Помедлив, добавляет:
— Он обоссался. В прямом смысле…
— Остановись… — прошу, закрывая глаза и делая глубокий вдох.
К горлу подкатывает тошнота, но проходит так же быстро, как и наступила.
Я не знаю, что чувствую, скорее всего, ничего, только в груди давит, ведь мне становится страшно за сидящего передо мной мужчину. Мой бывший муж… в гневе он бывал сверхъестественно сильным, это пугает даже спустя почти четыре года!
— Это было два года назад, — произносит Кирилл. — Я тогда… из-за этого вернулся позже, чем обещал…
— Почему ты говоришь об этом сейчас?! — почти выкрикиваю я.
Смотрю на него ошарашенно. Сумасшедше!
— Ты выставила меня за дверь, если помнишь…
— Я все помню! — выдыхаю, пряча в ладони лицо со стоящими в глазах слезами. — Но я не хочу вспоминать!
— Давай не будем, — говорит, понизив голос. — Я говорю об этом только потому, что в этот раз хочу все сделать правильно.
Теряясь в чертовых воспоминаниях, выпаливаю:
— Что сделать?
— Предложение, — напряженно произносит Кирилл. — Хочу сделать правильное предложение.
Посылаю ему пылающий взгляд.
Нам еще даже не принесли заказ, а мои щеки горят, в груди тоже печет.
Правильное предложение? Роль жены, а не роль любовницы?! Что во всем этом правильно, что?! Что вообще теперь имеет значение? Что, кроме нас, с предложением или без? Для меня оно не важно, или я сама себе вру?!
Он встречает мой взгляд своим, таким же пылающим. Запускает ладонь в карман брюк, через секунду достает оттуда черную бархатную коробочку.
За его спиной вижу официанта, который разворачивается вместе с нашим ужином.
Мое сердце скачет еще быстрее, спина выпрямляется.
— Выходи за меня, — ставит коробочку на стол, предварительно открыв. — Я могу встать на одно колено, если хочешь…
— Ты не настолько старомодный, — отрезаю, комкая пальцами свое платье.
— Я уже не знаю, какой я, — обволакивает меня голосом.
— Вот уж не поверю!
Кирилл смеется. Ерошит волосы, проговаривая:
— Хорошо, допустим, себя я отлично знаю. Но я, блядь, без понятия, что ответишь мне ты. Выходи за меня.
Затаенное ожидание — это то, что вижу на его лице теперь, словно все, что отделяет нас друг от друга — кольцо, сверкающее увесистым бриллиантом, и еще мой ответ, который Мельник не берется прогнозировать, хотя уверена, он знал его еще до того, как озвучил предложение.
Да. Да, черт возьми! Тысячу раз!
Кусаю дрожащую губу.
Кольцо садится на мой палец, как влитое. Официант добавляет к ужину ведерко с шампанским “за счет заведения”, вскрывает бутылку с шумом и пеной. Кирилл улыбается, я чувствую себя дурой, потому что рассматриваю свою руку, наплевав на все.
У меня тысяча вопросов о том, что он рассказал, но мы целуемся. Горячо и невпопад. У нас не так много зрителей, но они есть: посетители ресторана, персонал. Боже, я бы сказала, что это ребячество, но мне внезапно нравится этот эпатаж. Настоящий, а не тот, который когда-то я создавала вокруг себя. Искусственный, фальшивый…
Сейчас я счастлива. Наблюдая, как Кирилл Мельник являет свету ровный ряд своих белоснежных зубов, я становлюсь безмозглой двадцатилеткой, а он… он остается самим собой…
Бокал шампанского заменяет мне ужин.
Мы сцепляем пальцы в замок, когда выходим из ресторана, который всполошили. Вокруг меня летний вечер и чертов калейдоскоп, голова кружится.
Забрасываю руки Кириллу на шею, стоя на пороге заведения, и не сразу понимаю, что его тело напрягается. Тело и взгляд, который бросает куда-то мне за спину. Его преображение стремительное и резкое, как и его движения, когда пытается затолкнуть меня обратно в дверь…
Я успеваю увидеть его шальной взгляд, споткнуться на своих каблуках о коврик и оглянуться через плечо.
Глаза цепляются за лицо яркой брюнетки. Перекошенное… бешеное…
— Кирилл… — слышу свой голос, который заглушает громкий хлопок.
Оглушительный. Такой громкий, что трясутся панорамные окна ресторана…
Глава 44
Маша
— Кирилл!
Собственный крик оглушает меня так же, как второй хлопок, который гремит за дверью в ту секунду, когда Кирилл ее за мной закрывает. Она стеклянная, и, повисая на длинной железной ручке, через стекло вижу, как он оседает, сползая по двери вниз.
— Кирилл! — в бешенстве толкая дверь, визжу так, что у самой закладывает уши.
Дверь не поддается, потому что он подпер ее своим телом с той стороны.
С криками пытаюсь вырваться из своей “ловушки”, пока на глаза наползает пелена. Она мешает уловить тот момент, когда на помощь мне приходит какой-то мужчина. Кажется, их даже двое, им удается открыть дверь, и я выскакиваю на улицу вслед за ними.
Мужчина впереди мешает пройти.
— Пустите! — рычу, толкая его в спину.
За ней впереди я вижу ее. Ту женщину. Вижу, как ее заталкивает в машину мужчина с седыми волосами. Он смутно знаком.
Мне плевать…
Они борются, кричат.
— Он никто! — визжит женский голос. — Никто! Ты никто! Слышишь меня, Мельник?! Ничтожество! Пустое место. Ты без меня пустое место!
Этот голос звенит в пространстве, скрипит. Он не нравится мне до тошноты, поэтому заставляю себя оглохнуть.
Я умею становиться слепой и глухой, если очень нужно. Если нужно спрятаться в себе или ото всех. Я так умею. Я научилась когда-то, в другой жизни. В той, которая перестала иметь значение, когда я увидела две полоски на тесте. Даже несмотря на то, что призрак той жизни всегда где-то рядом, значение имеет только настоящее. Здесь и сейчас…
— Кирилл… — выдыхаю рваным, полным паники голосом.
Голоса вокруг меня. Шаги. Люди, которые нарушают мое личное пространство.
И я становлюсь слепой и глухой ко всему, кроме него. Кроме Кирилла…
Лежа на боку, он тяжело дышит. Бледный, как полотно. Над ним склонился мужчина, а я падаю перед ним на землю, потому что ноги меня не держат.
Кровь пропитала его рубашку на спине. От страха у меня немеют руки.
— Не бойся… — хрипит, глядя на меня. — Вызови скорую…
Стоящий рядом мужчина уже это делает. Я уверена, не он один.
— Только не закрывай глаза… — прошу сипло, подкладывая ему под голову свой легкий пиджак. — Я не знаю, что делать… — дрожащей рукой провожу по его волосам…
— Ничего. Не переворачивай меня. Вызови скорую…
Из-за слез его лицо расплывается. Воздух застревает у меня в легких, я не могу вдохнуть.
— Только не бросай меня… — шепчу ему.
Он молчит, плотно сомкнув веки и губы.
— Только не уходи… Кирилл… — я произношу это с ужасом.
Меня охватывает ужас от того, что все это реально. Кровь на моих руках, его пепельное лицо. Утекающее сквозь пальцы время. Прямо на моих глазах. Вместе с его жизнью. И я ничего не могу сделать. Ничего!
— Скорую… — шевелятся его губы.
— Не бросай меня, пожалуйста! — выкрикиваю.
Лицо заливают слезы. Я не могу дышать. Не могу…
Он молчит. Он без сознания.
Я глажу его голову. Сжимаю пальцами его ладонь в своей. Боюсь его отпустить. Его рука холодная.
Я все еще не дышу.
Вокруг меня суета. Чужие люди. Сирены полицейских машин. Потом сирены скорой помощи.
Меня в больницу отвозит какая-то девушка. Она не разговаривает со мной, я просто пялюсь в лобовое стекло. Я становлюсь замороженной куклой. Руки и ноги не гнутся, эмоции на лице отсутствуют. Я словно ходячий труп, но это просто шок, гораздо страшнее пугающая темнота, которая пытается заполнить мою душу, чтобы отнять надежду.
Его забрали в операционную. Операция начнется с минуты на минуту…
Теряю над собой контроль, когда оказываюсь в безликом пустом коридоре, куда меня приводит медсестра. Энергосберегающие лампы на потолке так хорошо мне знакомы. В пространстве, где нет никого, кроме меня, мои хрипы звучат невыносимо громко.
Тело дергает. Я снова не могу вдохнуть…
Пожалуйста… только не уходи… Кирилл!
— Господи, бедная… — передо мной возникает женщина в белом халате. — Выпей, — заставляет обхватить пальцами пластиковый стакан. — Дыши, — водит рукой по моей спине. — Давай-давай, вдохни…
С ее помощью мне удается сделать вдох, но лучше бы не получилось, ведь все это время как раз воздуха мне и не хватало, чтобы завыть. Я вою, уткнувшись лицом в ее живот, а она что-то говорит, ласково гладя меня по волосам.
Когда рассвет окрашивает потолок коридора розовым, посещает мысль, что про меня забыли. Лежа на неудобных стульях, наблюдаю за тем, как за окном становится все светлее и светлее. Затекшее тело слушается с трудом, но я заставляю себя сесть, как только слышу эхо быстрых энергичных шагов где-то поблизости.
Это врач. Хирург. Он выглядит усталым, и прощает мне мою заторможенность, спрашивая без прелюдий:
— Огнестрельный ваш?
— Да… — отвечаю сухим ломким голосом.
— Мы достали пулю. Прооперировали диафрагму…
— Он жив? — спрашиваю шершаво.
— Пока в коме, но она искусственная. Мы разбудим его, когда он стабилизируется. Точнее, если стабилизируется. Будет он жить или нет, узнаем, думаю, сегодня к вечеру…
Впитывая каждое сказанное слово, я отправляю “если” в ту шкатулку, где храню самые ненавистные для себя слова. Те слова, горький вкус которых когда-то успела сполна прочувствовать.
“Ожидание”, “неизвестность”, “если”.
Выстроившись в моей голове друг за другом, они образуют порядок, который, знаю, перекроит мою жизнь во второй раз, только в этот раз прежней я не стану уже никогда…
Глава 45
Маша
Два дня спустя
— Привет, — Чернышов выпрямляется в глубоком кожаном кресле. — Проходи, садись.
Он указывает рукой на ряд свободных стульев вдоль длинного стола, примыкающего к его рабочему. В кабинете мэра светло. Даже слишком. Свет режет мне по глазам, ноги тяжелые, в висках навязчивый стук. Я не спала, кажется, пару дней, и сейчас не уснула бы, слишком болит голова.