Шум машины, подкатившей к воротам, живо образумил его. Весь в снегу, громадный и неуклюжий, он вылез из-за кошевы и вытянулся с поднятыми кверху руками, похожий на кривое дерево. Майор Девятов и оба наши шофера тем же путем, что и я, перепрыгнули через забор и, живо управившись с бандитами, увели их в дом. Туда же, немного погодя, пришли и мы с Ириной. Она быстро оправилась от испуга и теперь заботилась обо мне. С ее помощью я стянул полушубок и мокрые от крови гимнастерку и рубаху. Рана оказалась сквозной. Пуля, пробив навылет кожу и мышцы на боку, вероятно, задела ребра, потому что мне было больно дышать, и при каждом движении меня точно прижигало раскаленным железом.
Майор был недоволен и не скрывал этого.
- Не зря полковник говорил, что ты не дружишь с дисциплиной, - сказал он с заметным холодком в голосе, помогая Ирине перевязать мне рану. - Слишком ты тороплив, все хочешь сам, один сделать. Вот видишь - и нарвался на пулю. Нет, чтобы минутку обождать, пока мы подъедем. Ничего от этого не пострадало бы.
- Конечно, ничего не случилось бы, - возмущенно повторила его слова Ирина, - кроме того, что за это время меня успели бы убить. Арканов заподозрил, что это я выдала их. Я хотела убежать, но они оба погнались за мной, и бог знает, что случилось бы, если бы Карачаров не пришел на выручку.
- Почему ты не сказал мне об этом? - упрекнул меня майор.
- Ты меня не спрашивал. А потом не все ли равно, как было дело, раз мы с тобой в конце концов задержали преступников. Я очень вам троим обязан, что вовремя подоспели.
Я не сердился на майора за его замечания. Будь я на его месте, мне тоже было бы обидно попасть к шапочному разбору.
Один из шоферов стал перевязывать плечо Арканову, который все это время с невыразимой ненавистью смотрел на Ирину. Видимо, он проклинал себя, что доверился ей. Чтобы он не позволил себе какой-нибудь выпад против нее, я попросил Ирину уйти в другую комнату.
Когда с Арканова сняли пиджак и сорочку, то перед нами во всей красе открылся вытатуированный на его груди месяц с двумя фигурками, сидящими на одном из его рогов. Я вспомнил слова Бабкина о татуировке на груди Короля и сказал Девятову:
- Вот, познакомься: перед тобой «вор в законе» Литвинов-Иванов, по кличке Король, а это его клеймо.
- И почему я тебя не прикончил с первого раза, лягаш проклятый, - скрипнув зубами, проговорил сдавленным голосом Арканов. - Ну, походи еще маленько по земле, будет время - встретимся! Ирины я тебе не забуду.
- Нет, - ответил я, - не встретимся! В загробные встречи не верю. - Я сказал так не зря. Теперь для меня не было сомнений, что Арканов и есть Король, организатор ряда убийств и грабежей. Высшая мера наказания для него была обеспечена.
В чемодане, который привезла с вокзала Ирина, оказались аккуратно уложенные пачки советских денег. При виде их майор Девятов высоко поднял брови.
- Ого! - сказал он и отвел меня в сторону. - Укупорочка знакомая. Мне уже встречалось кое-что похожее. Очевидно, этим голубчиком займемся не только мы, ведь денежки-то эти присланы из-за рубежа.
Глава тридцать седьмая
КАКОЕ ЭТО МОЖЕТ ИМЕТЬ ЗНАЧЕНИЕ
Приехал вызванный по радио наш ведомственный врач. Он перевязал как следует мою рану и успокоил меня, сказав, что и не такие ранения заживают благополучно, если в них не попадает инфекция и больной дисциплинирован и соблюдает все предписания врача.
Но как раз в тот момент, когда врач мне это говорил, я думал, что мне нужно каким-то образом ускользнуть от выполнения его предписаний. Он настаивал, чтобы я немедленно ехал в госпиталь, а меня это не устраивало, ведь в шесть часов утра я должен был давать лекарство Гале. Пришлось слегка приврать, что я обязан дождаться полковника, который скоро приедет. Я обещал после этого немедленно отправиться в госпиталь на своей машине. Врач, видя, что меня не переспоришь, посмотрел, как я улегся на постель Арканова, и уехал.
После благополучного выполнения операции я бы с удовольствием повидался здесь с полковником, хотя бы для того, чтобы намекнуть ему, что мы с Девятовым обошлись без «буксира». Но он меня мог задержать или, вернее, отправить немедленно в госпиталь, в то время как стрелка часов приближалась к половине шестого.
Мой шофер тоже поторапливал меня. Ему хотелось отдохнуть до работы часок-другой. Я сказал ему, что мы едем в госпиталь, но просил перед этим завезти на минутку домой.
- Долго придется дожидаться? - спросил он, но я его успокоил, что не задержусь. Однако, когда я увидел пунцовое, пылающее жаром лицо Гали, услышал ее хриплое дыхание и несвязные слова, срывающиеся с пересохших губ, я забыл про шофера и про госпиталь.
Татьяна Леонтьевна, просидевшая у постели Гали всю ночь, тоже была в панике:
- Я уже думала, если к шести часам не приедете, то Лильку за «скорой помощью» пошлю. Как бы не кончилась ваша Галя! Жар у нее ужасный. Ведь бывали случаи, что и у молодых сердце не выдерживало высокой температуры.
С трудом мы вдвоем с нею заставили Галю проглотить разболтанный в воде порошок. Вспомнив о шофере, я отправил его за врачом, объяснив, в чем дело, и попросив извиниться перед докторшей и ее мужем, которому, наверное, неприятно, что его жене не дают ни есть, ни спать спокойно.
- А если нам с вами ни днем, ни ночью нет покоя, так это ничего по-вашему? - спросил шофер. - Будьте уверены, я ее мигом доставлю.
Он выполнил свое обещание и вскоре привез невыспавшуюся и, может быть, от этого казавшуюся сердитой докторшу. В награду за это я отпустил его отдыхать, не подумав, как попаду теперь в госпиталь В этот момент мне было не до себя. Скорчившись и прижимая руку к болевшему боку, я сидел на табурете у закрытых дверей своей комнаты, с трепетом ожидая, какой приговор вынесет врач, осмотрев Галю.
- Двустороннее воспаление легких, - объявила докторша, выходя из комнаты. - Сейчас я дойду до аптеки, вызову по телефону нашу санитарную машину и свезу вашу жену в больницу.
- А нет опасности для жизни? - спросил я хрипло, чувствуя неимоверный страх, что эта маленькая женщина скажет что-то ужасное.
- Случай серьезный, скрывать от вас не буду, - озабоченно произнесла докторша, - но организм молодой, я думаю, справится.
Эти слова не только не обнадежили, но, наоборот, окончательно сразили меня. «Значит, есть угроза, что Галя умрет!».
Докторша между тем, энергично намыливая руки под умывальником, стыдила меня за то, что я простудил жену в такой холодной, неудобной квартире.
Не слушая ее, я направился к двери своей комнаты, чтобы сейчас же убедиться, что Галя жива, сказать ей, как я ее люблю, как я был ужасно виноват перед нею, но докторша остановила меня.
- Кстати, - сказала она с обидой, - я должна вам заметить, что вы могли меня вызвать к больной, не прибегая к таким нелепым выдумкам, которые нагородил мне ваш не в меру болтливый шофер. Я и так никогда не отказываюсь посещать больных в любое время, особенно в таких тяжелых случаях.
- Что такое он вам наговорил? - испугался я.
- Он заявил, что вас подстрелили бандиты и вы сами, чуть ли не умирая, просите меня скорее приехать к вашей больной жене, с которой тоже очень плохо.
- Он не соврал, а только преувеличил, - сказал я, отнимая измазанную кровью ладонь от своего бока, где на гимнастерке расплылось мокрое темное пятно.
- Так что же вы разгуливаете? - напустилась на меня докторша. - Давайте я вас сейчас же перевяжу, а как только придет машина за вашей женой, то отвезу и вас в госпиталь.
Она даже не разрешила мне зайти еще раз к Гале и, поправив сбившийся бинт, уложила на кровать Татьяны Леонтьевны не только с разрешения, но даже по настоянию этой милой старухи. (Вот уж не подумал бы я сутки назад, что моя строгая и сверхпринципиальная хозяйка когда-нибудь окажется милой и симпатичной).
Машина за нами пришла не скоро. Я успел крепко заснуть. А когда меня разбудили, Галю уже унесли на носилках, закутанную во все теплое, что только у меня нашлось, кроме полушубка, который я, скрежеща зубами от боли, с трудом надел на себя.
Сперва заехали в городскую больницу и сдали там Галю. Проститься с ней мне не удалось, так как я не рискнул открывать на морозе ее лицо. Затем повезли в госпиталь и меня, чему я был рад, потому что чувствовал себя неважно. На пороге госпиталя, верней, на его крыльце, произошла неожиданная сцена.
Полковник Егоров, узнав от Девятова, что я ранен, как говорится, при выполнении служебного долга, поехал в госпиталь, чтобы навестить меня, но, к своему возмущению, не застал меня там. Распушив по телефону нашего ведомственного врача за то, что тот не присмотрел, чтобы я попал на больничную койку, он выходил из дверей в тот самый момент, когда я осторожно поднимался по ступенькам ему навстречу.
- Где вы бродите, капитан, вместо того чтобы находиться в госпитале? - строго спросил он, не ответив на мое приветствие.
- Никак нет, товарищ полковник, - возразил я, - я вовсе не брожу, а нахожусь под строгим врачебным надзором. - При этом я кивнул на докторшу, смотревшую мне вслед из приоткрытой двери кабины. Однако она, приняв мои слова за шутку, заявила тоже полушутя:
- Я бы на вашем месте, товарищ полковник, посадила капитана Карачарова под арест. Это же невозможно с такой раной разгуливать по городу столько времени.
- Я вижу, вы неисправимы, - сурово промолвил Егоров, глядя на меня через плечо. - Идите, я вас не задерживаю.
- Простите, товарищ полковник, - сказала решительно докторша, поняв, что тут шуткой и не пахнет. - Я должна внести ясность в это положение, У капитана были серьезные основания побывать дома: у него очень тяжело больна жена.
- Жена? (Тут все морщинки на лбу полковника взметнулись кверху). - Первый раз слышу, что он женат. - С этими словами полковник повернулся ко мне.
Но я не особенно стремился принять участие в их разговоре, тем более, что услужливый шофер уже распахнул передо мной дверь госпиталя.