– Пока, Полина! – выкрикнул он красивым хрипловатым голосом. Из его уст эта фраза прозвучала так озорно, будто он бросил со сцены: «Привет, “Олимпийский”!»
Я просунула голову в дырку забора. Матвей бежал вдоль коттеджей, не оборачиваясь. Я вылезла на улицу, но догонять парня не стала. Выйду к городу через частный сектор и, пожалуй, к гаражам уже точно никогда в жизни не вернусь.
«Это очень опасно. Я не могу так рисковать…» – до сих пор звучало в моей голове. Да, дела…
Пашка стоял у подъезда, прислонившись к своей машине. Дверь я открыла ногой. Сначала показались сумки и пакеты, а потом уже сама я.
– Ну ты и копуша, Ковалева! Уже полчаса тебя жду. И куда столько вещей набрала? – кинулся мне навстречу Долгих. – Думал, ты закрыла сессию, а тебя, оказывается, отчислили. Это каникулы, Поля, а не переезд…
– Ха-ха, – буркнула я, – как смешно. Тут все нужное, осторожно! А вот здесь, в переноске, Изабелла.
– Слушай, – пробормотал Пашка, – если бы мы ехали вчетвером, из-за всего твоего барахла вещи остальных бы точно не поместились.
– Не барахло, а багаж, – поправила я. – и ручная кладь. А Уля не едет? Думала, ты просто первым делом за мной заехал.
Я прикинулась дурочкой. Конечно, уже знала, что Шацкая отчаливает на поезде. Ту-ту! Скатертью дорожка. Надеюсь, ей досталось место недалеко от туалета.
– Нет, не едет, – грустно покачал головой Пашка, – отец ей билеты на поезд купил, она даже не думала, что так будет.
Как же! Не думала… По рассказу моей мамы, Шацкая сама попросила у родителей билет на поезд.
– Ой, какая жалость, – процедила я сквозь зубы, – а мой принц на белом коне – Герман Буравин?
– Его в машине укачивает, – доверительно сообщил Пашка.
Я с подозрением уставилась на Долгих. Конечно, была рада, что Буравчик не едет с нами, но как-то это странно…
– Укачивает, значит? – переспросила я.
– Давай сюда свою переноску, – не ответив, потянулся за моими вещами Пашка. – Тебе вон Смирновы из окна машут.
Я передала другу вещи и задрала голову. Нашла окно нашей кухни… Эх, а ведь я даже буду по ним скучать. Они как вторые родители. Елена Петровна так точно порой относится ко мне лучше родной матери. По крайней мере, не придирается так.
В окне Смирновы махали мне на прощание. Все трое. Так трогательно! Вон и Гошкина голова едва торчит над подоконником… Когда его родители отвернулись, мальчишка показал мне средний палец. Я скорчила страшную гримасу и простояла так несколько секунд с высунутым языком и скошенными к носу глазами, пока ко мне не подошел Пашка.
– Поликарп, все в порядке?
– А? Да, конечно! – стушевалась я.
Снова взглянула на окно. Гошка изобразил злорадный смех.
– Непростое прощание с лучшим другом? – усмехнулся Паша.
– Ага, и как я без него целых два месяца? – притворно вздохнула я.
– Уж как-нибудь, – ответил Пашка. – Давай, ныряй в машину!
Я с радостью уселась на переднее пассажирское сиденье. Что ж, все вышло круто. Изначально я представляла, как еду сзади с озабоченным Буравиным и надменной Ульяной Шацкой, восседающей рядом с Долгих.
Пашка сел за руль и отрегулировал зеркало заднего вида.
– Готова? – спросил он.
– Ремень безопасности заклинило, – проворчала я, дергая черную ленту.
– Ну куда ты так тянешь?
– Да я уж по-всякому…
Пашка перегнулся через меня и с легкостью вытянул ремень безопасности и завозился с застежкой. Его темноволосая шевелюра маячила перед моими глазами. В эту минуту все в Паше умиляло: его парфюм, близкое присутствие, взъерошенные волосы, длинные изящные пальцы, которыми он держал застежку ремня… Захотелось прикоснуться к нему. Когда Паша справился с защелкой, я обхватила его лицо ладонями и чмокнула в лоб.
– Ты чего? – с удивлением в зеленых глазах посмотрел на меня Паша.
Взять бы да и ответить: «Люблю я тебя, дурак, до мурашек. Не сдержалась».
– Спасибо, что помог пристегнуться, – сказала я.
– Не за что, – ответил Пашка, заводя машину. – Какая ты вдруг стала… вежливая.
– Я всегда такой была, – проговорила я, на удивление, ничуть не смутившись.
– Поехали!
Пашка включил музыку. Машина плавно тронулась. Первый час нашего пути друг молчал, время от времени с любопытством поглядывая на меня и странно улыбаясь.
– Ну что? – не выдержала я, нарушив затянувшееся молчание.
– Ты как-то изменилась, – сказал Пашка.
Я пожала плечами:
– Не понимаю, о чем ты. Все как обычно.
– Что у тебя за синяк на коленке?
Он разглядывает мои ноги?
– Об стол ударилась, – нехотя сообщила я. На самом деле зацепилась об забор, когда собиралась драпать за Матвеем. Я, кстати, так еще и не решила, стоит ли рассказывать Пашке, что я узнала о Шацкой. Пока не стоит, пожалуй. – А Изабеллу сзади не укачает?
– Вином из одуванчиков? – усмехнулся Пашка.
– Я ей клубнику давала, – зевнула в ответ я. – Во сколько мы приедем домой?
– Часа в два ночи. Родители откроют?
– Под забором, если что, подремлю, – ответила я.
Пашка рассмеялся и потрепал меня по волосам.
Вскоре я самым наглым образом уснула. Утомил однообразный пейзаж за окном и бьющее в лобовое стекло солнце, от которого постоянно приходилось щуриться…
Это странно, но мне приснился Матвей. Будто я была на его концерте. Стояла в первом ряду и размахивала руками, чтобы он меня заметил. Патлатый пел какую-то красивую песню своим бархатистым голосом, а затем под рев девчонок стянул с себя майку и, подойдя к краю сцены, присел на корточки рядом со мной.
– Ты меня помнишь? – спросила я, пытаясь перекричать музыку.
– Подписать майку? – вместо ответа невозмутимо поинтересовался Матвей.
– Да-а-а! – словно сумасшедшая фанатка заверещала я.
– Как тебя зовут?
– Меня зовут По-ли-на! – сердито рявкнула я. – Три раза тебе говорила!
Матвей подписал майку черным маркером и протянул ее мне.
– Если ты от Ульяны, – снова начал он, – скажи, что я передумал. Не могу так ею рисковать…
– А что с Ульяной? – спросила я. И почему-то во сне мне стало так страшно за Ушацкую… Даже сердце бешено заколотилось.
– Как? Ты не знаешь? – удивился Матвей. А затем наклонился ко мне и, обдав горячим дыханием, проговорил: – Дело в том, что я и Ульяна… В общем, мы…
Проснулась от резкого толчка. По телу пробежали мурашки. На улице уже было темно.
– Что стоим? – спросила я, потянувшись. – Остановка по требованию?
– Да с машиной что-то, – неуверенно проговорил Паша.
– Так и знала! – завопила я. – Ты же говорил, что она исправна?
– Была исправна… – Лицо у Долгих сделалось озадаченным.
– Мы застряли в глуши? В лесу? – паниковала я.
– Ага, среди злых волков и дорожных разбойников, – подсказал Пашка. – Не волнуйся, придет Трубадур и нас спасет.
Пашка, положив руки на руль, негромко и фальшиво запел:
– Куда ты, тропинка, меня привела? Без милой принцессы мне жизнь не мила…
– Это не смешно, – ворчала я. После странного волнующего сна мне было не по себе.
– Не паникуй, мы встали как раз у станции технического обслуживания, – приободрил меня Долгих. – Ну? Кто счастливчик?
– Тот, у кого никогда не ломается машина в самый неподходящий момент? – выдвинула я версию.
– Ковалева, ну ты и язва, – покачал головой Пашка. – Выходи! Тут еще забегаловка какая-то есть, перекусим.
– Чебуреком из кошки?
– Из мышки.
Я достала с заднего сиденья переноску с Изабеллой и, бережно обхватив ее двумя руками, поплелась вслед за Пашей. На улице было темно и прохладно. Я задрала голову и посмотрела на звездное небо. В городе столько позолоченных светлячков, и не сосчитать. Здесь звезды яркие и низкие. Мерцают, как новогодняя гирлянда. Кажется, только встань на носочки, протяни руку… И вот же они!
– Сколько времени? – догнала я Долгих. Оставив машину на станции, мы отправились в небольшое придорожное кафе с неоновой мигающей вывеской «Еда и ночлег. 24 часа». Миновали несколько припаркованных фур.
– Первый час ночи.
– Обалдеть! Во сколько же мы приедем домой?
– Сказали, что ремонт много времени не займет, – виновато проговорил Паша.
– Мама потеряет. Тут еще телефон не ловит…
Мы зашли в кафе, в котором в этот час никого не было. На входе звякнул колокольчик. Спустя минуту к прилавку подошел заспанный парень. Он разогрел нам два гамбургера и протянул две газировки в жестяных банках. Мы с Пашей сели за столик у окна. Накинулись на еду, словно не ели несколько суток.
– Прямо из книги о вкусной и здоровой пище, – смеясь, проговорила я.
– Сто лет не ел бургеры, – ответил Пашка с полным ртом.
– Шацкая бы этого не одобрила, – подмигнула я. Затем показала большой палец и опустила его вниз. – Отстой, Павлуша!
– Да уж, – улыбнулся Долгих, – в последний раз, когда мы с Улей встречались…
– …Грызли сельдерей?
– Нет. В одном очень даже симпатичном кафе ели вегетарианскую «селедку» под шубой.
– Селедку? – удивилась я.
– Только вместо рыбы там была морская капуста, – уточнил Пашка.
– Бе! – засмеялась я. – Ты жевал водоросли?
Пашка молча потянулся за газировкой. Протянул вторую мне.
– Сладкие напитки из холодильника в жестяных банках, – проговорила я, прислонив к щеке ледяную газировку. – Как на пляже… Скоро будем дома.
– На счет «три»? – спросил Пашка, готовясь дернуть колечко на банке.
– Раз…
– Два! Три!
«Пш-ш-ш» – зашипел газированный напиток. Мы чокнулись.
– Чин-чин! – проговорила я. – За предстоящие каникулы дома. Помнишь, как после школьного выпускного мы все пошли ночью на море, а потом я утащила твою одежду?
– После этого я тебе особо не доверяю, Ковалева, – сообщил Пашка.
– Да ладно! – захохотала я. – Ведь тебя же кто-то из наших сфотографировал. Когда ты из воды долго не вылезал. У тебя там глаза от вспышки горят, как у енота.
Пашка, склонив голову, негромко рассмеялся. Я жевала бургеры и время от времени посматривала на Долгих. Свет от голубой неоновой вывески падал на лицо друга, оставляя на щеках тень от длинных ресниц. Я невольно залюбовалась Пашей, а потом поспешно отвела взгляд.