– Привет, – говорю я, поворачиваясь назад к раковине, кусок моцареллы отрывается единой длинной ниткой. Швыряю ее в мусорку и опускаю тарелку в мыльную воду. – Гм, спасибо, что помог. С мамой.
– Аарон, – зовет папа, тяжело ступая на кухню. Он делает паузу. – Я знаю. То есть я знаю, что ты знаешь.
Я оборачиваюсь, мое сердце колотится, пена стекает с рук. Папа крутит запястья, его щеки горят. Он выглядит…смущенным. Будто его поймали на месте преступления. Я прочищаю горло.
– Как долго это продолжается? – спрашиваю я, прислоняясь к кухонной стойке. Острый край вонзается мне в спину. Я тихо добавляю: – Мама знает?
– Мама?! – Отец вдруг смеется. – Боже, нет. Нет, ни в коем случае. И это тянется уже… лет десять? Или двенадцать?
– Двенадцать… – начинаю я, но губы дрожат от ярости. Как он может смеяться над подобным? Вести себя…будто это ерунда? – Папа, ты должен поговорить с ней. Признайся, пока я не рассказал.
– Аарон, она не поймет. – Он качает головой. – Ты видишь, как она на твое увлечение реагирует.
– Мое? – потрясенно переспрашиваю я. – А я-то при чем?
– Я просто… – Отец вздыхает. – Мне всегда хотелось чего-то большего. Иметь отдушину, а не только работать в ресторане или сидеть в приемной. – Он смотрит на дверь, ведущую в мамину клинику. – С самого начала это было моим увлечением. Моим секретом.
– Несправедливо так поступать с мамой. Со всеми нами.
– Аарон, ну это же пустяки, – пренебрежительно роняет отец.
– Пустя… Папа, у тебя роман! – выплевываю я, и гнев закипает у меня в груди. – Ты что, реально ждешь, будто я…
– Что?!
Я смотрю за его плечо, за дверной косяк, в столовую. Там, совершенно ошеломленная, стоит моя мать. Она подходит медленно, широко раскрыв глаза, как люди в фильмах ужасов, когда приближаются к чему-то страшному. Папа поворачивается к ней, а затем снова ко мне, его лицо, что еще недавно выражало неловкость, вытягивается в полном недоумении.
– Аарон, какого черта? – умоляет он, потирая лоб.
– О чем он говорит? – спрашивает мама дрожащим голосом.
– Черт. – Отец выдыхает. – Нет у меня никакого романа.
– Тогда объясни, что это за письма на… – начинаю я.
– Боже мой, да фанфики я пишу! – срывается папа. Его лицо становится пунцовым, я смотрю на него, и он неловко смеется. – Я увидел, что кто-то открывал мои старые файлы на офисном компьютере, и раз уж твоя мать ничего не сказала, оставался только ты.
Внутри все обрывается.
Так эти вычурные письма – они не для кого-то конкретного?
– Фан… чего? – переспрашивает мама. – Я не понимаю.
– Я… пытался написать роман в жанре фэнтези, – ужасно смущенно признается папа. – Кое-кто из моих старых коллег… друзья по ресторану, они все рубятся в эту онлайн-игру. Ultima. Она старая, но в ней есть чат, мы там иногда болтаем. И я пишу истории о мире, в котором мы играем.
Отцу, кажется, хватает чувства юмора не сердиться, а вот мне ужасно стыдно. Я столько на него злился. Так себя накрутил на ровном месте.
– То есть эти письма…
– Мне удобно сочинять в таком формате, – говорит папа, пожимая плечами. Он смотрит на маму. – Иногда я пишу на офисном компьютере. Или играю с приятелями.
Она еще какое-то время глядит на него, потом на меня.
И вдруг начинает хохотать.
– Мне вроде как хочется прибить одного из вас или, может, сразу обоих, но не могу решить, с кого начать, – признается она, все еще посмеиваясь. – Можно мне прочитать этот роман?
– Ну, это пока не роман… – Папа пожимает плечами. – Только наброски. – Он сверкает на меня глазами. – Вообще, я еще не собирался об этом говорить.
– Извини… – неуверенно тяну я, не зная, что сказать. Чувствую себя кошмарно.
– Роман. Ну правда, Аарон. – Папа смеется, но затем прищуривается и с любопытством разглядывает меня. – Погоди. Так ты поверил письмам?
– Ну да, – бормочу я.
– Хм. – Он задумчиво касается бороды. – А может, я не так уж и плох.
– Письмам? – спрашивает мама.
– Да. В игре есть персонаж, на котором мой персонаж женат. – Папа усмехается. – Ты – прообраз.
– О, ну отлично, – вздыхаю я.
– Хочешь… – Он кивает на дверь кабинета. – Хочешь их прочитать?
– Очень, – мягко улыбается мама.
Папа расплывается в глупой улыбке, и многозначительная тишина затягивается настолько, что становится очень неловко.
– Ребята, я все еще здесь, – напоминаю я, взмахивая рукой.
Мама смеется и подходит обнять меня.
– Когда вернешься со своего собрания, я хочу прочитать твою историю, – шепчет она. – Если ты не против.
– Мам…
– Нет, дай договорить. Я…жестко обходилась с тобой по этому поводу, – признается она, отстраняясь и кусая губу. – Сама знаю. Просто… я не хочу, чтобы твое увлечение тебя огорчало, Аарон. Это самый быстрый способ разлюбить то, что делает тебя счастливым.
Я отрывисто киваю, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
– Спасибо, мама.
– С тебя история, – напоминает она, потом берет папу за руку. – Не забудь.
Они вдвоем исчезают в клинике, я возвращаюсь к мытью тарелок, а сам все думаю: какой же я счастливый. Та глупая, странная ситуация с родителями грозила стать куда мрачнее, и я так благодарен, что этого не произошло.
Мои мысли перескакивают на D1V. Мы еще столько друг другу не рассказали. Я знаю о ней не так много, как хотелось бы. О ее жизни, ее семье.
Хочу поделиться с ней этим случаем.
Хочу рассмешить.
Хочу писать ей длинные витиеватые письма, прикрываясь фанфиками.
Расправляюсь с последней тарелкой и стискиваю зубы. В груди бушует ураган.
Надо что-то предпринять. Как-то ей помочь.
Этим и займусь.
21. Дивья
Я откладываю телефон. У меня снова есть доступ к электронке, но просмотр вчерашних писем не особо помогает успокоиться перед сегодняшней поездкой на GamesCon.
Вот ни капли.
Вожусь со своей прической и макияжем в ванной, и тут заглядывает мама, медленно открывая дверь.
– Дивья, может, все-таки передумаешь, – умоляет она. – Твои волосы. Твои прекрасные волосы. В последний раз ты обрезала их…
– В старших классах, – перебиваю я, на мгновение встречаясь с ней взглядом в зеркале. – Помню.
Вчера вечером после встречи с Ребеккой я отрезала большую часть своей гривы. Вместо прежних темных локонов до плеч теперь короткая стрижка в стиле пикси, почти как у подруги, но не с такой длинной челкой набок. Я выкрасила голову в кроваво-оранжевый цвет с красными и желтыми вкраплениями повсюду, отчего очки в желтой оправе, которые я ношу в качестве маскировки, смотрятся еще более свирепо и ярко. Я моргаю несколько раз, привыкая к буйству красок. Огненные волосы, лимонные очки, зеленые глаза.
Меня теперь и не узнать. Мне нравятся очки, нравится прическа, и я чувствую себя героиней фантастического романа перед битвой.
Final Fantasy (D)1V.
Ну приходите за мной, ублюдки.
– Ты уверена, что это хорошая затея? – настаивает мама, следуя за мной из ванной в гостиную.
Она плюхается на старый диван, тот самый, продавленный, от которого вечно все тело ноет. Что ж, после панели мне хватит денег, чтобы оплатить ее последние занятия и, может, купить подержанную мебель. У меня еще есть кое-какие сбережения, и пусть гонорар за выступление не заоблачный, его хватит, чтобы продержаться. Мама ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, и я качаю головой.
– Что? – спрашивает она, откидываясь на подушки.
– Ничего, – фыркаю я. – Мне нужно это сделать, мама. Не только ради гонорара, который позволит больше не заниматься этим. – Я машу в сторону своей спальни, на компьютер. – Но и ради тебя и себя. Все блоги с ума сходят. Думают, я струшу и не приду. Думают, я пропала. Так пусть увидят. Пусть они все меня увидят. А потом я исчезну.
– Твоя подруга идет с тобой, да? – спрашивает она, пытаясь подняться на ноги. – Ребекка? Ну та, с волосами – ой, я ведь больше не могу ее так называть: теперь для кого-то ты тоже «та с волосами». – Мама улыбается, и я обнимаю ее.
– Да, она придет, – говорю я, отстраняясь. – Мы встретимся на конвенции. Она ушла пораньше, чтобы подготовить стол и… – Я хихикаю. Подруга точно заняла очередь еще на рассвете, мечтая встретиться с любимыми авторами комиксов – Кейт Лет, Далилой С. Доусон и Фионой Стейплс. Удобно быть участником. – Взять несколько автографов до того, как соберется толпа.
– Обещай, что будешь осторожна, – настаивает мама, хватая меня за руки. – Веди себя сдержанно, не говори ничего, что может навлечь на тебя неприятности.
– Обещаю. – Я в последний раз сжимаю ее ладони и направляюсь к двери.
У меня тяжело на сердце. Не потому, что я собираюсь сделать, а из-за того, что уже сделала.
Впервые в жизни я солгала матери. Я не могу быть осторожной, не сегодня, и я это знаю.
Торопливо спускаюсь по лестнице, ботинки грохочут по старым гулким ступеням, и я выбегаю через парадную дверь на свет. Солнце едва проснулось, а вот люди – очень даже: они спешат по тротуарам, чтобы добраться на работу, из-за которой им и пришлось так рано встать. Я меняю очки на солнцезащитные, стараясь не наткнуться на кого-нибудь, кто тоже может ехать на конвенцию и каким-то образом узнать меня.
Я быстро шагаю к поезду, который доставит меня в Нью-Йорк, только сначала отправится в противоположном направлении, к Хобокену, а затем развернется и поедет туда, куда мне надо. Неприятная задержка, но она того стоит, ведь заплатить придется всего два доллара.
Телефон гудит, и я вытаскиваю его, глядя на экран из-под солнцезащитных очков.
Там несколько сообщений, но ничего неожиданного.
Детектив Уоттс 6:03
Ты получила мое письмо? Я буду ждать в конференц-центре. Чуть что произойдет – сразу звони. Или пиши. Как хочешь. Я здесь.
Ребекка Коул 7:01
Ну ты где?! Я уже оформила стол и ВСТРЕТИЛА КЕЙТ ЛЕТ БОЖЕ ОНА ТАКАЯ КЛАССНАЯ, Я ПРЯМ НЕ МОГУ.
Улыбаюсь, и в сердце всходит росток надежды. Смотрю на платформу в паре кварталов отсюда, глубоко вздыхаю и иду.