С тобой случилось то же, что и с Гэтаном?
Ты имеешь в виду с Линком?
То есть ты мне поверишь?
Не буду отвечать.
Что касается твоего вопроса – нет.
Меня не заманили. Я пошел плавать.
Ноэми медленно повернулась, перекрутила веревки качелей и задержалась на месте, уперев носки сапог в землю.
Как думаешь, он помнит, что случилось до того, как он очутился в воде?
Сложно сказать.
Даже Эмбер забеспокоилась.
В смысле?
Он не ответил. Наверное, не хотел обсуждать сестру. Ноэми изумилась, как раньше могла перепутать этого человека с прямолинейным «Лэтаном», с которым переписывалась когда-то давно.
Эй?
Ты беспокоишься?
Конечно.
Если бы ты держалась подальше от леса, не пришлось бы беспокоиться.
Даже если я не буду туда ходить, откуда мне знать, что не пойдут другие.
Ты пойдешь.
Почему ты так уверен?
Да так, интуиция.
Ты бы очень меня возненавидел, если бы я пришла одна?
Или привела всех остальных?
Оба варианта ужасные.
Я чувствую, что виновата.
ТЫ НЕ ВИНОВАТА.
Но я так ЧУВСТВУЮ.
Ненавижу все это.
Что ненавидишь?
То, как я умер.
И то, что после.
Пристыженная, ощущая вину, она жалела, что вообще начала разговор. Впервые Ноэми понадеялась, что это все-таки не Линк – что она вообще никому не пишет. Что ей это все приснилось.
Зимний дом
Мне приснилось, что мне восемь лет и я еду в школьном автобусе, заполненном детьми. Он отвез нас через океан к огромному серому особняку, который вздымался ввысь на ледяной платформе почти с меня ростом. К нам подошли директриса школы и несколько учительниц в накрахмаленных черных платьях с высоким воротником. Мы пошли за ними по темным коридорам в класс с партами. Учительницы сказали нам, что здесь мы жили и будем жить вечно.
Другие дети в это поверили. Я попыталась напомнить им про автобус и океан, но они уже все забыли. Я выбежала из класса и побежала в туалет, где стала умываться над раковиной. Тогда я вспомнила, что мне не восемь лет, а в два раза больше. В зеркале я увидела, как взрослеет мое лицо: с него смылась ложь детства, и я вернулась в класс взрослее, чем уходила.
Дети взбесились. Они убежали из класса. Они разбивали окна ногами и рассыпали осколки по балконам. Они раскачивались на сломанных люстрах. Они прыгали через перила и носились по лестницам. У меня на глазах их тела расширялись и росли.
Директриса была в ярости. Учителя выгнали нас из особняка на мороз. Наш возраст стремительно менялся от восьми к восемнадцати: некоторые были детьми, некоторые взрослыми, а большинство – бесконечно сменяющимися калейдоскопами. Рядом с нами стояли статуи из снега и льда: все, что осталось от давно замерзших детей, застывших в своем взрослении. Мое тело снова укрепилось в моем настоящем возрасте. Я вцепилась ногтями в ледяную платформу под особняком, и остальные последовали моему примеру. Мы разодрали на части фундамент: оказалось, он хрупкий и тонкий, как яичная скорлупа. Под ним были лишь веточки и давно высохшая трава. Дом начал разваливаться, но мне не было страшно.
29. Эмберлин
Эмберлин забралась на пассажирское сиденье и кинула громоздкую сумку для скейта на пол машины Лайл.
– Ноэми попросила меня принести коньки, – сказала она до того, как Лайл успела что-то спросить. – И коньки брата тоже прихватила, но я думаю, они всем нам будут велики. Кроме, может, Джонаса. У Линка были огромные ноги.
Лайл припарковалась рядом с домом Миллеров. Пара соседских ребятишек выписывали восьмерки на детских машинах, наслаждаясь приходом настоящей весны и смертью апреля. Лайл обернулась через плечо, чтобы точно никого не задавить.
Обычно, оставшись в машине вдвоем, они всю дорогу горланили песни, но в этот раз Лайл даже не включила музыку. Вместо этого она слегка приоткрыла окно и заполнила машину шумом ветра. Эмберлин была рада: так ей казалось, что необязательно делиться беспокойным чувством, что поселилось у нее в животе. Эмберлин редко нервничала, и ей было непривычно чувствовать гулкий трепет внутри, который нарастал с тех пор, как Ноэми предложила им всем вместе сходить к озеру. Хотя рогатое существо на нее не нападало и вода в озере не попыталась ее заглотить, лес казался ей разумным, обладающим собственной волей – расчетливым, – и ее это пугало. Чтобы избавить лес за домом Ноэми от того, что его контролировало, надо было сначала понять это существо. План Ноэми был крайне неопределенным. Обычно она относилась ко всему взвешенно и практично, но после смерти Линка стала все больше напоминать его – задумчивой отстраненностью, которая иногда выводила Эмберлин из себя. Целый новый мир расцветал у нее в голове; Эмберлин знала о его существовании по фотографиям на стене в комнате Ноэми и догадывалась, что ее мир полон смятения. Ноэми не говорила ничего конкретного о том, как обезопасить лес, потому что сама не знала, как это сделать. Но Эмберлин это было безразлично. Если лесом кто-то управляет, значит, смерть Линка не была случайностью, и ей было невыносимо думать, что брата убили, и не знать, как и почему это произошло. Даже если знание его не вернет. Даже если оно вообще ничего не изменит.
Гэтан Келли последние несколько дней жил в «Лэмплайте». Когда Эмберлин с Лайл зашли в дом, он стоял у раковины в кухне и ел хлопья.
– Доброе утро, – сказал он. – У вас какие-то общие планы?
В его поведении удивиляли две вещи: во-первых, он казался искренне вежливым, а во-вторых, он ел хлопья в час дня.
– Ты что, только что проснулся? – спросила Лайл.
– Сегодня суббота, – пожал он плечами.
Скрип ступенек возгласил приход Ноэми с Джонасом, и они впятером собрались на кухне. У Ноэми на шее висел фотоаппарат. Когда она проходила в дверной проем, Джонас положил ладонь ей на плечо, и Эмберлин показалось, что жизнь отмоталась назад на полгода, если не считать присутствия Гэтана.
Она вспомнила существо, которое они с Лайл увидели несколько недель назад. Она подумала, стоит ли рассказывать о нем Ноэми сейчас, если учесть, сколько времени они уже молчат. Жаль, что она тогда не догадалась взять телефон и сфотографировать его.
– Куда направляетесь? – спросил Гэтан с набитым ртом.
– На улицу, – ответила Ноэми и повела всех – за исключением Гэтана – из кухни на крыльцо.
Оказавшись у лестницы, Джонас схватил маленький пакетик с берушами. Надорвав упаковку, он раздал всем по паре. Эмберлин взяла свои без разговоров, но Лайл вопросительно посмотрела на Ноэми.
– Иногда в лесу играет музыка, от которой потом болит голова.
– Какая музыка? – спросила Лайл. – Я ни разу не замечала.
– Струнная. – Ноэми пожевала нижнюю губу. – Из-за нее очень сложно сосредоточиться, точнее не могу описать. Просто подумала, что лучше подстраховаться.
– Есть звуки, от которых людей начинает тошнить, – предположила Эмберлин. – Ну, на определенной частоте. Это что-то вроде того?
– Нет, – покачала головой Ноэми. – Нет, непохоже.
Они прошли по двору к лесной тропинке. Камера Ноэми ритмично болталась на ремне.
– Вы принесли коньки? – спросила она.
Эмберлин похлопала себя по сумке, кивая.
– А для чего они, кстати?
– Это если вода замерзнет, пока мы будем на озере.
Эмберлин обернулась к Лайл, мол, знает ли она, в чем дело, но та только пожала плечами.
– Мы снова пойдем на маяк? – спросил Джонас.
– Снова?
Лайл вгляделась в лицо Ноэми, но подруга на нее не смотрела: она прожигала Джонаса злобным взглядом.
– Мы с Джонасом недавно там побывали, – сказала она наконец.
– Вы пересекли озеро? – спросила Эмберлин.
– Когда? – одновременно задала вопрос Лайл.
– Может, месяца два назад.
– Черт, Джонас, – сказала Ноэми.
– Вы что, шутите? – возмутилась Лайл, а потом добавила тише: – Поверить не могу, что вы ничего мне не рассказали.
Эмберлин сжала ей пальцы. Если бы лодка была на пристани, когда Лайл с Эмберлин вдвоем ходили на озеро, поплыли бы они? Эмберлин совсем не была уверена, что, окажись они на месте Ноэми с Джонасом, не поступили бы в точности как они.
После долгого молчания Лайл спросила:
– И что вы там нашли?
– Пустую комнату с подвалом, – осторожно ответила Ноэми.
Они с Джонасом обменялись долгим взглядом. Ноэми продолжила:
– Подвалом, больше похожим на туннель. Подводный канал с лодкой. Там было темно, и он вел в пустое помещение.
– Ну что ж, это странно, – сделала вывод Эмберлин.
Ноэми остановилась. Вдали виднелось люпиновое поле.
– Не знаю, как объяснить, чтобы не звучало слишком безумно. Там мы услышали музыку, но не могли понять, откуда она доносится. Мы пошли за ней под землю… и оказались в пустом зале. Без выхода. Просто скрипка лежала на полу.
– Звучит не так уж и страшно, – сказала Лайл.
Ноэми кивнула:
– Может, нам стоило взять скрипку. Или разбить ее.
– Ну уж нет, давай не испытывать удачу.
Когда они вышли на поле, Лайл долго изучала профиль Ноэми, сосредоточившись на полумесяце уха, торчавшее из густых кудрей.
– Мы с Эмберлин тоже сходили на озеро вдвоем.
Ноэми резко остановилась, и Эмберлин впечаталась ей в спину.
– Что? – прорычала она, разворачиваясь к Лайл.
– Ничего не случилось. Мы увидели полулошадь-полуоленя. Она пошла в озеро и исчезла. На нас она не обратила внимания.