– Канат оборван! Мы пропали! Все погибло! – вопил он. Потом, схватив телефонную трубку, отчаянно крикнул: – Прощайте, капитан, прощайте все!
Это были наши последние слова, обращенные к людям на земле».
Как вы уже поняли, батискаф для исследования дна Атлантического океана был спущен с корабля, с которым сохранялась и телефонная связь, пока чудовищный краб не оборвал канат, на котором держалась кабина. И теперь, «медленно вращаясь, широкими кругами, мы стали спускаться в бездонную пропасть. Прошло, наверное, не больше пяти минут, но нам они показались часом, когда телефонный провод натянулся и лопнул с тихим стоном, как струна. В ту же минуту лопнула и проводящая воздух трубка, и сквозь отверстие стала по каплям просачиваться соленая вода. Опытные, проворные руки Билли Сканлэна мигом перетянули конец резиновой трубки узлами, и вода перестала течь… Затем лопнул электрический провод, и мгновенно потух свет, но доктор в темноте добрался до аккумуляторов, и на потолке вспыхнули лампочки».
И доктор говорит своим спутникам, что света нам хватит на неделю, добавляя «с кривой усмешкой»:
«– Во всяком случае, мы умрем при свете…»
Добряк-профессор говорит:
«– Мне, собственно, все равно. Я старик, довольно пожил, и моя роль в мире сыграна. Единственно, о чем я сожалею, зачем я вовлек двух молодых людей в это опасное предприятие. Я должен был рисковать один.
Я просто и горячо пожал ему руку, не в силах произнести ни слова. Билл Сканлэн тоже молчал. Мы медленно опускались, измеряя скорость по теням рыб, поднимавшихся вверх мимо окон. Казалось, что это рыбы подымаются вверх, а не мы опускаемся вниз».
Еще до спуска, когда главный механик корабля узнал о замысле, то сказал: завод Мерибэнкс в Филадельфии, где он слывет лучшим механиком, послал его наблюдать за машиной, «и если она спускается на дно моря, значит, и мое место на дне моря».
И теперь он высказался так:
«– В Филадельфии живет одна крошка, когда она узнает, что больше уже не увидит Билла Сканлэна, ее прелестные глазки наполнятся слезами. Да, что и говорить, хорошенький мы выбрали путь к нашим предкам.
– Вам не следовало опускаться с нами, – сказал я…
– Я бы счел себя последней дрянью, если бы остался наверху, – ответил он. – Нет, это моя прямая обязанность, и я рад, что исполнил ее».
Доктор Маракот объявляет, что «воздуха в баллоне хватит больше чем на полдня. Опасность в другом – в продуктах выдыхания. Они задушат нас. Если бы мы смогли выпускать углекислоту! …У нас есть баллон кислорода. Я захватил его на всякий случай. Вдыхая его время от времени, мы как-нибудь продержимся еще…
– Да стоит ли бороться за жизнь? Чем скорее наступит конец, тем лучше, – заметил я.
– Это верно! – подтвердил Сканлэн. – Раз, два – и не копайся!
– И отказаться от поразительного зрелища, которого еще не видел ни один человек на свете? – возразил Маракот. – Это предательство по отношению к науке! Будем до конца записывать свои наблюдения, даже если им суждено погибнуть вместе с нами. Надо довести игру до конца.
– Да вы молодчага, док! Вы нам сто очков вперед дадите. Ладно, будем играть до последнего грошика».
Казалось бы, до трагического конца недалеко? Не тут-то было! Дальше-то и начинается самое интересное. И, на мой взгляд, очень-очень правдоподобное.
СЕРАЯ СОВА И БОБРЯТА
В Канаде когда-то жили только индейцы – разные их племена (ирокезы и другие). Потом европейцы открыли американский континент и стали его заселять. В Канаде селились французы и англичане. На континент пришла другая цивилизация, началась новая эпоха. Индейцы сопротивлялись. Им многие сочувствовали. В ХIХ веке появились увлекательные приключенческие романы Фенимора Купера и Густава Эмара о смелых и благородных воинах-индейцах.
Писатель Михаил Михайлович Пришвин вспоминал, как в 1880—1890-е годы его сверстники, русские мальчики-гимназисты, и он сам, начитавшись этих романов, бредили Америкой и индейцами.
Молчаливые, с неподвижными, не выдающими эмоций лицами, не знающие страха люди, читающие книгу дикой природы «с листа», умеющие идти по следу врага там, где никакой европеец не увидит следов, – они возбуждали у русских подростков тягу к приключениям, наполненным риском.
«На почве этого чувства, – считал Пришвин, – у нас много выросло замечательных ученых, из которых достаточно назвать одного Пржевальского». Этот знаменитый русский путешественник открыл в далеких азиатских степях дикую лошадь, которая так и была названа в его честь «лошадь Пржевальского».
Родившийся в Англии в 1888 году мальчик Арчибальд Билэйни тоже был с детства увлечен историями про американских индейцев – и в восемнадцать лет отправился в Канаду. Вскоре он объявил себя индейцем (была ли его мать этой крови – кажется, так и осталось неясным), стал лесником и охотником и принял индейское имя Серая Сова (Вэша Куоннезин).
К началу ХХ века, конечно, давно окончилась эпоха кровопролитных войн, пришельцы и аборигены нашли формы сосуществования. Но вырубались леса – ради железных дорог, гибла от топоров и ружей дикая природа – естественная среда обитания индейцев. Серая Сова – уже после участия в Первой мировой войне (как европеец, он был призван на фронт) – решает посвятить себя ее защите.
Он пишет
на эту тему статьи и книги. Несколько раз посещает Англию (а Канада, в отличие от независимой Америки, остается под протекторатом британской короны) и выступает перед бывшими соотечественниками в индейском национальном костюме. Так в 1937 году он выступает перед юными британскими принцессами, одна из которых – нынешняя королева Елизавета.
Через год, в возрасте пятидесяти лет, он умирает от воспаления легких в своей хижине на берегу одного из многочисленных канадских озер.
В тот же год писатель Пришвин прочитал одну из его книг – и был поражен сходством их взглядов на жизнь. Сходны были и темы – в Канаде пишется книга о жизни бобров, когда он, Пришвин, пишет книгу о жизни пятнистого оленя («Жень-шень»), и критики находят между ними родственную связь.
«Когда-то, еще мальчиком, я не в шутку пытался убежать в Америку. Не удалось мне тогда побывать у индейцев. И вот теперь – счастье какое! – книга приводит прямо как бы в мою комнату тех самых индейцев, к которым в детстве своем пытался убежать».
Пришвин решил, что лучше будет не переводить книгу, написанную от первого лица, буквально, а пересказать ее. (Потому на титульном листе книги вы прочтете не слова – «Перевод М. Пришвина», а – «Пересказ с английского Михаила Пришвина».) Он хотел на основе этой книги рассказать и о ее удивительном авторе – как бы со стороны.
«Такого рода люди, как Серая Сова, редко встречаются в романах. Ни малейшего интереса он не имел к достижению офицерского звания во время войны. Ни малейшей охоты не имел к чинам. Рядовым он вступил в армию и рядовым ушел из нее вследствие ранения, чтобы опять, таким же как был, вернуться в родные леса».
Под стать Серой Сове была и его жена; ее звали Гертруда, а он называл ее по-индейски – Анахарео.
«…Анахарео (что значит „пони“) не была очень образованна, но она обладала в высокой степени благородным сердцем. Происходила она от ирокезских вождей. Отец ее был один из тех которые создавали историю Оттавы» – Оттава, как вы, конечно, знаете, столица Канады. «Анахарео принадлежала к гордой расе и умела отлично держаться в обществе, была искусной танцовщицей, носила хорошие платья. Ухаживая за такой девушкой, Серая Сова тоже подтягивался. У него были длинные, заплетенные в косы волосы, на штанах из оленьей кожи была длинная бахрома, и шарф свешивался сзади в виде хвостика. На груди как украшение было заколото в порядке рядами направо и налево множество английских булавок. И почему бы, казалось, Серой Сове не украшать себя булавками, которые в то же самое время могли быть очень полезными: днем как украшение, ночью же при их помощи можно развешивать и просушивать свою одежду».
Он был охотником – как все или почти все индейцы, и первоклассным. Именно охотой он добывал себе пропитание. И вот в один прекрасный день пересмотрел свой взгляд на жизнь.
Он проплыл около двух тысяч километров на каноэ по стране, считавшейся бобровой, – и нашел только кое-где уцелевшие колонии и в разных местах – бобров-одиночек. Советовался с разными племенами индейцев, и все в один голос говорили – «бобр или вовсе пропал, или находится на границе исчезновения». А индеец не представлял себе лес без бобра!
Виноваты в оскудении лесов были те, кого мы называем браконьерами. Они существуют во все времена, во всех нациях, их немало сегодня в России. Те, кому совсем-совсем, нормальному человеку даже трудно себе представить, до какой степени, абсолютно безразлична природа. Те, кто думают: «Да после меня хоть трава не расти!» Таких интересуют только деньги, которые они выручат за охоту не по правилам – в сущности, за массовое убийство живых существ.
Серая Сова с болью рассказывал о том, как охотились на бобров те, кого он называл пришельцами – европейцы, населявшие Канаду. (Не надо только думать, что все европейцы таковы! В ХХ веке, особенно во второй его половине, Европа очень много сделала для введения законов о защите животных.)
«Индейцы как воспитанные, профессиональные звероловы ставили обыкновенно капканы подо льдом, и там, в воде, животное, захваченное капканом, или тонуло, или вырывалось и спасалось. Но у пришельцев были совсем другие приемы…»
Что может быть ужаснее, пишет этот человек, всю жизнь занимавшийся охотой ради пропитания, такого типа капкана, «который выхватывает бобра из воды за лапу и подвешивает его живым в воздухе?!» Так Серая Сова «нашел однажды мать, схваченную за лапу, а бобрята сосали у нее молоко. Она стонала от боли, и, чтобы освободить ее, пришлось отрезать ей лапу. Несмотря на боль, она поняла, что добрый человек ее освободил, и, доверяя ему, уходила медленно, поджидая своего маленького».