Выскользнув наружу, снова застываю на секунду, а затем медленно крадусь по коридору. Мимо закрытых темно-серых дверей и такого же цвета стен.
Остановившись у окна, какое-то время пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь в густых сумерках, а потом, стараясь не смотреть под ноги, спускаюсь на первый этаж.
Мне, как дизайнеру по образованию и призванию, в интерьере этого дома нравится всё, кроме этой лестницы со стеклянными ступенями, как в ночном клубе. Ужасная пошлятина и неудобство.
В холле и гостиной пусто. Остается надеяться, что на кухне - тоже.
Мне везёт. Пока никого нет, решаю поторопиться. Включаю чайник и, вынув из холодильника ветчину и масло, делаю бутерброд на скорую руку.
Торопливо жую, запивая обжигающим полость рта чаем и время от времени прислушиваюсь. От волнения и напряжения чудится всякое.
То звук щелкающего затвора, то низкие мужские голоса. Понимаю, что это нервы, игра моего воображения и итог длительной изоляции, но избавиться от гуляющего вдоль позвоночника озноба, не могу.
Запихиваю в себя еду. Довольная, что гордо смогу отказаться сегодня от ужина, ополаскиваю чашку и ворую из навесного шкафа шоколадную конфету.
Спрятав её в заднем кармане джинсовых шорт, выскальзываю из кухни и, как пугливый кролик, замерев, снова прислушиваюсь.
А ведь мне не показалось.
Со стороны левого крыла дома действительно доносятся приглушенные мужские голоса.
Инстинктивно рванув к лестнице, торможу уже у первой ступени. Может, сегодня мне повезёт? Может, получится поговорить с ним?
Разворачиваюсь и, заправив выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо, на цыпочках иду на голоса.
Сердце стучит часто, дробно, ударяя бешеным пульсом в барабанные перепонки и виски. Понимаю разумом, что поступаю опрометчиво, рискую, пренебрегая его же советом, но иду на поводу у своего упрямого нрава. Знаю, что если струшу, потом не прощу себя за это.
Сворачиваю в недлинный широкий коридор, дохожу до приоткрытой двери и, заглянув в комнату, застываю.
Он там. Он и незнакомый мне мужчина. Стоя ко мне спиной, Литовский смотрит в экран лежащего на столе планшета. Что на нём, мне не видно, но о чем они негромко переговариваются, я слышу.
- Если мы забираем эти два ангара, - указывает пальцем Лютый очевидно в схему, - то территорию вокруг надо будет подчистить.
- Справа склады Войтюшенко, - говорит его собеседник, - он через Монголию контрабандой санкционные автомобильные запчасти ввозит.
- Войтюшенко, говоришь? Толя?
Берет телефон со стола и кого-то набирает.
- Ян, у тебя же вроде есть выход на Войтюшенко? - слушает ответ и продолжает: - Можно два склада на железнодорожном тупике взять, но он там будет ненужным соседом.
Я, обмирая, зачем-то слушаю всё это, не рискуя выдать своё присутствие. Вдоль позвоночника струится пот.
Однако в какой-то момент мужчина замирает и, резко обернувшись, замечает меня.
- Адам!...
Тот оглядывается и агрессивно скалится.
- Пошла отсюда!
Я вздрагиваю как от пощечины, но, мертвой хваткой вцепившись в дверной косяк, не двигаюсь с места. Окатывающие меня волны ярости прожигают кожу до костей. Смачиваю слюной пересохшее горло.
- На хуй вышла отсюда, я сказал!
- Поговорить...
- Чего?!
- Нам нужно поговорить, - удерживая голос в одной тональности с огромным трудом, произношу твердо.
- Я не разговариваю с бабами!
Глава 3
Ярослава
Идущая от Литовского энергетика агрессии и неприязни норовит сдуть меня ледяным ветром, но я, обмерзая и одновременно обгорая в волнах его ярости, держусь.
- Нам нужно обсудить некоторые моменты. У меня есть к... вам... к тебе ряд вопросом.
- У тебя? - переспрашивает, чуть поморщившись, - Вопросы ко мне?
- Да. Я не уйду, пока мы не поговорим.
Медленно вдыхая воздух, словно пытаясь успокоить себя, обращается к своему помощнику:
- Егор, подожди меня в гостиной.... несколько секунд.
Мужчина, кивнув, собирает со стола какие-то бумаги, планшет, телефон и идет на выход. Я отступаю в сторону, а когда он проходит мимо, захожу в кабинет.
Литовский, стоя у кожаного кресла, продолжает выжигать во мне остатки самообладания.
Я смертельно боюсь его на инстинктивном уровне. Никогда ещё не встречала настолько осязаемой ауры.
Остановившись у двери, вжимаюсь лопатками в стену позади себя. Направляю взгляд в его лицо, но от страха и волнения почти ничего не вижу.
- У тебя ровно минута, половина из которой уже прошла.
- Я могу вернуться в дом своих родителей?
- Нет.
- Это же никак не влияет....
- Нет, - говорит, как рубит.
- Но почему?... Зачем нам обоим терпеть общество друг друга?
Литовский берет пачку сигарет позади себя и, вынув одну, зажимает губами и закуривает.
Наученная опытом общения с братом и отцом, я вижу в этом хороший знак. Он готов к разговору.
- Если бы всё было так просто, духу твоего не было в моём доме. Иди.
- И что?... У меня нет ни одного шанса выбраться отсюда? Сколько я должна буду здесь жить?
- Пока не подохнет твой папаша.
Сдерживаемая мной ненависть начинает бурлить в крови, в голове создается давление до тёмных пятен перед глазами.
- Или ты, - шепчу на грани слышимости.
Затягиваясь никотином, он сощуривает глаза и начинает двигаться в мою сторону. Меня вжимает в стену до хруста в позвонках.
Двигаясь плавно и лениво, как сытый хищник, он подходит и, подняв руку, упирается ею в стоящий справа от меня шкаф.
Не выдерживаю направленной на меня агрессии - опускаю взгляд с его лица и упираюсь им в заросшую короткими волосками бугристую грудь.
Боже...
Он ужасен. На нём полностью расстегнутая чёрная рубашка и толстая цепь с круглым медальоном. Цепляясь за волосы, он бликует на свету.
Склонив голову набок, он выдыхает дым в моё лицо, но я почти не чувствую табака. Его перебивает запах крови, оружия и тестостерона. От него воняет разрушенными жизнями людей.
- Твой отец уже пытался убрать нас с братом, но облажался, потому что лох. Поэтому, ты скорее дождешься его смерти, чем моей.
- Вы убили моего брата! - проговариваю, окончательно теряя контроль, - теперь ваша очередь умирать.
- У нас нет таких планов, - отвечает ровно. - Твоё время вышло.
- Нет! У меня ещё вопросы!
- Ты под наркотой, что ли?... Откуда столько дерзости?
- Я могу выезжать в город?
- Нет.
- У меня работа, и я должна....
- Нет.
- Нет?! - рычу сквозь стиснутые зубы, - Чем я должна здесь заниматься целыми днями?!
- Мне похуй, чем ты будешь развлекать себя в моё отсутствие. Но.... - ещё одна жадная затяжка, - когда я здесь, тебя не должно быть ни видно, ни слышно.
- Я тоже не горю желанием...
- И ещё, - перебивает Лютый, - поймаю за подслушиванием - отправишься жить в подвал.
- Не посмеешь! Я Турчатова!...
- Лучше не дразни меня, Турчатова. Раздавлю как муху.
- Посмотрим.
Метнувшись в сторону, выскакиваю из кабинета и несусь к лестнице. Залетаю в свою каморку и падаю спиной на кровать.
Ненавижу урода! Ненавижу!...
Закрываю глаза и вижу отвратительную рожу, которая в моём воображении тут же трансформируется в волчью морду.
Точно! Оборотень!...
Вот кого он мне напоминает! Широкие скулы и холодный взгляд волчьих глаз.
Нечисть!
Вспомнив о конфете, вынимаю ее из кармана, снимаю обертку и целиком запихиваю в рот. Жую, пытаясь концентрироваться на шоколадном вкусе и не обращать внимания на раздраженные запахом монстра рецепторы.
Дожидаюсь, когда сердце успокоится и выровняет пульс и начинаю думать.
Думать тут надо. Выбрать такую тактику поведения, чтобы он сам с радостью вернул меня родителям. Этого точно не добиться, если следовать советам мамы и самого Литовского.
Я тогда в этой каморке мхом покроюсь, и никто обо мне не вспомнит.
Телефон под моей подушкой начинает тихо вибрировать. Вытаскиваю его и принимаю входящий от Лёни.
- Можешь говорить?
- Да, могу, - отвечаю тихо, - привет.
- Как дела, Яська?
- Огонь. Только что с любимым мужем первую ссору пережили.
- Чего?!
- Поругались, говорю!...
Слышу, как он куда идет, а потом будто садится в машину. Посторонних звуков сразу становится меньше.
- Ты в своём уме? - шипит он в трубку, - Ты с Лютым отношения вздумала выяснять?
- А что мне прикажешь делать?! Вы бросили меня в пасть монстру и благополучно забыли! Никому нет дела до меня!
- Никто не забыл, Ясь. Я думаю, как вытащить тебя оттуда.
- Ты разговаривал с отцом, Лёня? Что ты сможешь без его помощи?
- Я пытался, но он пока...
- Ясно, - выдыхаю я.
- Я думаю, ясно!... Но и ты держи себя там в руках, - тоже понижает голос, - не нагнетай. Тебе нужно усыпить его бдительность.
- Предлагаешь сидеть мне под кроватью и не высовываться?...
- Нет. Ты всё равно не сможешь.
Не смогу и не буду. Это путь в никуда.
- Ладно, пока.
- Ясь, он не пристает к тебе? - спрашивает вдруг Лёнька.
- Упаси боже. Нет.
- Точно?
- Да я лучше крысиной отравы наемся, чем позволю ему прикоснуться ко мне.
- Не провоцируй его, окей? - издает короткий смешок, - Чтобы не пришлось крысиную отраву лопать.
- Окей.
Отключаюсь и кладу телефон на живот. Разглядываю отбрасываемые светильником блики на стене. Их очертания за неделю я выучила наизусть и смогу нарисовать по памяти.
На душе буря.
Вроде бы логичные советы Лени вызывают во мне внутреннее отторжение.
Нет. Я не хочу быть как моя мама. Я безумно люблю её, но такой судьбы себе не пожелаю. Никогда не провоцировать, не нагнетать, не отсвечивать и не обострять. Улыбаться, когда твоей улыбки ждут и держать эмоции при себе, когда они раздражают.
Я не собираюсь быть чьим-то придатком и всю жизнь приспосабливаться и под кого-то подстраиваться.