— Наверное…
Мирослава решила не спрашивать Трофимова, что там у него приключилось то ли на работе, то ли с Лизой. Это, собственно, ее не касается. Но вывести из оцепенения Трофимова не мешало бы.
— Помните, я рассказывала вам, что мы с Семеном были в музее?
— Конечно, помню.
— Я упомянула о полотнах Марии Белкиной, которые меня просто очаровали. Вы, конечно, о ней слышали?
Он усмехнулся, подозревая, что она заходит издалека, но пока не понял, что это значит и ответил:
— О Маше? Конечно, я не раз встречался с ней. Она не только художник бесподобный, но и человек прекрасный.
Мирослава, к своему облегчению, заметила, что Трофимов оживился.
Он между тем продолжал:
— Мария активно участвует в благотворительности. Она продала несколько своих картин, и все деньги пожертвовала в Фонд помощи больным детям и на другие благие цели.
— А у вас есть ее картины?
— Конечно! В моем кабинете висит «Сосновый бор», хотите посмотреть?
Мирослава для поддержания разговора, согласилась.
В кабинет хозяина дома она ни разу не заходила, хотя он и предлагал ей пользоваться его компьютером, но ей удобнее было располагаться за тем, что стоял в гостиной.
Сложив посуду в мойку, они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Богдана.
Мягкий полумрак и прохлада кабинета, наверное, в дополнение к картине, висевшей на стене, создавали атмосферу соснового бора…
Трофимов раздвинул портьеры, и Мирослава смогла лучше разглядеть картину…
Художнице удалось так осветить темные сосны лучами восходящего солнца, что от картины веяло светом и неиссякаемым оптимизмом. А глядя на россыпи солнечных зайчиков, весело прыгающих возле корней старых деревьев и на рыжеющей траве, зритель начинал невольно улыбаться.
Несколько минут Мирослава не могла оторвать взгляда от картины. Потом услышала голос Трофимова:
— А в спальне висят Машенькины анемоны. Хотите посмотреть?
— В другой раз, — уклончиво ответила Мирослава, не собираясь в принципе заходить в их с Лизой общую спальню.
Трофимов кивнул.
— Я тоже купила несколько картин для себя и для друзей.
— Вот как? Вы близко познакомились с Машей?
— Да, мне дали ее адрес в музее.
Трофимов хотел что-то спросить, но передумал.
— Богдан! Мне нужно поговорить с вами. Но та информация, которую вы сейчас услышите, должна остаться сугубо между нами.
— Да, если так надо.
— Помните, я говорила вам об Алене Саранцевой.
— Да, но интересовались вы больше ее женихом, — улыбнулся он.
Мирослава кивнула:
— Было такое. Хотя, меня, конечно, интересовала сама Алена, как девушка, за которой пытался ухаживать Олег.
— Пытался?
— Ну да, она же не ответила на его ухаживания.
— И вы думали, по какой же это причине? — спросил Трофимов.
— Да, я потом узнала, что, во‐первых, у Алены есть жених, некий Федор Самсонов. А во‐вторых, Алена кое-что рассказала мне об Олеге, вернее, о том, что произошло когда-то в школе. Но это уж было после нашей встречи.
— То есть? — не понял Богдан.
— Она ночью позвонила мне по телефону.
И Мирослава пересказала Трофимову на этот раз все, что услышала от Саранцевой:
— Именно поэтому я попросила вас отыскать сторожа…
— Я нашел его адрес, собирался как раз вам сообщить.
— Вам Олег никогда ничего не рассказывал об этом случае?
— Шутите?
— Нет, может, случайно обмолвился?
— Нет, мы вообще с ним мало общались.
— Елена Павловна, конечно, тоже не рассказывала…
— Вот именно.
— Но уж Юрий Евгеньевич не мог не знать об этой истории.
— Отец?! — Брови Трофимова взлетели вверх.
— Они же близкие друзья, и кто, как не ваш отец, мог помочь выпутаться сыну любимой женщины из неприятной истории.
— Вы хотите сказать грязной истории.
Мирослава пожала плечами.
— Я уверен, что отец этого не делал.
— Мы можем с ним поговорить? Разумеется, конфиденциально, я не хочу, чтобы он проинформировал Елену Павловну.
— Я думаю, что это можно устроить. Например, сегодня вечером, когда отец приедет домой.
— Хорошо…
— А на день у вас есть какие-либо планы?
— Есть, спасибо вам за адрес, хочу навестить этого сторожа, случайно подслушавшего разговор директора, Елены Павловны и предположительно следователя, который вел это дело…
— Вы хотите сказать, что было заведено дело?
— Да, Саранцева уверена, что сестра потерпевшей подавала заявление в милицию, но дело, как я думаю, бесследно исчезло.
— И вы надеетесь узнать у сторожа подробности?
— Да, насколько я понимаю, он живет на даче в нескольких километрах от города?
— Я поеду с вами, — решительно заявил Трофимов.
— Хорошо.
— Я только сделаю один звонок, вы не возражаете?
— С чего бы мне возражать, — пожала плечами Мирослава и вышла из кабинета.
Пока она шла по коридору, до нее донеслось:
— Пеппи, родная, не сердись. Я был не прав, но я осознал и исправлюсь.
Мирослава улыбнулась и стала спускаться по лестнице. Сердце подсказывало ей, что Пеппи простит своего Бодю…
Через полчаса они уже выехали из ворот и направились в сторону старых дач.
Приблизившись к месту назначения, Мирослава увидела, что дачи действительно были старыми, по-видимому, обитали здесь пенсионеры, которым они были выделены еще в советские времена. А возможно, что эти дачи были приобретены еще их родителями…
Они нашли нужную им улицу и теперь вглядывались в номера домов.
Дача, которую они искали, умещалась на шести сотках, была обнесена старым деревянным забором, сквозь щели которого был виден нехитрый огород, небольшой старый дом и сад, теснившийся позади него.
Едва они приблизились к калитке, как невесть откуда с той стороны к ней примчалась дворняга с густой шерстью соломенного цвета и залилась яростным лаем.
— Молодец, — сказал Трофимов, — честно свой хлеб отрабатываешь, не то, что мой Васька.
Мирослава невольно улыбнулась.
— Хозяин! — закричал Богдан. — Есть кто в доме?! — Трофимов забарабанил кулаком по калитке так, что она затряслась, как ветхий домик одного из поросят.
— Иду я, иду, — донеслось до них, — эко, нетерпеливый народ стал, — послышались шаркающие шаги.
Собака продолжала заливаться лаем. Наконец на тропинке показался старичок лет семидесяти пяти или более. Он подошел к калитке, потрепал собаку по загривку:
— Ладно тебе, Ермолай, люди небось по делу пришли.
Как ни странно, собака сразу успокоилась, завиляла хвостом и, подпрыгнув, облизала лицо хозяина.
— Ну, вечно ты со своими нежностями и на людях, — ласково проворчал старик.
Ермолай сделал вид, что засмущался, вильнул хвостом и улыбнулся во всю пасть.
— Нам бы Анисима Петровича Маркелова повидать, — сказал Трофимов.
— Так я перед вами. Глядите.
— Здравствуйте, — сказала Волгина, — меня зовут Мирослава, а это Богдан. Нам очень нужно с вами поговорить.
— О чем? — спросил старик, открыв калитку.
— Об одном давнем случае. Мы могли бы пройти в дом или хотя бы на веранду?
— Проходите.
Мирослава и Богдан последовали за хозяином, замыкал шествие Ермолай.
Вскоре они все расположились на небольшой, но уютной веранде, густо обвитой диким виноградом и плющом. Желтые и красные листья растений уже начали облетать и щедро усыпали подоконники.
Старик засуетился и достал из старинного буфета две вазочки из голубоватого стекла, на которые горкой выложил яблоки и груши.
— Свои, угощайтесь, — гордо заявил он.
— Спасибо, — Мирослава взяла спелую желтую грушу и надкусила ее, — какая вкусная!
Старик улыбнулся.
Трофимов нехотя последовал примеру Мирославы и тоже начал жевать грушу.
— Анисим Петрович, мы хотели бы поговорить с вами об одной истории, которая произошла, когда вы работали в школе.
— Вот как? — Старик насторожился.
— Мы понимаем, что вас просили сохранить ее в тайне, но обстоятельства с тех пор изменились. Не так давно был убит один из главных участников того инцидента — Олег Коршунов.
— И что же с ним приключилось? — спросил Маркелов равнодушно.
— Видите ли… — проговорил Трофимов, — Олега жестоко убили.
— Почему вы думаете, что это как-то может быть связано со школой?
— Его изнасиловали, — проговорила Мирослава твердо.
— Что с ним сделали?! — искренне изумился старик.
— Изнасиловали. У него от мучений остановилось сердце.
— Вот она, демократия, — проворчал Анисим Петрович, — в наше время мужеложство преследовалось по закону и каралось.
— Его изнасиловали женщины.
— Вы шутите?!
— Ничуть.
— Да, но…
— Мы предполагаем, что это могло быть местью.
— Но каким образом? Та девочка…
— Расскажите нам все, что вы слышали тогда?
— Даже не знаю. А вы из милиции?
— Нет, мы не из полиции. Я частный детектив, а Богдан — родственник погибшего. Но полиция в курсе. Это могут вам подтвердить оперуполномоченный Максим Карелин и следователь Рябинкин Сергей Викторович. Я назову вам их телефоны, и вы можете им позвонить и удостовериться.
Маркелов отмахнулся:
— Я вам верю.
Он посмотрел на Мирославу:
— Вас нанял этот родственник? — Он указал на Богдана.
— Да, по просьбе Елены Павловны Коршуновой — матери погибшего.
— Значит, она в курсе?
— Конечно.
Мирославе не хотелось, чтобы Маркелов звонил Коршуновой, но, если он решит это сделать, она решила не препятствовать ему.
— Поздно эта дамочка опомнилась, — вздохнул Анисим Петрович, — но я вам расскажу все, что слышал.
Богдан напрягся, Мирослава приготовилась внимательно слушать.
— В тот день дежурил мой напарник, а ночью была моя смена, — заговорил Маркелов. — Я пришел в этот вечер немного позже, у нас с напарником на этот счет была договоренность. В это время в школе уже никого нет, и я не сомневался, что все ушли. Закрыл входную дверь и пошел проверять вверенное мне хозяйство. Так было заведено, что вечером сторож проверял все кабинеты. И вот, я обхожу их один за другим и вдруг слышу, в кабинете директора кто-то есть. Я удивился и прислушался. От их разговора у меня волосы встали дыбом! — Он замолчал на пару секунд: — Вероятно, я не слишком осторожничал и, как на грех, наступил на половицу в коридоре, которая вечно гро