Столь ненавистные Джейсону РПГ могли бы дать нам куда больше. Ведь на этот раз он согласился не только справедливо заплатить, но и выделить долю от прибыли.
И если – если! – игра выстрелит, если хоть как-то продастся, я смогу выбрать колледж по душе. Может, даже не здесь. Пойду не туда, куда хочет мама. Не стану доктором – или какие там надежды она на меня возлагает. Мы с Райаном сто раз это обсуждали. В Филадельфии есть классные колледжи, я ходил на мероприятия в Дрекселе, Пенне и Темпле, поэтому точно знаю. Но у меня не получится учиться там, не набрав гору кредитов. Я далеко не отличник и вряд ли буду получать стипендию.
И все же перспектива получить… какую, шестизначную сумму? За мой крохотный вклад в создание игры? Джейсон сказал, такое возможно. Лора подтвердила. А мне кажется, это нереально.
Но заработать немного, чтобы начать делать свои собственные игры… это кажется более вероятным. Строго говоря, мне даже не нужно столько, сколько поднимает Джейсон. Дайте мне, например, десять тысяч долларов. Я мог бы купить нормальный компьютер для разработки собственных игр вместо слепленного из кусков монстра. Я мог бы вложиться в программное обеспечение и добавлять нужные эффекты – например, в Unity. Работать в собственной студии, пока готовлюсь к выпускному. Иметь запасной план.
Дальше по улице в поле зрения появляется мой дом. Мамин офис торчит сбоку, как некий отросток из красного кирпича. Странное сочетание: типично филадельфийская коричневая стена с плющом, который, вероятно, старше меня, камни, чей возраст наверняка насчитывает пару сотен лет, – и медицинская клиника. Без вывески в жизни не догадаешься, что за темно-зеленой лозой и кирпичом скрываются стерильные регистратура и приемные.
Если стану врачом, как хочет мама, ампутирую этот отросток.
Нет, лучше сделаю видеоигру. Виртуальную копию дома и этой пристройки. И разнесу все из лазерной пушки. Или спалю драконом. Все лучше, чем сидеть здесь, перебирать бумаги и записывать пациентов.
Я смотрю время на телефоне, украдкой заглядываю в окно и вижу, как папа с кем-то разговаривает. Кем бы ни был пациент, дела идут неважно. Отец мотает головой, глядя вниз, а незнакомец явно бесится. Спешу папе на выручку и всю дорогу слышу приглушенные крики.
Вхожу и хлопаю дверью чуть сильнее, чем нужно. Пациент оборачивается, на его лице написано крайнее раздражение. Я не узнаю этого мужчину, и он прищуривается, когда я иду мимо него к отцу. В приглушенном флуоресцентном свете приемной папа выглядит намного старше мамы, хотя между ними разница всего два года. Глубокие морщинки в уголках глаз придают ему постоянно усталый вид.
Он мало говорит о своей жизни до встречи с мамой, о тех первых годах после переезда в Америку. Когда же решает пооткровенничать, часто с горечью и сожалением рассказывает, как хватался за любую подработку, лишь бы накопить денег и отправить их домой. Иногда папа шутит, что из-за такой жизни состарился до срока, и я сам каждый раз это вижу в глазах человека, которому всего за сорок, но он выглядит так, словно ему около шестидесяти.
Сейчас эти усталые глаза смотрят на меня, пока я захожу за стойку.
– Возьмешь перерыв? – предлагаю я.
– Слава богу. Хоть кто-то здесь говорит по-английски, – выплевывает посетитель.
Кровь в венах закипает, яростный жар охватывает все тело. Я резко втягиваю воздух и стискиваю зубы. Да как он смеет?! Папа прекрасно говорит по-английски – и вообще, как можно оскорблять его, мою семью, под нашей же крышей?
Отец бросает на меня выразительный взгляд.
– Аарон, все нормально.
Ничего подобного. Когда папа нервничает или расстроен, его акцент становится куда сильнее, чем обычно. У Джейсона иногда тоже так бывает. Заработается и начинает говорить на южный манер. А отец вдобавок явно устал.
– Мама вот-вот придет, – настаивает он. – А тебе надо играми заниматься. Сейчас выходные. Иди работай над своими…
– Кто-нибудь из вас даст мой чертов рецепт или мне вернуться, когда придет настоящий доктор?! – рычит мужчина.
Поворачиваю голову и смотрю на пациента. Он старше, белый и лысый. Его мощные челюсти слегка дрожат.
– Вы здесь первый раз? – спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
– Да, меня направил… – начинает он.
– Вы же знаете, что «настоящий доктор» – моя мать? – перебиваю я.
– Аарон, – окликает папа с ноткой предупреждения в голосе.
Я не обращаю внимания, продолжаю говорить с пациентом.
– А вы знаете, что человек, которому вы сейчас грубите, ее муж? – Смотрю на папу. Тот отводит взгляд и старательно гипнотизирует компьютер. – Мой отец?
Мужик щурится и поджимает губы. Вроде как пытается сказать что-то не грубое, и столь титанические усилия ломают его убогий расистский мозг.
– Пап, – мягко зову я, сверля глазами пациента. Тот не выдерживает, отводит взгляд и шумно выдыхает. Знает, что облажался. – Иди. Я сам разберусь.
Отец с тихим стоном встает со своего места. Клянусь, буквально слышно, как хрустит его спина, когда он выпрямляется и хлопает меня по плечу. В такие моменты я думаю, что, может, мне стоит бросить свои игры и стать врачом, лишь бы папа тут не мучился.
– Увидимся за ужином, – говорит он, быстро сжимая мое плечо, и уходит, не глядя ни на меня, ни на клиента. Отец исчезает за дверью, ведущей в наш дом, а я сажусь за его стол и нажимаю пару клавиш на клавиатуре, чтобы запустить до смешного старый компьютер. Нет никакого смысла держать эту рухлядь, пережиток былых времен, но мама и папа страшно упрямые. Твердят, что как сломается, тогда и заменим.
Загорается экран и… а это еще что? Видеоигра? Слева какой-то волшебник, посередине фон таверны. Только вид сверху и можно заглянуть сквозь стены, как в олдскульных играх.
Трясу мышкой – ноль реакции. Стучу по клавиатуре. Снова ничего. Игрушка зависла.
– Минутку, – бормочу я, а пациент буквально дыры на мне взглядом прожигает.
Над замершими персонажами висят имена – какие-то написаны голубым, какие-то желтым. Но одно в центре, окруженное кучкой других аватаров, привлекает мое внимание.
Су-шеф Смельчак.
Су-шеф? Едва сдерживаю смех. Папа бы точно взял себе такое имя, если б решил заделаться геймером. Еще раз встряхиваю мышку, а сам тайком достаю телефон и фотографирую экран. Надо потом поискать эту игру.
Выключаю и снова включаю компьютер. Наконец прочищаю горло и говорю:
– Извините, похоже, у нас система зависла. Погодите минутку, перезагружу.
Мужик что-то ворчит в ответ. Пока мы оба ждем, я поправляю на столе фото родителей. Они там молодые, меня еще на свете нет. Папа все равно выглядит старше, а вот мама почти не изменилась. Повезло ей с генетикой. Ощущение, что она никогда не состарится.
Компьютер наконец решает заработать, и я с облегчением выдыхаю.
– Итак, чем могу вам помочь?
Клиент тараторит рецепт, а я невольно задумываюсь. Здесь мне не заработать денег на то, чтобы уехать, куда хочу. Подальше от этого офиса. Подальше от таких людей, как человек передо мной. Нет. Но наверху в моей комнате есть игра, которая точно в силах помочь.
5. Дивья
(RE)BEKAH: Ну ты как, готова? Можно сегодня постримить.
Я: Даже близко нет. Мой новый корабль убог, как тыквенное латте.
(RE)BEKAH: За языком следи. Знаешь же, я до осени дни считаю.
Я: ♥
Я: А как твой новый корабль? Книжное имя ему уже выбрала?
(RE)BEKAH: Да вот думаю.
(RE)BEKAH: О, «Свирепая песня».
Я: Круто.
(RE)BEKAH: Ладно, дай знать, когда прокачаешься и погриндишься. Или если в исследование рванешь.
Я: Как-то не очень охота, чтобы меня снова раздолбали в прямом эфире.
(RE)BEKAH: Ясно. Но прятаться вечно не вариант, D1V. Твои фаны ждут.
Мой новый корабль – убойный.
Только не в том смысле, в каком мне хотелось бы.
По-настоящему убойный в «Покорении Солнца» – это изящный, красивый, быстрый и смертоносный, а вот мой прямо сейчас убивает меня морально. Я просидела всю прошлую ночь: проходила квесты, разбивала астероиды, вылавливала мусор вокруг своей начальной планеты – а по итогу едва наскребла очков на новую краску. Какие уж там улучшенные бластеры, ускорения, продвинутые сенсоры или что-то хоть немного полезное.
Было бы проще повысить уровень и собрать больше припасов, если бы не пришлось последние несколько дней отвечать на лавину электронных писем по поводу того, что произошло во время моего последнего стрима. Такое ощущение, что все чертовы магазины видеоигр решили обратиться к нам, и большинство задает одни и те же вопросы, снова и снова.
Как вы думаете, почему это произошло?
Это потому что вы женщина в игровом сообществе?
Это связано с расой?
Вы подумываете бросить?
Собираетесь ли вы все же выступить на нью-йоркском GamesCon?
Да чтоб их всех! Как же хочется пнуть свое нынешнее корыто, стоящее в доке. Хотя не дотянусь же. В доке распахивается большое окно, за ним простирается бесконечный космос. Столько можно исследовать – и так много предстоит потрудиться.
А я-то думала, видеоигры – это весело.
Снова хмуро смотрю на корабль, затем загружаю меню на экране. Появляется опция выбора названия судна, а вдоль самого корпуса появляются белые участки для букв. Надо что-то ввести.
Зараза, «Золотой титан» было таким классным названием! Таким крутым кораблем. Давать новому имя «Золотой титан II» или его производные глупо. «2Золотой 2титан»? «Золотой титан: возвращение»?
И тут я вспоминаю напавший клан. Vox Populi. Общественное мнение, глас народа, мать их. Еще и латынь? Эти придурки что, в Assassin’s Creed переиграли, решили, что разбираются в вопросе?
Будь они настоящими геймерами, знали бы об антиправительственной группировке Vox Populi в шутере BioShock Infinite. Там это повстанцы-подпольщики, сражаются за равенство и социальную справедливость. Дейзи Фицрой их бы прибила.