела перестанут работать, души останутся на месте. Ну, или сознание, как ни назови. Остатки жизненной силы, гремящие цепями, проходящие сквозь стены. Тебя не существует. Тебя больше нет. Твоя семья тебя похоронила. Нет… – Ноэми потрясла головой. – Тебя сожгли. Была служба и все такое.
Она резко ткнула его в плечо тремя пальцами. Плечо дернулось назад от силы прикосновения.
– Сожгли, – повторил Линк и обнял себя за плечи.
– Что это за хрень! Кто мне написывает, притворяясь Линком?
Линк смотрел на телефон, словно не до конца понимая, на что глядит. Тот снова завибрировал у нее в руке, и она включила экран.
Это не я.
Это не Линк.
Тебе надо уйти.
Ноэми.
Пожалуйста.
Уходи.
УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ.
УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ.
УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ
УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ
УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ
УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ
УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ УХОДИ
УХОДИУХОДИУХОДИУХОДИУХОДИУХОДИ
Сердце у нее колотилось, но она не двигалась, пытаясь казаться спокойной.
– Мне надо идти. Завтра в школу.
– Ты вернешься?
– Да.
Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее волос или подбородка, но потом передумал.
Ноэми заспешила обратно к деревьям. Она обернулась. Линк стоял, где она оставила его, и наблюдал.
Она пошла быстрее и, как только он скрылся из вида, пустилась бежать. Легкие у нее горели, сердце гудело. Никто ее не преследовал, но она чувствовала тяжесть его глаз: они дождем пробегали по ее плечам. Чем дальше она бежала, тем чернее становилась ночь. Когда Ноэми вырвалась из леса, от теплого света маяка не осталось и следа. Люпины, хоть и подернулись инеем, почему-то продолжали расти и в феврале. Затвердевшие лепестки разбивались о ее стремительно уносящиеся лодыжки.
Неизвестный перестал писать, но теперь, когда снова появилась связь, телефон уведомил ее, что ей ответил «Лэтан». Ее сообщение наконец было доставлено, и кто-то под ним ответил.
ЛЭТАН: Что «Что нет»?
НОЭМИ: Кто это?
ЛЭТАН: Опра.
НОЭМИ: Гэтан?
ЛЭТАН: Да. Кто ж еще?
НОЭМИ: Это ты писал мне с неизвестного номера?
ЛЭТАН: Я не знаю твой номер. Ты о чем?
НОЭМИ: Кто-нибудь писал тебе со скрытого номера? С неизвестного? Говорил что-ни- будь странное?
ЛЭТАН: Нет. Какое такое странное? Кто-то тебе пишет?
НОЭМИ: Ага.
ЛЭТАН: Почему ты думаешь, что это я?
Крошечный рыжеволосый аватар пожал плечами.
НОЭМИ: Я так не думаю. Просто проверяю.
ЛЭТАН: Все в порядке?
Ноэми так разгорячилась от бега, что еще не успела надеть кофту. Теперь она почувствовала зимний холод и снова утеплилась. Когда Гэтан переписывался с ней, она не чувствовала насмешливой неискренности, что всегда сквозила в его голосе. Но даже сейчас – Ноэми слишком хорошо его знала – ей было сложно поверить, что он искренне обеспокоен.
НОЭМИ: Все в порядке.
ЛЭТАН: Что этот человек тебе говорил?
НОЭМИ: Я сейчас не дома.
ЛЭТАН: Что?
НОЭМИ: Не волнуйся. Я пишу тебе, чтобы убедиться, что не сплю. Я сейчас иду домой из леса. Первое сообщение я отправила тебе оттуда. Там было очень странно, и если у меня не будет письменных доказательств, что я сейчас не дома, то с утра я точно подумаю, что мне это приснилось. Если наша беседа утром будет на месте, то я буду знать, что это правда случилось.
ЛЭТАН: Что за херня происходит? Ты где?
ЛЭТАН: Что случилось?
ЛЭТАН: Сейчас четыре утра. Какого черта ты делаешь в лесу? Что за письменные доказательства?
НОЭМИ: Я иногда туда хожу.
ЛЭТАН: Ты одна?
НОЭМИ: Я почти дома. Я одна. Я просто хотела доказать себе, что это не сон. Я читала где-то, что во сне читать невозможно, но я не знаю, правда ли это. Так или иначе, с утра я узнаю, спала или нет.
ЛЭТАН: Что происходит? Ты меня пугаешь.
НОЭМИ: Не переживай, Гэтан. Я пишу тебе, потому что знаю, что тебе будет наплевать. Прости, что разбудила.
ЛЭТАН: Мне наплевать?
ЛЭТАН: Иди на хрен.
ЛЭТАН: Что. Случилось?
ЛЭТАН: Ноэми?
ЛЭТАН: Ты где? Я заберу тебя. Позвони.
Он отправил ей свой номер, но Ноэми отключила телефон. Она не ожидала, что Гэтан вообще ей ответит и уж тем более – что забеспокоится. Наверное, надо было просто сохранить напоминалку в телефоне, но хорошо, что ей кто-то отвечал в реальном времени. Разговаривая с Гэтаном, Ноэми была уверена, что не спит. Это было мелочно и эгоистично, но от мысли, что о ней кто-то беспокоится – пусть даже этим кем-то был Гэтан Келли, – она чувствовала себя в большей безопасности.
Когда Ноэми вернулась в «Лэмплайт», все еще спали. Ее не было больше часа, но ей казалось, что намного меньше. Потом взойдет солнце, и ей надо будет вставать и собираться в школу. Вместо того чтобы вернуться к себе в кровать, она на цыпочках прошла в комнату Джонаса и закрыла за собой дверь.
– Джонас, – прошептала она.
Ноэми мягко потрясла его за плечо, и Джонас задышал тише. Он что-то простонал и пошевелился под одеялом.
– Ты не спишь?
– Мррр.
– Джонас.
– Ноэми?
Он подвинулся, уступая ей место. Она сбросила кофту на пол, стянула с ног туфли, подтянула ноги на кровать и зарылась под одеяло рядом с ним.
– А что, если другие проснутся? – спросил он, обнимая ее.
Телефон Ноэми бесполезным темным коробком лежал в кармане кофты на полу. Все, что случилось ночью, больше не имело значения.
– Ты не спишь? – спросила она.
– Сплю, – сказав это, он тут же провалился обратно в сон.
Ее большой палец лежал в твердой, плоской выемке под его грудной клеткой. Однажды Джонас умрет. Наверное, было время, когда Ноэми не знала о смерти, но она его не помнила. Сложно было представить конец собственного существования, гораздо легче вообразить, что когда-то она умрет для Джонаса. Может, он будет смутно припоминать ее, когда задумается о годах в старшей школе, но минуты вроде этой будут потеряны. Она была уверена, что сама будет помнить это мгновение – ее большой палец у него на груди, его запястье под ее спиной – и не только потому, что это было утро, когда она увидела, потрогала и услышала мертвого человека. Нет, дело было в живом человеке, которого она сейчас касалась, который позволил себе заснуть в ее объятиях. Она закрыла глаза, и эта секунда просочилась ей в память. Сама того не желая, Ноэми тоже заснула. Она проснулась от звуков будильника на телефоне Джонаса: громкий, как иерихонская труба, он орал так, что трясся весь дом. Не успел Джонас протереть глаза и понять, какой сегодня день, как она скатилась с кровати и прокралась по коридору обратно к себе в комнату. Никто не знал, что они с Джонасом… ну, что они вот это все. Если бы Ческа узнала, что ее дочь проснулась в комнате Джонаса Лейка, то навыдумывала бы разных небылиц и вытурнула бы его из «Лэмплайта».
Чистя зубы в собственной ванной, Ноэми включила телефон и положила его заряжаться. Ее поприветствовал поток брани от «Лэтана», но с незнакомого номера сообщений больше не было.
Когда она спустилась завтракать, то, как обычно, встретила в кухне одного Мэтта. Она поджаривала в тостере черничную вафлю, когда появился Джонас. Они молча посмотрели друг на друга, ощущая странное тепло. Мэтт поднялся налить себе еще кофе, и в дверь постучали.
– Лайл? – спросил Мэтт.
– Надеюсь, что нет, – ответила Ноэми. – Еще слишком рано.
К тому же Лайл никогда не стучалась.
Мэтт ушел открыть дверь, и Ноэми услышала, как он с кем-то говорит, хотя слов разобрать не могла. Через несколько секунд Мэтт вернулся.
– Ноэми, один твой друг хочет тебя повидать.
Джонас приподнял бровь, и Ноэми пожала плечами.