два раза стрелять с одной и той же позиции, но там трасса была – другую позицию и не найти. В общем, лупанул славно, на два часа их атаку задержал. Сразу после своего выстрела услышал звук их ПКВТ. Пацана, который меня, так сказать, прикрывал, серьёзно ранило в задницу, а я себя щупаю – вроде всё только по касательной: они разрывными работали, на свои дырки в одежде потом смотрел и удивлялся – многое прошло просто в миллиметрах от тела. Короче, ничего серьёзного впопыхах на себе не заметил.
В первый день серьёзных боев – жарко было, за день, наверное, выстрелов двадцать я из шайтан-трубы сделал. Контузило слегка после работы танков. В те дни впервые на моих руках ополченец погиб, он местный был, двое детей у него осталось. Но потом один из осколков в груди у меня загнил – я с ним три дня бегал, – и мне его в Харцызске доставали.
Достали – я сразу обратно. Уже второй штурм готовился. Мы держали блокпост “Церковь”. Под конец дня нас уже на этом перекрёстке глушили со всех четырёх сторон. Десять человек “трёхсотых” у нас было, раненых вывозили с боем. Очень хорошо проявил себя командир взвода Кисель. Будь на то время я старшим – возможно бы, и струхнул.
Конечно, помню момент, как Шустрый из мотороловских шёл к нам на блокпост с флагом Новороссии. Наверное, это – один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Представляешь? Это ты не деньги выиграл, не с красивой девчонкой переспал и даже не взял очень важный турнир по боксу. Это что-то большее: наши пришли.
Ну и когда мотороловские продолжили зачистку и стали окружать укров, на наш блокпост опять пошла их штурмовая группа. Я, как всегда, с РПГ чистил зелёнку. И мне прилетело из АГС в спину…
Насчёт раненых – это вообще отдельная история.
Тому же Киселю в Иловайске чуть ли не наживую нос зашивали. А Жук выпивал и ножом сам себе осколки доставал…
После был донецкий аэропорт и при штурме нового терминала мне или пулёмет, или что-то снайперское в плечо сработало, мяса оттяпали чуть ли не с кулак. И, сука, угодили прямо в моё травмированное плечо.
Но аэропорт – это вообще мясорубка. И все их рассказы про киборгов умиляют. У них потерь было уж точно не меньше, чем у нас. Но им нужно было как-то реабилитироваться… Вот мы и получаем сведения о том, что в аэропорту то всю “Альфу” захерачат, то полсостава “Вымпела” убьют…
От пулевого я быстро очухался – за две недели: спасибо хирургу из ОЦКБ.
Вернулся опять на позиции, чуть больше недельки повоевал и, как говорится, “и снова здравствуйте”.
Мы стояли на пожарке в аэропорту. По нам танк сработал… Когда вытаскивали осколок из ноги – задели нерв. Он долго восстанавливается, теперь особо не побегаешь.
Многие из близких друзей теперь инвалиды.
…С той стороной – я мириться не буду. А всех “мирил” провожу на могилку к пацанам. Да, я обозлился. Моего сослуживца, после долгих побоев, застрелили и бросили в кусты. А второго – наряжали в женское платье и подвешивали на петле, не раз. У нас такого обращения с пленными не было. Ну, побили раз плотно, а потом максимум – заставляли прыгать и орать их сокровенное: кто не скачет, тот…
Да и бабушку, которая к нам выскочила из одного дома, причитая, что укры к ней в дом попали – а на ней халат дымился, – мне не забыть. И мужика помню, пришедшего пьяным с годовалым ребенком на наш блокпост: у него жену разорвало на куски после первого полёта “сушек” над Иловайском. И девчонок изнасилованных. И детей, убитых в Донецке на футбольном поле. А они, суки наглые, всё поют себе любимую песню про распятых мальчиков…
Многое я понял ещё во время первого штурма Иловайска, когда люди, которые находятся рядом с тобой, на глазах превращаются в былинных персонажей. Не все, конечно, – но самых смелых хватает для нужного сопротивления и чтоб ободрить других.
В какого бы мудака и мизантропа жизнь меня ни превратила, в чулане памяти останутся моменты настоящего героизма на войне.
В том же Иловайске девчонки – поварихи и медички – всего с тремя мужиками-бойцами держали оборону бригадного дома, и на крики укров “Сучки, сдавайтесь!” отвечали: “Донбасс не сдаётся!” – и кидали в них гранаты через окно.
И как мы стояли на блокпосту, когда нас глушили со всех сторон. У нас уже почти не было б/к, и не было связи; и командир принял решение держаться до того момента, пока не останется по рожку патронов – и лишь в этом случае отходить. И мы тогда, благодаря его стойкости, всё сделали правильно.
А Гиви, не спавший неделями и посыпавший укров из всего тяжёлого?
Да всё, что творилось тогда рядом с нами и на других направлениях, показало мне, что, со всеми нашими ужасными ошибками, мы умеем воевать.
Поэтому даже если представить самый нереальный вариант – при котором у ополченцев не осталось бы ничего, кроме стрелкового оружия, – я всё равно не поверю в захват и поражение Донбасса. Просто всё будет ещё ужасней и кровавей – с ужасными городскими боями.
В полный военный захват, думаю, и сами укры не верят. Единственный их шанс – купить верха, чтоб всё было по-старому, только мы при этом будем одевать георгиевские ленточки на 9 Мая и говорить на русском свободно.
Но… будем верить в лучшее».
Фамилия этого ополченца: Есеналиев. Мне почему-то кажется неслучайным, что в корне его казахской фамилии спрятан «Есенин». Недаром он там спрятался.
Центральная российская пресса публикует статью о том, как на саммите «большой двадцатки» в Австралии пытались издеваться над Путиным: в аэропорту встретили какие-то клерки, гостиницу дали четырёхзвёздочную, на одной из совместных фотографий поставили с краю и тому подобная ерунда.
Впрочем, совершенно очевидно наслаждение автора, когда он начинает рассказывать, как, в противовес Путину, встречали Обаму, как все вокруг него суетились, как американский спецназ высаживал (или засаживал?) его из вертолёта и так далее.
Под статьей 25 тысяч лайков – видимо, весь Марш мира сбежался на радостях. Ликование. Маленькое народное ликование.
Мой в прошлом близкий товарищ, любящий всяческую объективность, сетует в своих записях, что ему тоже обидно за президента – всё-таки это и его президент.
Но виноватые быстро находятся – это, конечно же, патриоты, радовавшиеся аннексии Крыма и всем последующим делам. Это из-за них всё, понял мой товарищ. Сразу же было ясно, что дело закончится санкциями и унижением, пишет мой товарищ. Думать надо было, уверяет он. И всячески обзывает этих самых патриотов.
Иначе говоря: не надо было трогать Крым и Донбасс, пусть всё идёт как идёт – и Путина не сажали бы за отдельный столик, а пригласили бы за общий, и относились бы к нему так же уважительно, как к главе ЮАР, Польши и Южной Кореи. Был бы большой человек, а не изгой.
Логика!
Философ и художник Максим Кантор очень кстати вспомнил, что, когда входил Сталин на подобных встречах – все вставали. Черчилль один раз хотел остаться сидеть, но не смог. Что-то его подняло вверх. В этом, пишет Кантор, разница между гигантом и шпаной.
И, не поверите, пост Кантора цитирует прогрессивная публика.
По-моему, это прелестно.
Путин – сколько там? – четырнадцать лет у власти? У Сталина как раз на четырнадцатом году был 1938 год. Он уже хорошо поработал к тому времени.
То есть, иначе формулируя, для того, чтоб перед Путиным вставали, Путину сначала нужно посадить Кантора, и всех, кто там налайкал полную лужу под его постом.
Или, может, пусть лучше не встают?
Мы, впрочем, забыли, что это мистическое вставание перед Сталиным началось ещё позже: когда он попилил и Польшу, и Финляндию, вывез самую беспокойную часть Прибалтики и Западенщины на Колыму, временно переселил крымских татар, поставил на место Японию и нарисовал карту Европы так, как ему нравилось.
Короче, Путин, не будь шпаной. Веди себя прилично. Как Сталин. Прогрессивная общественность просит.
Разница в восприятии происходящего с Россией противоборствующими сторонами – одна, но она ключевая.
Да, кризис, да, заслужили.
Но одни считают, что заслужили за «крымнаш» и «имперские амбиции».
А мы говорим: заслужили ровно за то, о чём мы, мракобесы и регрессивные люди, говорили последнюю четверть века, – нельзя суверенной стране, имеющей суверенные интересы, быть до такой степени вписанной в мировой валютный рынок, международные финансовые махинации, банковские мыльные пузыри, нельзя было до такой степени расплодить фонды, паразитирующие на перегоне денег из пустого в порожнее, – рано или поздно, говорили мы, всю эту систему придётся переделывать.
Россия, даже если бы победила всю на свете коррупцию, не смогла бы стать с экономической точки зрения частью «цивилизованного европейского мира».
Об этом знают в Китае и в Индии, об этом знают в части стран Латинской Америки, и в Северной Корее, да, об этом прекрасно знают.
Независимость стоит дорого. Независимость стоит дороже всего.
Потому что эта независимость – и есть наша свобода.
Никакой паники. Кризис в той или иной форме неизбежно случился бы. Он обязан был случиться.
Это закономерный финал не «крымнашисткого» марша, а всего того, что началось в 1986 году и стало новым законом в 1991 году.
Кантор снова даёт огня. Цитируем!
«…следовало сказать, что стихи “Клеветникам” – ходульные и глупые, этакое поэтическое камер-юнкерство. Но мы ведь стесняемся – как можно? К тому же вот и Бродский оскоромился, написал имперские стихи про Украину: “плюнуть, что ли, в Днипро” – и нельзя же сказать, что Бродский писал много кокетливых и глупых строк, заигрался в Вергилия при империи. Так не принято говорить в интеллигентных кругах, вот и промолчали. Достоевский был империалистом, бесспорно; были служаки: Симонов, и Фадеев…»
Зато, успокаивает Кантор, есть «великий пацифист Маяковский, автор строк “Знаете ли вы, бездарные, многие, думающие, нажраться лучше как, – может быть, сейчас бомбой ноги выдрало у Петрова поручика?..” – его что, в агрессоры записать? Есенин, написавший в поэме “Пугачёв” эпизод с преследованием калмыков… цену колониализму знал».