Как я и предполагала, дождь зарядил на целую неделю. По улицам снова разлились глубокие лужи. Город стал грустным и неприветливым. От этого еще больше захотелось домой. У нас затяжные ливни в это время года – роскошь.
Сдав сложный зачет, мы с Пашей выползли из аудитории.
– Этот Иван Иваныч – энергетический вампир, – пожаловалась я, – мне попался легкий билет, но он задал столько дополнительных вопросов…
– А какой у тебя билет был? – рассеянно спросил Пашка.
– Устав ООН и принципы международного права. А он пристал! Охарактеризуйте, говорит, Полиночка, дополнительно принцип уважения прав человека. Я ему: послушайте, Иваныч…
– Так и сказала? – Паша продолжал вертеть головой, кого-то высматривая.
– Нет, Иван Иваныч, конечно. А дальше рассказываю: первый принцип заключается в том… Долгих, ты слушаешь меня?
– Ага.
Я хмыкнула и, глядя на Пашку, ехидно продолжила:
– Первый принцип, говорю, при посеве моркови – это подождать, пока почва хорошенько прогреется… Так?
– Так, – тут же кивнул Пашка, совершенно не вникая в смысл моих слов. – А второй принцип? Погоди, какой моркови?
– Оранжевой! Куда ты вылупился?
– Там вроде историки стоят.
Боже! Ушацкая! Покоя мне от нее нет. Я взглянула в ту сторону, где столпились студенты. Судя по тому, как многие расхаживали туда-сюда с раскрытыми тетрадями, у историков тоже вот-вот должен был начаться зачет.
– Что-то Ульяну не вижу, – проговорил озадаченно Пашка.
– Украли, наверное, такую девочку золотую, – проворчала я.
– А?
– Сороки, говорю, унесли.
– Полюшко мое русское, – обратился ко мне Пашка, – а ты не могла бы подойти вон к тем девчонкам и поинтересоваться, где Ульяна?
– А сам что? – Я скрестила руки на груди.
– Это ее подруги, я уже столько раз донимал их расспросами об Уле, боюсь, они меня за маньяка сочтут.
– А ты и есть маньяк, – сказала я. – И какая из них Маша?
– Какая Маша? – не понял Пашка.
А мне та таинственная «М» на дисплее смартфона покоя не давала.
– По-моему, одну зовут Люба, а… вторую не помню. Но точно не Маша.
– О’кей, и что мне за это будет?
– Ну хочешь, поцелую тебя? – заржал Пашка.
– Шутник, – укоризненно покачала я головой, а затем сделала шаг вперед и вполне искренне произнесла: – Хочу!
Не знаю, что Пашка увидел в моих глазах, но смеяться сразу перестал, а вид у него сделался озадаченный.
– Хм, шутница, – так же в ответ проговорил Долгих. – Дуй на разведку, мороженое тебе куплю.
– Я Гошка, что ли, сладостями со мной расплачиваться? – буркнула я себе под нос, направляясь к группе историков. Две похожие друг на друга русоволосые девушки углубились в чтение конспектов.
– Привет! – громко поздоровалась я. – Не подскажете, Ульяна Шацкая ведь из вашей группы?
Девчонки настороженно уставились на меня, а затем переглянулись.
– Из нашей, – кивнула одна из них.
– Ее сегодня нет в университете? – спросила я.
– А вы кто?
– Я ее старая знакомая, мы из одного города, – ответила я. Чего они так всполошились-то? – Мы после сессии вместе домой поедем, между прочим. На машине. Хотела решить с ней пару организационных вопросов по этому поводу.
– Ульяны сегодня нет. И, похоже, уже не будет, – ответила мне вторая подруга Шацкой.
– Заболела, что ли? – равнодушно спросила я.
– Мы не знаем. Но это вряд ли. Она бы предупредила.
– У вас будет зачет? – поинтересовалась я. Этот бубнеж вокруг с повторением дат…
– Да! Увы! – хором ответили девчонки.
– И Ульяна на него не явилась? – поразилась я. Вот поэтому и небо разверзлось громом и молнией. Неслыханная ситуация.
– На пересдачу придет, ничего страшного, – заверили меня подруги Ули. – Хотя, да, это странно.
Вернулась я к Пашке ни с чем. Только руками развела.
– Нет ее сегодня и не было.
– Что же могло случиться? – забеспокоился друг.
– Да что с ней могло случиться средь бела дня? – возмутилась я. – Тем более она боксом занимается. Хук справа, хук слева…
Я замахала руками.
– Ну все-все! Разошлась! – постарался угомонить меня Пашка. А затем полез в карман за смартфоном. – Черт! Нет новых сообщений.
Разволновался-то как…
– Ты параноик, что ли?
– Нет, конечно. Просто Ульяна обычно сразу отвечает. Вчера так классно переписывались весь вечер.
Мы с Пашей направились к большой лестнице.
– О чем? – бесцеремонно поинтересовалась я. Между лучшими друзьями не должно быть никаких секретов.
– Так я тебе и сказал, – обидно щелкнул меня по носу Пашка.
– Пожалуйста! Можешь не рассказывать. Тем более я вчера тоже так классно переписывалась…
– С кем это? – заинтересованно покосился сбоку Пашка, толкая тяжелую дверь. Пропустил меня вперед. Теперь мы шагали по улице в сторону остановки. Ветер трепал темные волосы Паши, поэтому друг тут же натянул на голову капюшон. Вдалеке угрожающе прогремел гром. – Неужели с Буравиным?
– С ним самым, – закивала я. Мечтательно уставилась на свинцовое низкое небо: – Любименький мой!
Пашка расхохотался.
– На самом деле Герман – отличный парень. Да, он своеобразный…
Как Пашка ловко обошел слово «тупой».
– …Но вы с ним отлично вместе смотритесь.
– Спасибо! – с натянутой улыбкой отозвалась я. – Тоже так думаю.
– Ах, Полинушка моя, раз уж он действительно тебе нравится, я буду рад, если у вас все получится, – Пашка обнял меня и потрепал по волосам. – Так хочу, чтобы ты была счастлива.
Ах, Пашенька, счастлива я буду только с тобой, но никак не с Буравиным.
– И я только рада, если у вас с Улей все получится. Такой союз! – восторженно откликнулась я. – Нерушимый, блин. Как ей, кстати, твое послание?
– От Гошки-курьера она в восторге. Цветы красивые, а записка – трогательная и непосредственная, – ответил Пашка. – Я, правда, этого немного не понял. Вроде старался поромантичнее написать. Видимо, потому что от души…
– Именно поэтому, – кивнула я. Накалякала я ее тоже от души как курица лапой и с кучей ошибок. И рожицу глупую с высунутым языком нарисовала в конце.
– Пойду тачку из ремонта забирать, – похвастался Пашка. – Так давно на ней не катался, соскучился.
Я только хмыкнула. Не верила в сознательность Пашкиной машины. Она у него жива-здорова до первого перекрестка.
Расстались мы с Долгих на остановке. Я забежала в полупустой троллейбус и заняла место у окна. Пока мы не тронулись, смотрела на Пашу. Друг углубился в свой телефон, и выражение лица его при этом было обеспокоенным. Что он так переживает за свою драгоценную Ульяну? Волнуется…
Точно такое же лицо у него бывает, когда я заболеваю. Так как в этом большом городе у меня нет никого ближе Пашки, звоню сразу ему. Долгих прибегает с фруктами и сладостями. А я в это время, как Карлсон, прикладываю руку к горячему лбу: «Я самый больной в мире человек!»
Звучит странно, но в какой-то степени мне даже нравится болеть. Пашка суетится, словно заботливая мамочка. Хотя с моей настоящей мамой болеть одно наказание. Она только и знает, что приговаривает: «Конечно, заболела! Спать с открытыми форточками…» Или: «Конечно, заболела! В марте уже щеголяешь без шапки…» Если бы мне на голову свалился кирпич, она бы проворчала: «Конечно, свалился! Ты ведь ходишь ногами по улицам прямо мимо домов!»
Но мамино ворчанье не так приятно вспоминать, как Пашкины ухаживания. Помню, как однажды я слегла с бронхитом и Долгих провел в моей комнате несколько дней. Бегал в аптеку, давал по расписанию лекарства, и мы даже спали на одном разобранном диване. Из-за этой близости и Пашкиного внимания я быстро пошла на поправку, хотя, признаюсь, с ним болеть хотелось дольше. Окончательно выздоровев, я нарочно кашляла, словно сидящий на цепи пес, чем здорово пугала друга.
Об этом я вспоминала, упершись лбом в холодное стекло. Над домами, которые мелькали за окном троллейбуса, снова нависли сердитые лохматые тучи. Небо цвета мокрого цемента… Надоела такая погода. Я не успела отъехать от университета, как снова начал накрапывать дождь. И хотя ливни в городе идут уже неделю, я, как обычно, была без зонта.
По пути у нашего троллейбуса слетели «усы». Дождь продолжал скрестить в окна, поэтому многие пассажиры предпочли переждать непогоду в транспорте. Водитель открыл двери, и в салон тут же проник свежий грозовой воздух.
Тогда-то я и заметила Шацкую. Вместо того чтобы сдавать зачет, Ульяна стояла на пешеходном переходе с большим пакетом в руках. Ветер трепал ее волосы. Уля, придерживая одной рукой тяжелый пакет, а другой разлетающуюся юбку, воровато оглядывалась по сторонам. Жива, здорова и, судя по всему, куда-то торопится. Точно не на зачет.
Несколько секунд я глазела на Шацкую, а затем вскочила с места.
– Девушка, – лениво позвал меня кондуктор, – билетик не потеряли? Без него на другой троллейбус не пересядете.
– Я выхожу! Мне надо! – растерянно пробормотала я, до конца не осознавая, куда мне нужно бежать в дождь, а главное – зачем.
Я выскочила из троллейбуса и направилась к пешеходному переходу. Толпа, пропустив грохотавшую пожарную машину, уже двинулась через дорогу. Тревожная сирена посеяла в душе беспокойство.
Во множестве ярких зонтов я не сразу нашла Ульяну. Шацкая шла быстрой походкой, не обращая внимания на разошедшийся хлесткий дождь. Я, держась чуть поодаль, тоже не отставала. Сама не заметила, как в какой-то момент мы обе перешли на бег…
Глава шестая
Один раз Ульяна все-таки обернулась. Но передо мной в тот момент к остановке несся грузный мужчина с таким гигантским зонтом, что под ним, как в сказке, могли спрятаться и муравей, и воробей, и лиса, и заяц… Все лесные обитатели, в общем. Я благодаря этому черному куполу осталась незамеченной.
Под ноги из водосточных труб сбегали холодные струи. Шацкая ловко и изящно огибала лужи, кокетливо приподняв край юбки. Ее низкие каблучки выстукивали по черному блестящему асфальту. Я же, боясь упустить Улю, шлепала прямо по воде, не разбирая дороги. Волосы Ульяны, став влажными, завились легкими локонами. Мои же три пера на голове, намокнув, прилипли к щекам. Наверняка с такой «укладкой» еще и уши торчат. Ладно, не до красоты мне сейчас…