– Да оставь ты, к черту, эту полку!
Она хватает ее за край, срывает со стены и швыряет через всю комнату. Полка летит в окно, ударяется о край стекла, по нему веером расходятся трещины. Одна из них проходит почти до рамы.
– Орла, ты что, обалдела?! – кричу я, хватаю ее за плечи, трясу. – Успокойся! Будешь так себя вести, тебя из дома не выпустят. Хочешь пропустить собственный день рождения?
Она отталкивает меня и роется в тумбочке возле кровати. Под кучей бантиков, косметики, мелких монет спрятана пачка сигарет. Она бросается на кровать, скрещивает ноги. Резко меняет их местами, и кровать трясется. Она стучит кулаком по стенке, сучит то одной, то другой ногой.
– Моя мать – сучка позорная, putain, шлюха!
– У всех матери бывают не сахар, – говорю я, хватая ее дрыгающуюся ногу. – Ничего сверхъестественного в этом нет. Господи, да я сама иногда думаю: «Скорей бы ты умерла», – это про мать. Бывает, так меня достает… но потом это проходит.
Она смотрит на меня, в глазах ее слезы. У меня тоже начинает щипать под веками. Не так часто можно увидеть, как Орла плачет. Насколько я знаю, с тех пор, как в десятилетнем возрасте она упала с гаванской стены и в двух местах сломала руку, она ни разу не плакала, ничего даже близко похожего не было. Бывает, выходит из себя, до ярости даже, может наброситься на кого угодно, вытерпеть все, что угодно. Вот поэтому она мне и нравится. Правда, не только поэтому.
Она отворачивается, ковыряет ногтем обои.
– Ты и половины всего не знаешь. – Голос у нее теперь совсем тихий. – Какой же папа все-таки козел, что связался с этой сукой и терпит все ее закидоны!
Я вспоминаю эпизод в Эдинбурге, когда я стояла в универмаге и видела маму Орлы – она прижималась к отцу Моники, а сама улыбалась мне ярко накрашенными губами.
– Орла, не забудь, у тебя день рождения! – протягиваю руки и обнимаю ее. – Забудь про все, давай просто оттянемся как-нибудь.
– Ну да, точно. – Она поднимается, судорожно вздыхает. – И на этом чертовом дне рождения тоже оттянемся.
– Давай сделаем друг другу макияж.
Я нахожу в тумбочке румяна, тени для глаз и тушь для ресниц. Орла вытягивает шею и закрывает глаза:
– Скорей бы выбраться из этого болота.
Я навожу ей на веки зеленоватые тени до самых бровей.
– Бывают места и похуже.
– Например?
– Не открывай глаза!
– Перед нами весь мир, – жалобным голосом говорит она, – а мы живем в какой-то дыре, которой и на карте нет, и все друг друга знают как облупленных.
– А ты поезжай к своей тете во Францию.
Тетушка Орлы еще более шикарная женщина, чем ее мать. Она занимается отбором модной одежды для галереи Лафайет, и, когда приезжает, от нее так и веет духом высокой моды, элегантности и изящества.
– Ах, как бы я хотела пожить в Париже! – вздыхаю я.
– Да что там такого особенного, в этом хваленом Париже? Город как город, – говорит Орла, любуясь собой в маленькое зеркальце. – Вот Америка – это да! Огромная страна, открытые пространства. Ковбои. Мускулистые мужчины верхом и без седла. – Она надувает губки, кокетничая со своим отражением. – Возьми меня, я твоя!
Когда мы приходим в клуб, она успокоилась, стала прежней Орлой. Звучит музыка в стиле «диско», и первые минут десять мы пляшем, потом отходим в сторонку, берем по бутылочке лимонада, смотрим на танцующих.
– Может, выйдем подышим воздухом? – предлагает Орла. – У меня тут за телефонной будкой в кустах немного водки припрятано.
Выходим, и тут из-за угла появляется Моника. Смотрит на нас явно враждебно. Прямо вся светится ненавистью, как красная лампочка, дышит тяжело, словно только что пробежала целую милю. Подходит вплотную к Орле.
– Мне надо с тобой поговорить.
– Не сейчас, Моника.
Орла тяжко вздыхает. «Ну вот, опять, надоело до смерти», – показывает она всем своим видом, но я стою достаточно близко и замечаю, что жилка на ее шее начинает биться чаще.
– Ты что, не видишь, мне сейчас не до этого? – продолжает она. – У меня день рождения!
– Твоя мамаша – грязная французская шлюха.
– Моника! – Я встаю между ней и Орлой. – Какого черта? Давай вали отсюда! Тебя никто не звал!
– А я не с тобой разговариваю, а с Орлой, понятно?! – кричит она, а у самой глаза горят, волосы дыбом, ну прямо совсем крыша поехала. – Убирайся с дороги!
Оглядываюсь на Орлу – что она скажет.
– Все нормально, Грейс, – говорит она, равнодушно пожимая плечами. – Мы уже раз подрались из-за этого. Похоже, ей показалось мало, вернулась за добавкой.
– Не думай, что так легко отделаешься. – Моника тычет дрожащим пальцем прямо в щеку Орлы. – Чтоб ты сгорела в аду, Орла Картрайт! Чтоб вся твоя семья сгорела в аду! Все до единого!
Последние слова, как какая-нибудь колдунья свои заклинания, она бросает прямо в лицо Орлы, и я не удивляюсь, что заканчивает она проклятие тем, что плюет на землю у наших ног.
Моника поворачивается, чтобы уйти, но тут уже Орла хватает ее сзади за кофточку. Все происходит очень быстро, я не успеваю ничего сделать. Когда прихожу в себя и пытаюсь разнять их, Орла уже сидит на спине у Моники и отчаянно таскает ее за волосы. Визг и ругань такие, что мои просьбы немедленно прекратить не слышны. Орла гораздо сильней меня. Сюда бы сейчас Юана на помощь, но он еще не пришел. Я знаю, где его искать, это недалеко, в гавани, он вечно там болтается с Каллумом.
Что есть духу бегу туда, слышу их голоса. А вот и они, сидят себе на зеленой скамеечке возле стены. У каждого рядом банка пива, развлекаются армрестлингом.
– Скорей! – кричу, задыхаясь, уперев руки в коленки. – Моника с Орлой дерутся!
Оба, как по команде, вскакивают, и мы все вместе бежим обратно к клубу. Каллум оттаскивает Орлу и держит, пока Юан помогает Монике встать. Говорит, что у нее на голове рана и надо обязательно показаться врачу. По щеке ее стекает кровь прямо на воротничок кофточки. Моника трогает ее пальцем.
– Да ничего страшного, царапина. Я знаю, что говорю, сама скоро стану врачом. Все, я пошла.
– Ну как хочешь, – бормочет Юан, делает несколько шагов назад, становится рядом со мной.
Губы Моники кривятся. Ну и видок. Интересно, что она скажет дома.
– Давай провожу, – вызывается Каллум.
Моника меряет его взглядом:
– Можешь не беспокоиться. Иди танцуй, веселись. Не хочу тебе мешать.
Глаза ее наполняются слезами. Она поворачивается и, пошатываясь, уходит.
Гляжу, как она удаляется, и меня охватывает дрожь.
– Ну пошли, что ли… – говорит Юан, трогая меня за локоть. – Хочешь, потанцуем?
Мы все возвращаемся в зал. Тыльной стороной ладони Орла вытирает кровь с губ, в остальном она выглядит нормально, будто и не дралась. Идет танцевать медленный танец с мальчиком из старшего класса. Рука его скользит по ее ягодицам, он прижимает ее к себе. Юан берет меня за руку, тоже ведет танцевать. Обнимает меня за талию.
– Не хочу здесь больше оставаться, – говорю я и отрываюсь от него. – Пойду домой.
– Я провожу, – отзывается он и оглядывает зал. – Тут все равно ничего интересного.
Я беру его за руку, и мы идем к морю, чтоб прогуляться до дому по берегу. У нас есть фонарики, светим ими себе под ноги.
– Из-за чего они подрались?
– У папы Моники с мамой Орлы роман.
– Вот блин!
– Ага. Мы с Моникой никогда не дружили, но мне ее жалко, – говорю я, кладя голову ему на плечо. – Не представляю, как она с таким лицом появится в понедельник в школе.
– А не надо было драться. Особенно с Орлой. Монике с ней не справиться.
Мы подходим совсем близко к воде, волна словно подстерегала нас и сразу же накрывает ноги по щиколотки. Вода очень холодная.
– Просто ледяная! – визжу я и тащу его наверх, к дюнам.
Рука его обвивает мою талию, он нежно целует меня в губы.
– С чего это ты вдруг? – спрашиваю я.
– А ни с чего. Просто ты самая красивая, красивей всех на свете.
– Ну да, неотразимая.
Посылаю ему воздушный поцелуй и принимаю позу манекенщицы на подиуме. Он светит на меня фонарем, свет отражается и падает на его лицо. Странно, я думала, что он улыбается. А у него такое серьезное выражение, будто он решает сложное уравнение.
– А ты хочешь со мной встречаться? Хочешь? А, Грейс? – тихо говорит Юан.
– Да мы и так с тобой с утра до вечера вдвоем.
– Да нет, я не это имею в виду. Встречаться. По-настоящему. – Носком ботинка он чертит на песке полукруг. – Ты меня понимаешь?
Я хмурю брови:
– На свидания, что ли, бегать?
– Ну да.
Молчит, ждет, что я скажу.
Я размышляю. Пытаюсь себе представить, как это будет. Юан и я. Я и Юан. Парочка.
– Ну ладно, давай.
– Давай?
– Давай.
Я хихикаю и толкаю его. Он тоже толкает меня, и я с визгом падаю.
– Грейс, это ты там? – слышу вдруг голос.
Похоже, это папа. Юан подает мне руку, помогает подняться.
– Что тут у вас происходит?
Папа вырастает перед нами словно из-под земли, по очереди освещает фонариком.
– А, это ты, Юан. А я как раз топаю в наш клуб, в бильярд постучать партейку-другую. А вам, ребята, пора по домам. Холодно уже в темноте обжиматься.
Глава 9
Пол уходит в университет, девочки – в школу, я быстренько прогуливаю по берегу Мерфи, а потом и сама еду на работу.
Юан уже на месте.
– Нашел в Сети что-нибудь про Орлу? – спрашиваю я, не успев закрыть за собой дверь.
– Нет, ничегошеньки. Неизвестно, за что она села, в прессе об этом ни слова.
– Блин. – Я начинаю расстегивать плащ. – А я-то надеялась, мы найдем, что она там натворила.
Снова вспоминаю слова Анжелин.
– Мне казалось, что фамилию мужа Орлы она назвала как Фурнье, но, может быть, я не расслышала как следует.
– Неизвестно, как пишется, потом попробую другие варианты, а пока я тут звонил в разные места и нашел, в каком монастыре она остановилась, – говорит он. – Святого Августина. Это недалеко от Хоика.