И все же, раз Ноэми так долго держала лес в тайне, Эмберлин нет-нет да и задумывалась, вдруг есть что-то еще, в чем она боится признаться. Как-то незаметно для себя самой она решила, что Ноэми нельзя доверять и что ей самой было допустимо вторгаться в личные дела подруги. Разочарованная собственным поведением, она даже Лайл не стала рассказывать о том, что произошло в комнате Ноэми.
НОЭМИ
Привет, Ноэми. Прости меня за то, что я без разрешения зашла к тебе в комнату и прочла твой дневник. Я могла бы сказать, что просто хотела оставить комиксы, но достойных оправданий для меня нет. Я поступила бесчестно, и я понимаю, если ты не захочешь больше со мной дружить. Я просто хотела попросить прощения за то, что обидела тебя.
Ничего страшного.
Ты много прочитала?
Просто полистала, за исключением одной записи, которую я читала, когда ты вошла. Кстати, Джонас не просил меня читать вслух.
Это просто заметки и всякая такая чепуха. Ничего страшного.
Я зря так расстроилась. Прости меня.
Не проси прощения!
Эмберлин не знала, что еще написать, и Ноэми после этого ничего не ответила. До обеда у них не было общих уроков, поэтому ей придется подождать до полудня, чтобы узнать, получится ли подлатать их дружбу. Поэтому, хоть ей и не хотелось секретничать с Джонасом и укреплять их случайный сговор, она подошла к его шкафчику перед уроком испанского.
– Привет.
– Привет, – ответил он. – Ты как?
– А, все в порядке. А как Ноэми?
Она понизила голос, хотя вокруг никого не было.
– Ноэми? – Он склонился ближе. – С ней все хорошо. После твоего ухода начался какой-то кавардак. Ну, если в двух словах, Гэтан Келли пока живет у нас… Но насчет дневника мы помирились, и я думаю, что на тебя она тоже не злится. Она переживала, что накричала на нас.
– Ладно. Я написала ей сообщение, но не знаю, простила ли она меня.
Эмберлин не могла представить, по какой такой причине Гэтану было оставаться в «Лэмплайте», но это было не худшее развитие событий, и поэтому она промолчала.
– Но сегодня ее не было на французском. – Джонас нахмурился и поднял аккуратно скрепленную стопку бумаг с именем Ноэми на синей наклейке. – Лайл заходила перед звонком и сказала что-то учителю перед тем, как пойти в свой класс. Я написал им обеим, но ответила только Лайл. Вроде как Ноэми ушла в медкабинет и у нее мигрень.
– Значит, не очень-то ей и хорошо.
– Ну, иногда у нее болит голова, это да. Наверное, от тревожности. Если уж она пропустила урок, то дело явно серьезное.
Эмберлин кивнула.
– Передать ей домашку по французскому? Я зайду отнесу ей.
– Ну, я все равно увижу ее дома.
– На самом деле я бы хотела с ней поговорить.
Джонас пожал плечами и передал ей бумаги. Эмберлин почти дошла до медкабинета, когда прозвенел звонок, и она пустилась трусцой, прежде чем ее успели подловить и спросить, что она делает в коридоре во время занятий. Во врачебном кабинете всегда было холодно, и медсестра сидела в бессменном и безразмерном кардигане поверх формы в цветочек. Помимо нее в комнате был только какой-то восьмиклассник. Он сидел на обитом дерматином кресле, приложив к глазу пакетик со льдом. Медсестра окинула Эмберлин взглядом, словно пытаясь с ходу поставить диагноз, но та объяснила, что пришла занести домашку другой ученицы.
– Мисс Амато прилегла. – Она неправильно поставила ударение в фамилии Ноэми и, махнув рукой, показала в затемненную часть комнаты за перегородкой. – Давайте только побыстрее. И я выпишу вам пропуск в класс.
Эмберлин прошла на темную сторону и шепотом позвала Ноэми на случай, если та спит. В школе были две больничные койки, огражденные занавеской, которая отделяла их от остального помещения, но не друг от друга. Шторка была задернута лишь наполовину, и Эмберлин было видно, что занята только одна кровать. Лохматый пациент зашевелился, услышав звуки ее голоса.
– Эмберлин? Тебе нехорошо? – Ноэми заслонила глаза рукой, хотя света в комнате почти не было.
– Нет, я принесла тебе домашку по французскому. Джонас сказал, у тебя мигрень.
Она подняла листочки над головой, и липкая наклейка спикировала на пол. Эмберлин нагнулась, чтобы ее подобрать.
– Спасибо. Можешь положить мне на сумку?
Рюкзак Ноэми стоял на полу рядом с кроватью. Верхний карман украшали кошачьи ушки и реснички. Эмберлин положила стопку сверху.
– У тебя часто мигрень?
– Нет, не очень. Но всегда внезапно, и это ужасная неприятность. Обычно мне везет, и они случаются ночью.
– Это от стресса?
– Не уверена. Тебе необязательно шептать, я в основном реагирую на свет. А, ну и еще тошнит, если я пытаюсь сидеть или ходить.
Затем, словно прочитав мысли Эмберлин, она добавила:
– Это не потому, что я расстроилась. Вообще никакой закономерности.
– Мне очень жаль…
Эмберлин снова начала извиняться, но Ноэми покачала головой.
– Да все в порядке.
Вроде звучало искренне. Может, головная боль ее в каком-то смысле успокоила.
У Эмберлин никогда не было мигреней, но она помнила, как в детстве ее лихорадило. Мама мочила тряпки в холодной воде и клала ей на лоб. Она подошла к раковине в дальнем конце комнаты и накапала водой на грубое бумажное полотенце, пока оно не стало прохладным и мягким. Сложив его в несколько слоев, Эмберлин положила полотенце Ноэми на лоб.
– Ох как хорошо. – Она прижала его к глазам. – Спасибо.
Эмберлин села на край кровати, поджав под себя ногу, и негромко заговорила. Может, медсестра уже успела про нее забыть.
– Я не уверена, что мне снится Линк, – сказала Эмберлин. – Но по утрам я просыпаюсь и забываю, что он умер. А потом вспоминаю, что его больше нет, и будто снова заново его теряю. Он умирает каждое утро. Мне словно каждый раз приходится осознавать, что его больше не будет в моей жизни, и каждый раз как в первый. Так же больно.
Наоми приподняла край полотенца и глянула из-под него.
– Мне очень жаль, Эмбер. Прости меня за все. За то, что я показала Линку озеро, и за то, что не показала тебе…
– Не надо просить за это прощения.
– В ночь выпускного… в прошлом году. Он спросил, встречаемся ли мы. Или можем ли встречаться в будущем. Я сказала нет. Не знаю, почему мне не хотелось. Он мне правда нравился, ну, немножко. Я не знаю. Мне не хотелось отношений, но я не думала, что даю ему ложную надежду. Если бы я сразу вела себя иначе или, может, чувствовала что-то другое…
– Может. – Эмберлин покачала головой. – Но что было, то было.
Она подумала про Лайл. В детстве Эмберлин ни за что бы не подумала, что у нее будет девушка. Может, парень, но обычно на это место не находилось достойных кандидатов. А с Лайл все случилось так естественно, так просто, и ей уже сложно было представить, чтобы ей хотелось чего-то другого. Ей всегда нужна была Лайл, даже когда она сама этого не знала. Она не могла выключить свои чувства – точно так же, как Ноэми не могла включить свои.
– Ты ни в чем не виновата, – сказала она. – Тогда много всего совпало, чтобы Линк оказался в лесу. Может, если бы почта пришла на день раньше, он бы остался дома открывать посылки. Как знать! Но почтовая служба же не виновата в его смерти.
Много лет назад сама Эмберлин могла бы обратить внимание своего беспечного брата на одну важную деталь: твой лучший друг очевидно в нее влюблен. Ты готов к тому, что он почувствует, если ты пригласишь ее на свидание? Но она этого не сказала. Эгоистично. Если бы Линк встречался с Ноэми, то этого бы не делал Гэтан: именно об этом она тогда думала. Если бы Эмберлин заставила Линка об этом задуматься, то, может, он и не захотел бы ухаживать за Ноэми. Может, ему было бы все равно, что она проводит время в лесу рядом с люпиновым полем. А может, он бы все равно умер, только бы поссорился не с Ноэми, а с Гэтаном. Может, как знать, мало ли… Однако прошлого было не вернуть, и невозможно было указать на конкретное событие, которое изменило их судьбу, – потому что, как она подозревала, такого события и не было.
– Я могла бы позвать его в кафе в тот день, – сказала Эмберлин. – Но я была в плохом настроении. А так он мог бы провести целый день, попивая мокку со льдом, а не умирая в озере. Но ты же не скажешь, что именно это привело к его смерти? Вот и я не скажу.
– Звучит очень похоже на Линка.
– Да?
– Да. Мы живем в реальности, где верны условия икс, игрек и зет, и поэтому исход событий будет… ну, и все в том же духе.
Они тихо рассмеялись. Ноэми выглянула в окно, но смотреть там было не на что. Деревянные ставни – куда более стильные, чем вертикальные пластиковые, которые висели по всей школе, – были задернуты. Однако острые лезвия света прорезали себе путь внутрь, и листья растений на окне колыхались на легком ветру.
А может, это Линк к ним прикасался. В какой-то другой реальности он сейчас сидел в медкабинете, разговаривая с филодендроном и маркером раскрашивая таблицу для проверки зрения.
28. Ноэми
Стояла такая рань, что не спали только кошки. Ноэми накормила их завтраком, чтобы они перестали мяукать, хотя знала, что так они еще до полудня начнут выпрашивать угощение. Она на цыпочках прокралась к задней двери, уже на крыльце натянула сапоги и тихо спустилась во двор.
Уже пришла весна, но раннее утро еще рисовало синие узоры инея на траве и листьях. Ноэми села на подвесные качели за домом и положила телефон на бедро. Она смотрела на длинную вереницу сообщений от Неизвестного. С того дня, как она спасла Гэтана из озера, он ей не писал.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
Я не умею читать мысли.
Мои соболезнования.
Я к тому, что тебе есть что рассказать.
Ты что, ВСЕГДА за мной наблюдаешь?
Не всегда.