Было тепло, но озеро замерзло, не успели мы проплыть и половину пути. Когда мы отчаливали, я не видел никакого льда – а теперь мы наткнулись на целый пласт. Каждый сантиметр воды от носа лодки до маяка стал плоским и затвердел. За нашими спинами плескалась вода, и мы повернули назад. Может, озеро передумало нас приглашать. А может, ему не понравилось, что я поплыл вместе с Ноэми.
Через несколько дней после антивыпускного я впервые нашел озеро самостоятельно. Лодки там не было – даже причала не было, – но все равно мне показалось, что озеро хочет со мной помириться. Я подумал, оно хочет мне сказать, что не такой уж я чужак, даже если приглашать на маяк оно меня не собирается. Я надеялся, что оно делает это не из жалости. Когда я погрузил пальцы в воду, волны были теплыми, точно летним днем.
Я снял ботинки, брюки, свитер и скользнул в воду. Мир погрузился в синий мрак. Я не видел дна, если оно вообще существовало. Мое тело было тяжелее воды. Мое тело было словно из стали. Я нырнул и проплыл целую вечность, но дна все равно не было. Я ждал, когда вода остановится, когда начнет выталкивать меня наверх. Сквозь поверхность пробивались лучи солнца, напоминая, что чем дальше я от него уплываю, тем сложнее будет вернуться. У моей головы роились пузырьки азотистого дыхания. Я дотронулся до чего-то неведомого – рыба? Камень? Растение? Земля?
Оно коснулось меня в ответ. Я отдернул руку и повернулся к поверхности.
Каменный палец вцепился мне в пятку. Солнце казалось так далеко – гораздо дальше, чем я помнил, словно я скользнул в какую-то дыру и очутился на дальнем краю солнечной системы. Оно было похоже на далекую, холодную звезду. Я потянулся к ней. О, если бы можно было ухватиться за луч света, вскарабкаться по нему из пучины неизвестности. Поверхность озера покрылась льдом – вернее, чем-то похожим на лед. Стекло. На ощупь оно не было холодным. По стенкам моей трахеи заструилась расплавленная боль. Я застрял под одной из ледяных лодочек с праздника солнцестояния. Когда я успел стать таким маленьким?
То, чего я коснулся у дна, последовало за мной. Странная рука схватила меня за голень. Прикосновение было крепким, жестким, как кандалы. Оно тянуло меня вниз, но я тянулся к поверхности, царапая ногтями стеклянную крышку озера. Я видел сквозь нее свет, но добраться до него не мог. Мне хотелось рассыпаться на молекулы и собраться заново по другую сторону, но я дал поверхности ускользнуть от меня. Нет. Я правда старался. Я боролся с тем, что меня держало. Кожа у него была похожа на останки кораблекрушения: ржавчина, моллюски… Злобное, как морской еж, жесткое, как закостеневший коралл. Руки тащили меня со всей силой океана. В глазах у меня помутилось. Я забыл, что не могу дышать водой. Вода проникла внутрь. Она захватила мои легкие, и я умер.
Мое тело оставили на сухой травянистой земле, голову заткнули под бугрящийся корень дерева. Тело бледнело и увядало, ожидая, что его обнаружат. Но как же я мог видеть, как мог помнить и существовать, когда не заполнял собой пространства? Но каким-то образом я все-таки помнил. Что бы от меня ни осталось, оно ощущало себя Линком. Бестелесный, но все-таки я. Смерть не научила меня ничему, кроме того, что я одновременно и бренная оболочка, и нет. Утонувший подросток Шредингера. Клетки, составлявшие тело Линкольна Миллера, прохудились и умерли на лесной земле. Бактерии начали пробираться в его – в мои – органы, а потом тело обнаружили и вернули родным для кремации. Калории из моего тела уплывут в космос, ничем не изменив планету, на которой я когда-то жил.
И чем же я был сейчас?
17. Джонас
В марте многие обитатели Шивери переодевались в футболки с шортами, хотя по сторонам дороги еще высились сугробы. Джонас в число таких жителей не входил: ему были непривычны ветры, продувавшие все открытые пространства. Однажды днем, когда столбик термометра таки перебрался через ноль, Ноэми попросила Джонаса пойти посидеть с ней у озера. Джонас удивился: ему казалось, она избегала того места с тех пор, как его увидела Эмберлин.
– Я помогу тебе с французским, – сказала Ноэми.
Он пожаловался на холод, и она нацепила ему на голову пару огромных пушисто-серых наушников.
Когда они дошли до края озера, лодка была на месте: ждала, привязанная к пристани. Джонас положил рюкзак в траву, а Ноэми опустила свой на деревянное дно лодки.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Хочу попытаться доплыть до маяка.
Джонас не стал спрашивать зачем. Место казалось странным, любопытным, и, когда он впервые увидел маяк, ему тоже смутно захотелось туда попасть. Теперь лодка вернулась на свое место. Ее не просто прибило волной: кто-то привязал ее к причалу. От ее вида у Джонаса по ногам пробежали мурашки.
– Я думал, ты говорила, что плыть на лодке – это не лучшая мысль?
– Ну… – Ноэми осторожно ступила внутрь и уселась на одну из скамеек. – Мы однажды с Линком попытались, но до острова не добрались. Мне не хочется, чтобы кто-то еще застрял посередине озера, но одной мне не страшно.
Она показала на узел каната.
– Отвяжешь меня?
– Ты не поплывешь одна.
Она вздохнула, но ничего не сказала. Джонас продолжил:
– Путь далекий. Ты не сможешь грести сама всю дорогу. Будем по очереди.
– Тебе лучше остаться на берегу – на случай если что-нибудь случится.
Джонас, не отрывая от Ноэми взгляда, бросил свой рюкзак в лодку. Он с гулким стуком упал у ног Ноэми.
– На случай если что-нибудь случится? Ты точно не поплывешь одна. Если что-нибудь случится, нам лучше быть вместе. Вспомни любой ужастик.
Он не собирался оставаться на берегу и ждать. Ей что, все равно, рядом он или нет?
Несмотря на свои размеры, озеро было совсем тихим. Джонас ничего не видел под поверхностью воды: небо отражалось в нем с такой ясностью, что, опуская весла, Джонас взбивал ими пуховые облака. Он словно месил веслами зеркало. Раньше Джонасу ни разу не приходилось грести, но получалось у него неплохо, особенно для парня, который не любил ходить в спортзал. По дороге на парковку он каждый день проходил мимо комнаты с тренажерами, где Гэтан Келли и подобные ему упражнялись на тренажерах для гребли.
Руки, наверное, завтра разболятся, но сегодня они работали как полагается. Джонас никогда особо не заботился о том, чтобы выглядеть мужественно – во всяком случае, не задумывался об этом. Он несколько стыдился своих губ, своего тела, своей неспособности отрастить бороду. Ноэми не стеснялась своих суждений и вела себя решительно – что он сам делал редко, но это ему в ней и нравилось. И все же теперь лодку двигала его физическая сила, а Ноэми сидела напротив, кидая на него взгляды тайком. Это утоляло внутренний голод Джонаса, о существовании которого он раньше и не подозревал.
Он хотел быть сильным ради нее. Очень ли это было смехотворно? С другой стороны, его сила никак не вынуждала ее быть слабой. Джонас ненадолго перестал грести, склонился вперед и поцеловал Ноэми в широкую, мягкую бровь. Она не была против поцелуев, только если не в губы. Когда она попросилась за весла, они проплыли три четверти пути до острова, но Джонас все равно поменялся с ней местами и позволил ей грести.
На острове с маяком не было пристани, так что они выбрались из лодки и протащили ее на покатый берег. Фундамент и стены маяка были из камня, а вверху он заканчивался маленькой деревянной хижиной. Маяк выглядел совершенно обычно, если забыть, что кто-то вообще построил его в крошечном лесу на юге Миннесоты. Вблизи маяк не показался Джонасу ни зловещим, ни пугающим. Просто печальный, даже какой-то одинокий. Если судить по высоте маяка, его должно было быть видно далеко за пределами леса, но, как Джонас уже заметил в прошлый раз, деревья вокруг озера были такие громадные, что скрывали даже маяк. Ноэми стояла и смотрела, но не на маяк, что высился перед ними, а назад, на воду, по которой они только что приплыли.
– Когда мы с Линком попытались сюда добраться, вода на полпути замерзла. Но только впереди – так что мы смогли вернуться. Но на этот раз у нас получилось. Я не была уверена, что мы сможем.
– Может, вы не видели с причала, что озеро уже наполовину замерзло?
– Я так и подумала, но лед начался как-то очень уж внезапно.
Джонас знал, что Ноэми не верила в магию и сказки, но рядом с озером она вела себя как-то иначе. Что-то ее постоянно отвлекало.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, а что?
Она зашагала к маяку, ожидая, что он последует за ней.
– Не знаю. Ты просто как-то притихла. Как и в прошлый раз, когда мы приходили с Эмберлин и Лайл. Тебе тяжело здесь находиться? Из-за Линка?
– Ну, с Эмберлин было совсем как-то неловко.
Из-за ее спины и с наушниками на голове он едва слышал, что она говорила. Он снял наушники и оставил их болтаться на шее.
– Но я бы не сказала, что мне тяжело. Может, странновато. – Она повернулась к Джонасу, сжав челюсти. – Это место похоже на загадку, и, наверное, мне сложно удержаться, чтобы ее не разгадывать. Это не значит, что я расстроилась или что мне тяжело. Вот так… – Она жестом обвела свое лицо. – Так я выгляжу, когда думаю. Меня вечно спрашивают, что случилось. Я выгляжу сердитой, когда не разговариваю?
– Нет, я не это имел в виду. Наверное, просто беспокоюсь из-за пустяков.
Иногда Ноэми казалась ему такой же загадкой, какой она сама считала озеро.
Они подошли к двери. Когда-то ее покрасили в зеленый – а может, она сама приобрела такой оттенок от влаги и холода. Ручки на двери не было.
Ноэми постучала: три медленных удара. Дверь заметно пошевелилась под ее костяшками.
– А может… – Она прижала пальцы к двери и сильно толкнула.
Дверь приоткрылась.
– Нам, наверное, лучше не заходить.
– Ты что, шутишь? Мы не затем сюда пришли, чтобы торчать снаружи. – Она приподняла волосы и скрутила в хвост. – Но, может, ты отчасти и прав. Можешь остаться сторожить снаружи.
– Я хотел сказать, а вдруг мы зашли на чужую территорию?