Только глубокая, старая печаль, присыпанная пылью прожитых лет и исхоженных дорог.
— Иногда подарить смерть — это благо. Это все, что мы можем предложить любимому человеку, чтобы спасти его.
— Всегда есть выход…
— Когда на твоих руках от проклятья умирает семилетняя девочка, захлебываясь кровью, не узнавая даже собственных родителей, то вот это, — он указал на прикрепленный к поясу кинжал, — единственный выход.
Я тяжело сглотнула.
— Но ведь…
— Мир совсем не такой, как ты думаешь. Из окошка папкиного дома он, может быть, чистый и красивый, как игрушка в стеклянном шаре, но на деле…
Фолки хмыкнул и передернул плечами.
— Надеюсь, ты никогда не узнаешь.
— Прости меня! — выпалила я и до боли сжала руки, впиваясь ногтями в ладони. — Я просто… не хочу. Не могу смириться!
— И жалишь любого, кто под руку подворачивается? — рыкнул мужчина через плечо. — Это плохая практика, малышка. У людей есть сердца, знаешь ли. Сердцам свойственно болеть и кровоточить, на них могут быть незажившие раны.
— Я не подумала…
Фолки повернулся, и его широкая улыбка не могла меня обмануть.
В ней читалась горечь.
— Как и всегда, правда?
Он остановился внезапно, будто уперся в невидимую стену. С губ сорвался тихий вздох, а стилет вспорол ладонь, разбрызгивая вокруг тяжелые красные капли.
Пахнуло жаром пустыни и влажной землей, тихо заскулила русалка, намертво вцепившись в мою руку, оставляя на коже глубокие царапины от когтей.
По невидимой преграде пламя растеклось жаркими волнами, обугливая препятствие, позволяя увидеть, что же там дальше, а в нос ударил странный сладковатый запах. Так могло пахнуть тухлое мясо или сгнившие фрукты.
Мужчина поднял руку, приказывая стоять на месте, и вышел вперед. Отодвинув несколько мохнатых веток елей, он бросил на меня предупреждающий взгляд и кивнул вдаль.
— Щит совсем слабенький. Подозрительно это все.
Я всмотрелась в темноту и задержала дыхание, жадно разглядывая крохотный домик, который крепко врезался в память и снился мне в кошмарах.
Долгие десять лет.
Фолки
Я смотрел на дом ведьмы и не чувствовал никакой силы поблизости, будто ведьма вообще давно ушла или умерла, оставив после себя лишь хижину.
Странно. Очень странно.
Хотя я догадывался, почему так произошло, только малышке ничего не сказал. Сам ведь объяснял ей, что происходит с ведьмиными избранниками, когда те входят в силу! Вот только когда волки не появились во второй раз, чтобы добить незваных гостей, — в голове защелкало и все кусочки головоломки встали на положенные места.
Откуда дети берутся — не секрет, Илва могла бы догадаться, что здесь творится, но ее мысли были заняты братом — ей не до теорий и вопросов.
Я же прикинул, сколько лет Альве и как давно ведьма могла его пользовать как личную постельную забаву.
И все остальные сроки прикинул тоже.
Разумеется, с первого раза чуда не случилось: ведьма — не человек. Тут нужно куда больше, чем просто желание родить ребенка. Нужна подготовка, ритуалы, особые заговоры.
Сила изменила ее, исковеркала тело и душу. Обычный маг оставался человеком до самой смерти. Те же, кто подарил себя мраку во обмен на могущество, — были чем угодно, но не людьми.
Что она могла породить от связи с обычным человеком — не хотелось думать.
Илве не обязательно знать…
Она такая хрупкая.
Тряхнув головой, я переключился на насущную проблему. Вы только гляньте — вот она, поляна! И никого вокруг: ни волков, ни других прихвостней. Даже ночные птицы не показывались, не подавали голос. По спине побежали холодные мурашки от одного только взгляда на пустое, засыпанное снегом крыльцо, изрисованные морозными узорами окна, покосившиеся ставни.
Дом казался нежилым, заброшенным, ветхим, и я видел, с каким недоверием его рассматривает Илва.
Это всего лишь видимость. Что-то там двигалось, за окнами. Что-то ходило по коридорам и рассматривало незваных гостей так пристально, что во рту пересохло от накатившей волны ужаса и отвращения.
Здесь даже пахло… неправильно. Не снегом и зимней стужей, а сладковатым духом разложения.
— Будто десять лет никого не было, — пробормотала малышка себе под нос.
— Не обольщайся, — прошептал я. — Мне это совсем не нравится. Тут пахнет одной большой ловушкой. И где-то поблизости может ошиваться твой братец.
Душераздирающий вой заставил меня содрогнуться всем телом, русалка рядом протяжно зашипела и прижалась к земле, ненавидяще поглядывая на ведьмино жилище. Будь ее волосы короче — и они точно бы встали дыбом, как ежовые иголки.
Вокруг дома заклубился плотный кроваво-красный туман. Он потянулся вверх, к верхушкам деревьев, сметая на своем пути снег и хвою, оплел длинными щупальцами ветки, ломал их, как тонкие прутики.
— Что происходит?! — зашипела Илва.
— Кажется, что самое худшее, — я шагнул вперед, ступил аккуратно на край поляны, и в воздухе разлился противный громкий перезвон, будто тысячи колокольчиков решили устроить концерт одновременно. — Гадство!
Тихо скрипнула дверь дома, жалобно застонали доски крохотного крыльца.
Илва вся напряглась, сжалась, как пружина. Она вцепилась в мою руку и открыла рот, будто хотела что-то сказать, но слова так и не слетели с губ.
Прямо в снег с крыльца сошел Альва и посмотрел на нас. Он ни секунды не сомневался в том, где спрятались незваные гости.
— Фолки, позволь мне поговорить с ним! — отчаянно прошептала малышка, а я подумал, не рехнулась ли она окончательно.
“Поговорить” с прихвостнем ведьмы?!
“Поговорить”?
Тут надо брать оружие и молиться, чтобы хватило сил спастись!
— Фолки, я умоляю, — бормотала Илва. — Я смогу до него достучаться: все еще где-то там есть мой маленький брат!
— Это самоубийство, я не могу позволить…
Илва ухватила меня за плечо и, привстав на цыпочки, коснулась моих губ болезненно-жарким поцелуем. Столько было боли и мольбы в этой незатейливой ласке, что я не смог вымолвить ни слова.
— Прошу. — В зеленых глазах вспыхивали золотистые огоньки.
Так, наверное, могли бы выглядеть искорки последней надежды.
— Если он хотя бы дернется в твою сторону, — прорычал я. — Сожгу не задумываясь.
Девчонка качнула головой и вышла на поляну, встала передо мной так, чтобы закрыть собой от Альвы.
Или наоборот — пыталась спрятать от меня брата, подставив спину.
Все это казалось неправильным, смертельно опасным! Я должен был просто одним ударом оборвать его жизнь, освободить от связи с ведьмой, потому что совершенно не верил, что эта хрупкая девочка может достучаться до запертого на замок разума, скрытого пеленой дурмана.
И оставить ее я не мог, хотя цель моего путешествия была здесь.
В доме.
Я чувствовал, как там горит тусклый огонек силы: запертой, вероломно отнятой у меня.
Я мог бы броситься в обход, пока Альва будет занят сестрой. Разве я не для этого сюда пришел? Не для того, чтобы забрать свое и сделать ноги? Кто эта девочка мне? Чужая.
Да, ее кровь — невероятна. Она будто создана для меня, но если мы не спасем ее брата, то тонкая ниточка доверия между нами натянется и порвется.
И в хваленую сестринскую любовь не верю.
Но я не мог сдвинуться с места — только наблюдал как завороженный за каждым движением малышки. Каждый мускул дрожал от напряжения, а когда девчонка чуть не упала, едва переставляя ноги по глубокому снегу, я рефлекторно дернулся вперед, собираясь подхватить ее.
Ты спекся, маг. Куда ты собрался убегать?
Уже поздно, ты не сможешь уйти. Ты прочно в эту мелкую влип.
Посмотри на нее… посмотри внимательно.
Шаг. Хруст. Илва провалилась в снег, но подняла руку и молча приказала мне стоять на месте. Это ее война, ее последний шанс поговорить с братом, а у меня внутри все в узлы сворачивалось от волнения.
За спиной зарычало и захрупало. Русалка обогнала меня и пыталась держаться поближе к Илве. Она встала в полный рост, втянула носом воздух и крутила головой, переводя взгляд с малышки на ее брата и обратно. Ее смущали почти одинаковые запахи, и волшебное создание никак не могло понять, что здесь вообще происходит.
— Альва! — голос малышки дрожал от слез, губы тряслись и ломали слова, а в груди все натянулось, как струны какого-то музыкального инструмента, завибрировало от накатившего страха. — Это же я, ты не помнишь?
Он убьет ее.
Совершенно точно убьет…
Альва склонил голову набок, прислушался. Понимал ли он, о чем говорит Илва? Или просто выжидал момент для атаки?
— Альва, пожалуйста! Разве ты не узнаешь меня? Помнишь, как мы сбегали из дома в город, чтобы посмотреть на настоящий цирк? Ты еще забрался в клетку к снежным белкам, украв перед этим пучок морковки. А как мы играли на замерзшем озере и наблюдали вечерами, как подо льдом танцуют разноцветные вирты? Помнишь? Мы загадывали желания, наблюдая, как весной начинается красный звездопад! Ты хотел однажды уехать в большой город и магии научиться!
Илва переминалась с ноги на ногу, комкала в руках край плаща.
Шажок вперед. Совсем маленький, неуверенный, будто она собиралась коснуться брата.
— Илва…
Я замер с раскрытым ртом, когда увидел, что парень смотрит на малышку совершенно осмысленно. Темный туман в его глазах растворился, уступив место влажном блеску яркой лиственной зелени.
— Я ведь уже всему научился.
Рванув вперед, я полоснул клинком по руке, а красная пелена ужаса застелила глаза.
Снег под сапогами девчонки поднялся в воздух, будто кто-то ударил по нему невидимой плетью. Малышка пошатнулась, судорожно дернулась, подняв руку к груди, а когда неверяще посмотрела на собственные пальцы — те были красными от крови.
Колени Илвы подкосились, и она рухнула в снег.
Илва
Удар был таким неожиданным, что я не смогла ничего сделать. Даже отступить не успела, когда невидимое лезвие полоснуло по коже, рассекая рубашку на груди. От страха ноги подкосились, и я рухнула, как срезанный косой стебель, лицом прямо в пухлую холодную крупу. Над головой пронеслась широкая огненная дуга, а русалка, протяжно завыв, бросилась на Альву, вып