А на следующий день мы встретились. Он увидел меня, начал при всех оскорблять, унижать – что я боюсь его и все такое. А я ведь ушла от него только тогда, когда он меня сильно ударил, когда стало страшно, хотя до этого в течение нескольких месяцев он находил повод, чтобы дать мне пощечину. И я терпела. Мне кажется, я заслуживаю все это, потому что желаю смерти своему отцу. Это мне в наказание.
– Никто, Вероника, никто не заслуживает такого. И то, что происходит сейчас в твоей семье, не должно происходить ни с одним человеком, это неправильно и ужасно. Я восхищаюсь тем, что ты выдерживаешь все это и нашла в себе силы прийти сюда и рассказать нам о том, в каком кошмаре тебе приходится жить. К сожалению, мы не выбираем родителей. Но мы точно можем выбрать то, как построить свою семью, и тут твоя жизнь может отличаться от жизни твоей мамы.
– Но пока ведь живу с родителями, и мне еще два года с ними жить. Я не выдержу.
– Это непросто, и мне жаль так говорить, но выход действительно есть – ждать 18-летия, уезжать и строить свою нормальную жизнь.
– Я не знаю, что такое нормальная жизнь. То есть не представляю, как живут, например, мои подруги, каково это – приходить из школы домой, где отец никого не бьет, не орет, не напился; мама не избита; когда не страшно. Я, наверное, привыкла, что женщин бьют. Мне кажется, в моей жизни будет только так.
Вита слушала Веронику и думала: «А может быть, у меня еще все не так страшно? Да, папа напивается, но нет такого ужаса, как рассказывает эта девочка. Начинаешь по-другому смотреть на свою семью. Мой вариант не так уж и плох». Мысль была, с одной стороны, успокаивающая, а с другой – от нее стало не по себе: как-то такая жизнь совсем не казалась ей раем и радоваться было нечему.
– Вероника, ты уже знаешь, чего ты не хочешь и чего не позволишь сделать с собой.
– Это неправда, я уже позволила. Первый же мой парень бил меня.
– Да, мы ошибаемся, не сразу видим опасность. Когда нет опыта наблюдения и оценки, сложно заметить, что что-то не так. Если избивать дома, в семье – норма, то поначалу кажется, что пощечина – вообще ерунда. Дома приучают, что ты сама виновата, и эту идею ты переносишь и в свои отношения. Терпишь, думаешь, что, может, все не так плохо. Но ты уже вышла из отношений – для этого требуется много сил и смелости. Ты здесь, ты хочешь помощи. Некоторые вещи сложно делать одной, а тут ты всегда получишь поддержку и принятие.
Вероника плакала, ребята старались успокоить ее кто как мог: кто-то налил чаю, кто-то принес баранку. А Вита спросила:
– Анна, а что делать, если ты действительно ничего не можешь изменить в ближайшие годы? Тут ты с группой раз в неделю, а там – ежедневно с утра до вечера. Что можно сделать?
– Вита, «делать» для чего?
– Чтобы защитить себя, чтобы это быстрее закончилось.
– В зависимости от того, что происходит. Во-первых, если есть прямая угроза жизни (к сожалению, такое бывает, когда родитель бросается с кулаками, душит), то обращение в полицию и даже в органы опеки будет наиболее правильным вариантом. Это важно, чтобы самому не стать жертвой, своя безопасность – прежде всего. Но нужно понимать, что тебя могут забрать из семьи и поместить в приют/интернат. Это крайний вариант, когда опасность действительно существует. Ее важно оценивать реалистично.
Другой вариант – и я тебе его рекомендую – попробовать поговорить с мамой насчет развода и возможности разъехаться. Иногда мамы сохраняют отношения ради детей, но маме важно объяснить, что отношения сейчас хуже, чем их отсутствие.
Мне искренне хочется сказать, что все можно поправить; пообещать, что мои советы помогут, но иногда ничего не работает, нужно просто ждать совершеннолетия и бежать. Тогда остается только помнить, что такие отношения – не норма, что ты строишь и выбираешь отношения сам; от тебя зависит, какими они будут. Из разрушительных отношений ты имеешь право выйти. И чтобы после восемнадцати лет было куда бежать, учись. Учись здесь и сейчас. Твои знания – единственный твой багаж. Может быть, ты уйдешь из дома с пустыми руками, но как бы банально это ни звучало, имея знания, ты сможешь найти работу, устроиться и не зависеть от семьи или от партнера, который пытается воспользоваться твоей зависимостью.
– Анна, я пришел в группу, потому что друг порекомендовал. Кто-то из его родственников вас знает. Он прямо настаивал, чтобы я сюда пошел. И я пришел. Сначала думал, что будет какая-то фигня, но некоторые истории меня задели. Я тоже хочу рассказать свою.
– Пожалуйста. Ты Саша, да?
– Да, Саша. Мне шестнадцать лет. Я, наверное, такой же, как парень Вероники. Я тоже ударил свою девушку, ее родители заявили в полицию. Меня поставили на учет. Могло бы ничего и не быть, но у ее родителей есть деньги, а у моих нет. Вы меня осуждаете?
– Зачем ты ее ударил? Она тебе что-то сделала? – спросила Вероника.
– Не помню, это было год назад, что ли. Выбесила меня. У меня иногда случаются приступы гнева, я не могу себя контролировать.
Анна немного переживала, как может развернуться диалог у Саши и Вероники, потому что они оказались «по разные стороны баррикад». Сначала она хотела сказать, что даже если человек что-то делает не так, он не заслуживает физического насилия, но поняла, что тогда Саша может закрыться.
– Саша, что заставило тебя сейчас рассказать об этом?
– Я не думал тогда, как чувствовала себя девушка, думал только, что она меня бесит и что сама виновата. А Вероника стала рассказывать про свою семью, что их бил отец, и я вдруг вспомнил.
Мне было четыре года, когда мама сошлась с отчимом. Примерно через год он начал ее избивать – бил по печени и почкам. Я просыпался от шума драк и орал. А отчим ударял маму и, пока она вставала, успевал подойти ко мне, ткнуть лицом в подушку и держать, пока я не задохнусь. Я терял сознание.
– Господи… – выдохнул кто-то из группы.
– Еще он ударил меня головой об угол стола – у меня шрам и вмятина на лбу. А как-то раз толкнул маму так, что она влетела головой в аквариум, тот разбился, вокруг стекла, вода, умирающие рыбки… Я их собирал по полу. Почти все потом погибли. И куча мелких стекол в плечах, лице и голове мамы. Что смог, я вытащил, остальное доставала в бане ее подруга – глубоко врезались. У меня есть старшая сестра. Когда ей было девятнадцать лет, отчим избил ее на глазах у ее двухлетнего сына. С мужем она тогда развелась, заступиться было некому, а меня не было дома. Сестра потом пошла в полицию и написала заявление! Тут, можно сказать, повезло. Участковый оказался молодым парнем, положил на нее глаз. В общем, над отчимом поработали в полиции так, что пока он больше не трогал ни нас, ни тем более маму.
Но что с того, что он перестал это делать? Что с того, что теперь он любит моего племянника? В моем детстве он избивал меня, бил по голове – у меня теперь проблемы с глазами, – доводил морально, унижал и оскорблял. Я его ненавижу. И себя ненавижу.
– Тебе кажется, что ты становишься на него похожим?
– Да, я сегодня понял, что, когда меня кто-то бесит, я перестаю себя контролировать; мне хочется крушить все вокруг, ломать вещи, мебель и, если кто-то рядом, мне хочется, чтобы и он мучился, тогда мне как будто легче становится.
– «Бесит» – это как, Саша?
– Последний раз я играл на компьютере, мать попросила убрать, а я не сразу пошел, и она начала зудеть: мол, я сижу и ничего не делаю. Я разозлился и бросил стул в стену. Она стояла рядом. Я кричал так, что она заплакала и ушла. Я понимаю, что поступил неправильно, но в тот момент я не мог себя контролировать. Я не хочу становиться как отчим. И не понимаю, почему мама продолжает с ним жить после всего, что он сделал.
– Ты не станешь как он, потому что уже отследил в себе такое поведение. Гнев – это зачастую реакция защиты.
– Но мне не от чего было защищаться.
– Сейчас – да, но когда-то ты постоянно чувствовал себя беззащитным: отчим мог неожиданно напасть, избить… Это страшно, и тогда ты был не в состоянии себя защитить. И с одной стороны, копилось это напряжение от несправедливости, подавлялись чувства, а с другой, как это ни прискорбно, модель поведения усваивалась. Мы все усваиваем поведение окружающих людей. И вот настал момент, когда ты себя можешь не сдерживать, за это ничего не будет, и твоя ярость прорывается со всей накопленной силой. Плюс, похоже, есть и обида на маму, что она продолжает жить с отчимом, тем человеком, который сильно навредил вашей семье.
– И что делать?
– Ребята, я знаю, что многие из вас сталкивались с такой проблемой: как контролировать себя? Мне бы хотелось дать вам быстрый совет, как помочь себе и перестать злиться, научиться контролировать себя. Но, к сожалению, такого совета не существует. Одно могу сказать: когда вы знаете, что такое с вами может случиться, то контролировать проще. Гнев появляется тогда, когда нам кажется, что мы беззащитны. При этом ситуации могут быть самые незначительные. Так происходит, потому что внешне вы вроде бы уже взрослые и сильные, а внутри можете быть такими же маленькими, как тогда, когда к четырехлетнему Саше отчим подходил и душил его. И тот маленький Саша внутри боится, а выросший Саша реагирует, потому что уже способен. При этом маленький Саша просто не знает, что ему теперь ничто не угрожает, что он уже большой, сильный и может за себя постоять, что не во всех ситуациях нужно защищать себя как в последний раз. Если вы чувствуете прилив гнева, напомните себе об этом. Это про вас, а не про маму и компьютер.
И пожалуйста, продолжайте ходить в группу. Это вам будет помогать. Саша, ты как?
– Мне полегче, но все равно сумбурно, надо обо всем подумать.
– Я рада, что полегче. Нам сегодня пора расходиться. Спасибо ребятам, которые поделились своими историями.
Вита шла домой. Двойки, бойкот, ссора с Машей выглядели как пустяки на фоне того, что она сегодня узнала. Как люди вообще выживают в таких условиях, как продолжают жить, не сходят с ума, а приходят и просят помощи?! Вита вдруг подумала, что она совсем не имеет права расклеиваться, что в ее жизни ей все по плечу, она справится и с Пчелиным, и с классом, и с папой. А потом Вита снова вышла из клуба вместе с Ирой. Девочки обменялись контактами и общались в течение недели, и Вита уже не чувствовала себя одинокой.