– Случилось? – переспросила Уля. – Нет. Точно нет.
– Тебе не понравился фильм?
– Фильм отличный. Не бери в голову!
Паша промолчал. Разговор не клеился.
– А у тебя все в порядке? – в свою очередь спросила Ульяна. – Ты какой-то сегодня отстраненный.
– Да, отлично, – тоже соврал Паша. Он чувствовал, что Уля его обманывает.
Высоко над головой устрашающе завопили чайки, будто в преддверии беды.
– Если честно, у меня были кое-какие неприятности, – начала Шацкая, – но они остались там, в большом городе. Вспоминать об этом не хочется. Но так просто забыть не получается.
– Значит, теперь все хорошо? – уточнил Паша.
– Да, – неуверенно отозвалась Уля, – теперь да.
Вернувшись домой, весь оставшийся вечер Паша не решался позвонить Полине. А вдруг испортит романтик Буравчика? Плевать! Именно этого ему и хотелось. Набрал номер Ковалевой.
– Привет, – холодно произнесла Полина, словно была на что-то обижена.
– Привет! – сказал Паша. Может, Буравин успел ее чем-то разозлить? – Как твоя жизнь?
Молчание. Тяжелый вздох.
– Лучше всех! – наконец отозвалась Ковалева.
– Как день?
– Самый счастливый в моей жизни.
И непонятно, всерьез она говорит или продолжает на что-то сердиться. А если и правда самый счастливый, из-за Буравчика? Паша тоже вдруг разозлился.
– И у меня хорошо дела идут, спасибо, что спросила.
– Ты ведь мне первый звонишь! – запыхтела в трубке Ковалева.
– Я хотя бы тебе звоню, а ты вообще про меня забыла.
– Я? – возмутилась Полина. – Да я просто тебе мешать не хочу! Ты ведь прогуливаешься с Ушацкой по набережной… Мама вас видела.
– Ага, прогуливаюсь, – отозвался Паша, – мы в кино ходили.
– Супер! Стремный фильм!
– Ты даже не знаешь, на каком сеансе мы были.
– Все стремные сейчас идут! – не успокаивалась Полина. – Смотреть нечего.
– Буравчик тебя не обидел? – спросил вдруг Паша.
– При чем тут Буравчик? – сердилась Поля. – Речь вообще не о нем! – снова устало вздохнула в трубку. Помолчала. – Ладно, Паш. Ты только не обижайся, просто нет настроения. Потом еще поговорим… Некогда. Пока.
Ковалева положила трубку.
Отсюда открывался превосходный вид на ночное море. Луна разлила холодный свет по черной мармеладной глади. Небольшие волны торопливо набегали на берег. Вот бы еще услышать сладкий шум моря, а не эту долбящую по ушам музыку…
«Ковалева, ты долго будешь тусоваться на балконе?» – прислал мне сообщение Паша.
«Тут не так громко и очень красиво!» – быстро напечатала я в ответ.
«Спускайся!» – приказал Пашка в следующем послании. Что ж, коротко и ясно.
Я вздохнула. Внизу звучала ритмичная музыка, слышался женский визг… Еще раз взглянула на темный песчаный пляж, который подсвечивали несколько фонарей с набережной да огромная луна. Вдоль черной береговой линии у самого моря расположились несколько парочек.
Спускаясь по лестнице на первый этаж, столкнулась с высоким длинноволосым парнем.
– Смотри, куда прешь, курица! – рявкнул он.
– Ой, простите! – поначалу растерялась я. Это чучело мне еще и на ногу наступило. – А вообще, вы извиниться должны.
– За что, дорогуша?
Парень спустил солнцезащитные очки на кончик носа и брезгливо посмотрел на меня. Зачем вообще носить их в ночном клубе?
– Вы мне на ногу наступили, молодой человек! – прошипела я.
– И че?
Ах, «и че»? Я с силой хрястнула длинноволосому шпилькой в ответ. Этот точно не местный, из отдыхающих. Такого противного колоритного персонажа я бы в нашем городе запомнила.
– Ты дура? – взвизгнуло чудо в перьях. – У меня меховые сабо «Гуччи»!
– Мои, знаешь ли, тоже не из навозной кучи! – разозлилась я. Впервые захотелось парню в волосы вцепиться. Тем более они у него такие длинные, шелковистые, до плеч… Любая девчонка позавидует. – Меховые? Ты немного континенты перепутал.
Длинноволосый запыхтел от возмущения:
– Что бы ты понимала! Все-таки у вас тут деревня…
– Пропусти, ходячая реклама шампуня от перхоти!
Городской нашелся! Бесцеремонно оттолкнув парня, я продолжила свой путь. Спустилась на танцпол в самом скверном расположении духа. Умеют же всякие сомнительные личности настроение портить. Отыскала Долгих у барной стойки.
– Ты где там застряла? – громко проговорил мне в ухо Паша, щекоча скулу горячим дыханием.
– Да так… Прическу поправляла, – продолжала я злиться на длинноволосого. Хорошо, что рядом с Пашей Шацкая не крутится. Это вообще меня выбило бы из колеи. Я на всякий случай спросила: – Ульяна-то не придет?
– С тобой хочу вечер провести, а не с Ульяной, – ответил мне Паша.
Я про себя только охнула. Кто поймет Долгих? Сегодня так, завтра эдак… А мне что думать? Застрял же занозой в сердце.
– Надо же! – все-таки произнесла я вслух. – С чего это?
– Давно не тусовались, друг, – подмигнул мне Пашка.
– Это уж точно, друг, – обескураженно ответила я.
Внезапно выражение лица Паши стало кислым.
– А вот твой бойфренд нарисовался.
Я быстро обернулась и увидела на входе Буравина. Мы с ним не встречались с того самого ужасного двойного свидания. А сегодня утром я от Пашки узнала, что Герман все это время слухи распускал, будто мы вместе. Интересно зачем? Теперь-то я из него всю душу вытрясу.
– Ох, как я рада, что он тут, – развеселилась я. Длинноволосый в своих меховых «Гуччи» так меня раздраконил, что сейчас и Буравину за сплетни достанется.
– А я как рад… – тут же отозвался Паша.
– Жди здесь, – приказала я Долгих, – поздороваюсь со своим любимчиком.
Паша только вздохнул. Я тут же направилась к входу, расталкивая разгоряченных танцующих парней и девушек. Буравин кому-то подмигивал и счастливо скалился, но заметил меня, и улыбка быстро сползла с его лица. Сам Герман дернулся было в сторону, но все-таки остался топтаться на месте. Криво мне улыбнулся.
– Приветик, – кратко сказала я.
– Приветик, – кивнул Буравин, – крохотуля… Только не ругайся! Я все объясню!
– Да я и не сомневаюсь, что объяснишь!
Я схватила Германа за руку и потянула в глубь зала. По пути обернулась на Пашу, который не спускал с нас взгляда.
– Садись! – пихнула я Буравина в кожаное кресло. Сама тут же присела на подлокотник.
– Бить будешь? – спросил Герман.
– Драть как сидорову козу, – нахмурившись, пообещала я.
– Ух, как звучит! – восхитился Буравин.
Я продолжала хмуриться.
– Ладно-ладно, – поднял руки Буравчик, – сдаюсь, конфетка моя шоколадная. Просто мне позарез нужно, чтобы другие поверили, что у меня есть девушка.
– А-а-а, – улыбнувшись, протянула я. – Все понятно!
– Ну вот! – в ответ засиял Герман. Затем улыбка резко исчезла с его лица: – Что тебе понятно?
– Ты гей? – предположила я. – Так что такого? Не в Средневековье живем. Все взрослые люди! Вот в нашей группе…
– Что? – растерялся Буравин. – Нет, малышка Поля, нет!
– Тогда зачем тебе легенда? – растерялась я.
– Много будешь знать, скоро состаришься, ляльчонок.
– Ляльчонок? – снова рассердилась я. – Слушай, Буравчик-бельчонок, не знаю, что ты там удумал, но меня в свои дела не впутывай! А то я тебе…
Я наклонилась к уху парня и прошептала, что планирую совершить в качестве возмездия. Лицо Германа вытянулось от ужаса.
– Какой кошмар, карапуз, ты очень кровожадна!
– Вот-вот! А тебе еще потомство оставлять.
– Да уж, – пробормотал Герман, – и чего я с вами связался?
– Ты ко мне во множественном числе? – удивилась я. Со сцены донесся громкий голос ведущего. От звука зафонившего микрофона я поморщилась.
– То ты меня покалечить норовишь, то Паха…
– А Паха чего?
– Мне кажется, он прямо сейчас мне готов морду набить, – доверительно сообщил Буравин.
Я оглянулась на барную стойку и тут же встретилась с Долгих глазами. Пашка и не думал отводить от нас взгляда. У меня даже в горле от охватившего волнения пересохло.
– Что с ним? – озадаченно произнесла я.
– Видимо, ревнует, – ухмыльнулся Буравин.
– Да ну, – протянула я.
– Я бы тебя, малыш, тоже ревновал, если б мы встречались. Жаль, я не в твоем вкусе. – Буравин нагло подмигнул: – Вот все-таки Долгих заливает: «Полина – моя подруга…»
– Ага, – растерянно отозвалась я. Щеки от такого открытия запылали. Снова взглянула в сторону Паши. Сейчас он демонстративно уставился на сцену. Потом опять оглянулся на нас…
Я встала на ноги, уперлась руками в подлокотники и склонилась над Буравиным.
– Что ты делаешь? – удивился Герман, когда мое лицо оказалось слишком близко.
– Провожу следственный эксперимент, – сообщила я.
Герман осторожно выглянул и посмотрел на Пашку. Потом снова на меня. Зажмурился и вытянул губы в трубочку. Клоун! Не дождавшись поцелуя, приоткрыл один глаз. Спросил:
– Сосаться-то будем?
– И не мечтай! – рассердилась я. – Лучше ответь: тушь не размазалась?
– Какая тушь? – озадачился Герман.
– Для рисования, блин, – огрызнулась я. – Мы же сидим на уроке изо. Буравин, не тупи! Макияж у меня как?
– А-а-а! Все тип-топ!
– Комочков на ресницах нет?
– Не-а!
– А Пашка смотрит?
Буравин снова выглянул.
– Ага! Сейчас нас глазами испепелит.
– Клево!
Я с довольным видом выпрямилась.
– Так, может, это… – продолжил Герман, развалившись в кресле и глядя теперь на меня снизу вверх. – Подойдем ближе и прямо перед ним засосемся?
– Без любви, как ты выразился, не засасываюсь, – серьезно проговорила я. – Правило Ковалевой! И что за слово? Ужас! Я тебе не пылесос. Пока, Буравин!
Сделала пару шагов и обернулась:
– И хватит про нас с тобой всякие глупости болтать. А то я в отместку такого насочиняю! – предупредила я.
Буравин послушно закивал. Настроение мое значительно улучшилось. Реакция Паши на наш спектакль, конечно, немного озадачила. Но охватившую радость скрывать было сложно. Ой, а если Буравчику все это только показалось? Пританцовывая, я подошла к Долгих.