Он широко улыбнулся, удовлетворенный ее ответом.
— Кафе на твой выбор, — сказала Волгина.
Он кивнул и уверенно повел машину туда, куда известно было только ему.
Позднее Мирослава оказалась довольна его выбором. Кафе оказалось довольно скромным, но готовили в нем великолепно.
Видя восторг в ее глазах, Семен придвинулся к ней поближе и шепнул:
— У них шеф-повар итальянец. У него в Риме свой шикарный ресторан.
— А что же он делает здесь?!
— Хочет поближе изучить жизнь российской провинции.
— Зачем?!
— А кто их поймет этих иностранцев, — беззаботно отозвался Семен.
Глава 9
— Эх, Вася, и почему поблизости нет Бабы-яги?
Кот посмотрел на детектива озадаченно… Мирослава, истолковав его взгляд по-своему, объяснила:
— Понимаешь, Василий, во всех сказках Иван Царевич приходит к Бабе-яге, она дает ему клубок, нитка разматывается и указывает верное направление, в смысле — правильной дорогой идете, товарищи!
Василий зевнул и свалился на бок.
— Да, ты, конечно, прав, нечего попусту мечтать, нужно самой клубок разматывать…
Звонок от Карелина, несмотря на то что она его ждала, застал Мирославу врасплох.
— Да, Максим, — сразу отозвалась она.
— Да в смысле? — не смог удержаться он.
— В том смысле, что я очень внимательно вас слушаю.
— Личность погибшей на стройке установлена. Табачникова Ирина Федоровна. Кличка Ира-Мореходка. Три ходки. Мечтала о мореходном училище. Работала матросом на барже.
— Как с наркотиками?
— В крови не обнаружено. Но, вроде бы, раньше ими баловалась.
— А что с отпечатками обуви на стройке?
— Женские. Туфли на каблуке тридцать девятого размера.
— У меня для вас есть сюрприз.
— Какой?
— Можно к вам приехать?
— Жду.
Добравшись до отделения, Мирослава нашла Карелина в кабинете одного. Он быстро разлил в чашки чай и придвинул ей пакет с бубликами.
Мирослава улыбнулась и пригубила чай. Зеленый с жасмином и качественный.
Она была тронута, что он запомнил ее пристрастия, и послала ему благодарный взгляд. Его губы тронула едва заметная улыбка.
— У вас есть фото Табачниковой без одежды?
Он молча раскинул на столе перед ней веером несколько снимков.
Мирослава выбрала те, на которых можно было хотя бы приблизительно рассмотреть наколки.
— Так, — кивнула она будучи почти полностью уверенной в том, что одна из трех ночных фурий, посетивших Павла Семакина, именно погибшая Табачникова Ирина Федоровна.
— Что так? — не выдержал Карелин.
Вместо ответа Мирослава спросила:
— Вы были в больнице у Павла Семакина?
Максим кивнул:
— А как же.
— Ну?
— Что ну?! Молчит, как партизан.
— То есть?! Он не сказал, почему выбросился из окна.
— Сказал, депрессия у него. Все слишком умные стали, — сердито ответил Карелин.
— А что он сказал следователю?
— С Рябинкиным сами разговаривайте. Мне он не докладывает.
— Понятно. Тогда слушайте, когда мы с Богданом Трофимовым были у Семакина, он рассказал, что был изнасилован тремя женщинами в масках. Он запомнил голоса и наколки на теле одной из них. И не просто запомнил, но и нарисовал их.
— Нарисовал?!
— Да, смотрите. — Она положила перед оперативником рисунки Семакина.
Максим присвистнул, внимательно их рассмотрел, после чего открыл файл на компьютере, увеличил и сравнил изображения.
— Одно и то же, — кивнул он, — как вам удалось разговорить Семакина?
— Честно говоря, не знаю. Я и усилий особых не прикладывала.
— Значит, вы везучая.
Мирослава едва заметно улыбнулась.
— Меня только одно смущает, — проговорил Карелин задумчиво, — почему Паша прыгать надумал именно сейчас. Неужели и впрямь депрессия?
— Не совсем. Его начали шантажировать, вымогая деньги и угрожая тем, что, если не заплатит, с ним будет то же, что с Коршуновым. Денег у Паши не было. И тогда он попытался решить вопрос кардинально.
— Почему же он не обратился в полицию?
— Я спрашивала у него об этом…
— И что?
— Он упомянул об истории с Полянской и не решился идти с этим в полицию. Кстати, перед процессом отмщения ему показали фотографию Анны Полянской.
— Но ведь девочки нет в живых.
— Нет, — согласилась Мирослава, — но тем не менее.
— Значит, некто все-таки мстит за Анну. Но почему через столько лет? Может, у нее имелся возлюбленный?
Мирослава пожала плечами.
— Неплохо было бы предъявить фотографии Табачниковой те, что со стройки, Виталию Ромашову, — сказала она.
— Вы думаете, что его тоже насиловали?
— Уверена.
— Только почему фотографии именно со стройки? Можно прижизненные…
— Нет, нужны именно те. Он должен испытать потрясение, иначе Виталий не заговорит.
— Вы думаете, он так сильно обрадуется?
— Нет, я думаю, что он придет в отчаяние. И так как ему будет больше нечего терять, он заговорит.
— Хорошо, берите фото. Вам легче добиться его признания.
— Я тоже так думаю…
Мирослава вышла из отделения полиции и сразу отправилась к Ромашову.
Косые лучи солнца золотили и без того позолоченные осенью вершины деревьев и создавалось ощущение, что уходящее солнце зажигает свечи…
Виталий, открывший дверь, смотрел на детектива далеко не приветливым взглядом.
— Нам нужно поговорить, — сказала Мирослава.
— Опять? — спросил не торопившийся приглашать ее в квартиру Ромашов.
— Я думаю, что сегодняшний разговор поставит все точки над «i».
— И?
— И я оставлю вас в покое.
— Заходите, — буркнул он.
Они прошли все в ту же комнату, сели напротив друг друга.
Мирослава успела заметить, как Ромашов бросил тревожный взгляд на телефон, вероятно, опасаясь, что кто-то, о ком детективу знать не надо, может позвонить, пока Волгина у него.
— Она не позвонит, — тихо сказала Мирослава.
— Что? — испуганно вскинулся он.
— Я говорю, что она не позвонит.
— Кто она?
Мирослава молча, как совсем недавно перед ней Карелин, разложила снимки на столе.
Ромашов бросил на них небрежный взгляд и вдруг замер, казалось, что фотографии буквально притянули его.
— Нет, — сказал он, — нет. — И вдруг с грохотом рухнул на пол.
Мирослава, не ожидавшая именно такого развития событий, бросилась к нему, расстегнула воротник, потом всю рубашку, сбегала на кухню, налила в стакан холодной воды и сбрызнула ей лицо Ромашова.
Он приоткрыл глаза и едва слышно жалобно прошептал:
— Пожалуйста, скажите, что это неправда?
Мирослава молчала.
Он закрыл глаза и лежал так минут пять. Но Мирослава точно знала, что Виталий Ромашов в сознании. Когда он слабо зашевелился, она помогла ему подняться и сесть.
Потом сходила на кухню, заварила чай покрепче, положила две ложки сахара и заставила Ромашова выпить. Пил он с трудом, проливая часть себе на грудь. Но все-таки через несколько минут его щеки оживил румянец.
— Кто это сделал? — спросил он.
— Пока неизвестно, но, если вы нам поможете, убийца будет задержан.
— Как я могу вам помочь?
— Расскажите все с самого начала.
— С начала? — Он задумался.
— С того места, как однажды ночью в вашу дверь позвонили.
— Ах, отсюда, — он облизал губы, — они пришли и сказали, что соцработники к моей тетке, а я сказал, что ее уже год, как нет. Тогда они ответили, что я должен написать заявление, ну, я и пустил их.
— Виталий! — не удержавшись, воскликнула Мирослава. — Какие соцработники ночью?
— Не знаю… Я почему-то растерялся, — вздохнул он.
— Вы рассмотрели их в глазок?
Ромашов покачал головой и продолжил:
— Их было трое. Они вошли. И тут началось. Я даже не успел их рассмотреть. Меня оглушили, когда я открыл глаза, на них были маски.
Они сказали, что, если я не буду сопротивляться, то обойдутся со мной по-божески. Так и случилось. Мне было больно, но не очень, все быстро закончилось, они велели сидеть мне тихо, и я сидел.
— Тогда с Аней, — добавил он печально, — у меня ничего не получилось, понимаете, я не смог. Но не мешал Олегу и Павлу.
— Они сразу ушли?
— Нет. Потом со мной была только Ира…
— Она представилась?
— Нет, имя ее я узнал позже, а тогда я не знал, как ее зовут. Но…
Он замолчал, уткнувшись носом в ладонь.
— Вы влюбились? — тихо спросила Мирослава.
— Вы не понимаете… Она была так нежна со мной и не позволила второй раз трогать меня другим девушкам, — он улыбнулся робко и застенчиво, — с ней у меня так все замечательно получилось! Я забыл о том, что мы не одни. И что вообще происходит…
— Я смотрел на ее грудь, руки и видел наколки — якорь, русалка… И мне так захотелось видеть ее лицо!
Он снова замолчал.
— И что же?
— Вы не поверите! Я сам потом удивлялся, откуда во мне взялась такая отчаянная решимость, но я поцеловал ее в губы, а потом потянул вниз зубами маску, и она на миг сползла. Этого мига мне хватило, чтобы рассмотреть каждую ее черточку. Испугался я только тогда, когда увидел, как потемнели ее глаза. Я даже подумал, что она убьет меня. Но Ира даже не ударила меня, только поправила маску и развязала меня. Я сидел ни жив, ни мертв. Вскоре они ушли. А я еще долго не мог прийти в себя. На следующий день я думал только о ней, я хотел видеть ее. Я готов был перетерпеть любую боль, лишь бы снова соединиться с ней. И я стал искать ее. Просто ходил по улицам, магазинам, кафе и другим людным местам. Я верил, что рано или поздно встречу ее. И однажды мне действительно повезло, я увидел ее в магазине и пошел за ней.
Хотел узнать, где она живет, она вошла в подъезд, уже было поздно и темно, не горело ни одной лампочки. Я шагнул за ней, и вдруг кто-то обхватил меня за шею и приставил к горлу нож. А потом я услышал разъяренное шипенье:
— Зачем за мной шпионишь — и слово ругательное.
Я даже не успел испугаться, сообразил, что это она и, еле ворочая языком, признался, что люблю ее.