«Нет, все хорошо. До завтра!»
Пашка, забыв, что я пишу с допотопным телефоном, прислал смайлы, которые у меня не отобразились.
Теперь шорох послышался за дверью. Я снова встала с кровати и впустила в комнату кота, который, как обычно, пожаловал ко мне ночью. Днем трусливый кошак сюда не совался – боялся черепахи.
Я подхватила питомца на руки и понесла на кровать. Уложила рядом с собой упитанный урчащий комок. Крепко закрыла глаза и тут же провалилась в глубокий сон.
Утром светлая солнечная комната окончательно развеяла ночные страхи. Я сладко потянулась и повернулась на бок. Разглядывая запутавшиеся в шторах лучи и полоски теней на деревянном полу, долго размышляла. Потом решительно откинула одеяло и поднялась с постели. Выудив из шкафа сарафан, прокралась в ванную.
Я слышала, как на первом этаже негромко переговариваются родители. Хлопнула дверь, и стало совсем тихо. Мама и папа уехали на рынок. Я посмотрела на часы и ахнула: в это лето я впервые проснулась так рано.
Умывшись и наспех позавтракав, выскочила из дома. Уже привычно огляделась и, не заметив ничего и никого подозрительного, побежала в сторону остановки.
У шлагбаума пришлось резко затормозить перед охранником. Лениво зевнув, мужчина в черных брюках и белой рубашке осмотрел меня с ног до головы и грубо спросил:
– Куда?
Конечно, охрана тут и раньше была, но останавливали они в основном только машины. С досмотром мы с Пашей столкнулись, когда ехали к Шацким на вечеринку. Хотя, наверное, я все же подозрительная личность. Заявилась с самого утра в элитный коттеджный поселок…
– Тоже журналистка? – продолжил допрос охранник.
Я растерянно молчала.
– Журналистов не пускаем, – расценив по-своему мое молчание, обрадовался мужчина.
Я завертела головой. Недалеко от нас стоял микроавтобус с логотипом местного телевидения. В машине дремали два мужичка.
– Несколько дней караулят, – довольно кивнул на них охранник. – Не пускаю.
Кажется, я поняла. В этом же поселке проживал мэр.
– Какая еще журналистка? – сердито поинтересовалась я. – Я вообще-то к лучшей подруге пришла. Пустите!
– Все вы к подругам. Какой номер дома? У вас назначено? – Охранник открыл тетрадь, которая была у него в руках.
Разумеется, ничего у меня не назначено. Откуда? Вот настырный человек!
– Тридцать третий дом, – сообщила я. Вытянув шею, тоже заглянула в тетрадь. Найдет ли он кого-нибудь в списке? А вдруг в это же время к Шацким должен был кто-то пожаловать. Для достоверности я назвала фамилию: – Шацкие там живут.
– Знаю я, кто там живет, – сурово отозвался мужчина. – Нет записей на утро.
– Конечно нет! – завопила я. – Кошка же двадцать минут назад начала рожать.
– Чья кошка? – опешил охранник.
– Шацких! – раздраженно сказала я.
– Вы – ветеринар? – усомнился мужчина.
– А то!
– И роды у кошек принимаете?
– И у коров могу, – тут же с гордостью ответила я. – У вас корова не рожает?
– Проходи! – тяжело вздохнув и перейдя на «ты», махнул рукой мужчина. – К Ангелине?
– Ага! – довольно закивала я.
– Только у нее могут быть такие сумасшедшие подруги…
«Знал бы ты, какие друзья у старшенькой! Сплошные бандиты!» – злорадно подумала я, минуя шлагбаум. На самом деле я не собиралась заходить в дом к Шацким. И, честно говоря, новость о том, что поселок, благодаря скандалу с мэром, усиленно охраняют, меня обрадовала… Но как усиленно? Я ведь пробралась. Но за Улю и Матвея стало спокойнее.
Я направлялась к тому фантастическому месту, которое показала тогда Ангелина.
Утес идеально подходил для того, чтобы побыть наедине с собой. Хорошенько обдумать, что уже произошло и что еще может произойти в жизни.
Выйдя к крутым скалам, которые выглядывали из неспокойной водной глади, резко остановилась: заметила парочку. Матвей и Уля расположились на траве у самого обрыва над морем. Глядя на волны, они молчали.
Матвей положил голову на колени Ульяны. Девушка запустила в его волосы пальцы… Я стояла за огромным валуном причудливой формы и как завороженная следила за ребятами. В какой-то момент Матвей перехватил руку девушки, которая гладила его по голове, и поднес ее к губам. Уля смущенно улыбнулась. Первые утренние лучи освещали крутые скалы. Темно-каштановые волосы девушки блестели на солнце. Наедине с природой. Словно только здесь Матвей и Ульяна смогли скрыться от всех проблем и быть наконец в безопасности.
Внезапно Шацкая повернула голову и задумчиво посмотрела в мою сторону. Я успела спрятаться за нагретый камень, прислонившись к нему спиной, но стало как-то не по себе. Не хватало еще, чтобы меня здесь застукали!
Когда Уля снова повернулась к Матвею, я осторожно вышла из укрытия и побежала обратно к шлагбауму мимо вековых старых сосен. Почему-то мне хотелось плакать.
Волны шумно облизывали берег. Паша встретил меня у входа на дикий пляж. Друг был в шортах и светлой рубашке с закатанными рукавами. В сумерках загорелое лицо и руки Пашки казались черными.
– Какой ты сегодня нарядный, – негромко рассмеялась я, оглядывая друга.
Пашка засунул руки в карманы шорт и, склонив голову набок, тоже смотрел на меня.
– И ты нарядная, – вынес вердикт Долгих.
– Ну так, немножко, – скромно отозвалась я, поправляя прядь волос, которую трепал ветер, хотя весь вечер крутилась перед зеркалом.
– Тут вроде не холодно… На тебе нет нижнего белья? – решил уточнить Пашка.
Я по инерции прикрыла грудь сумочкой, а затем пару раз шандарахнула ею же Долгих.
– Павлуша! – пригрозила я.
Пашка смеялся.
– Ладно-ладно, – увернувшись от моих ударов, проговорил друг, – ай! Ковалева, ты почему такая буйная опять? Пойдем, кое-что тебе покажу.
Взявшись за руки, мы отправились в деревянный домик со спортивным инвентарем. Закрыв за собой дверь на ключ, Паша провел меня в небольшую комнату. Там на серфе, лежащем на полу, стоял наш ужин – роллы и вино. Над головой трещала одинокая лампочка, освещающая помещение слабым желтым светом.
– Пабло Эскобар! – воскликнула я. – Вот так шик!
– Все для тебя, Жан-Поль Готье, – усмехнулся Долгих, – в лучших традициях богатых домов.
Пашка подошел к окну и распахнул створки настежь. В комнату сразу проникла морская прохлада.
– Присаживайся на пол, – пригласил друг, – стульев здесь, к сожалению, нет.
Я уселась на брошенный рядом с доской плед, схватилась за деревянные палочки и склонилась над роллами.
– Вон те хочу попробовать, самые большие, где много-много сливочного сыра, – сообщила я.
Пашка забрался на подоконник и теперь с интересом смотрел на меня сверху вниз. За его спиной грохотало море.
– Знаю, – сказал Долгих, – поэтому заказал их побольше.
Паша так разглядывал меня, что, если честно, под его пристальным взглядом и кусок в горло не лез. Хотя до этого мне казалось, я готова смести все, что было на нашем импровизированном серф-столе.
– Долгих, ну что ты стоишь над душой? – в конце концов рассердилась я. Затем похлопала рядом с собой по пледу: – Падай!
– Как скажешь, – кивнул Пашка, направившись ко мне.
Мы сидели напротив открытого окна в окружении многочисленных досок и весел. С пола не было видно моря, зато отчетливо слышался его грозный шорох. В окно заглядывали яркие звезды. Высоко в темно-синем небе повисла белая луна.
– Я сказал твоей маме, что ты сегодня не придешь ночевать, – нарушил вдруг тишину Паша.
– А она что? – спросила я с замиранием сердца.
– Ответила, что из тебя получится классное рагу.
Мы молчали.
– Ты такой дура-а-ак, – протянула я наконец.
Снова переглянулись и заржали.
– Да ничего она не сказала, – отсмеявшись, сообщил Долгих. – Ковалева, ты ведь взрослая девочка?
Я, подавившись смешком, внимательно посмотрела на Пашку и кивнула. Друг, не сводя с моего лица внимательного взгляда, протянул ко мне руку и осторожно провел пальцами по выступающим ключицам. Наклонился и поцеловал в висок.
– Красивая Поля, – шепотом сказал он мне на ухо. – Всегда. Самая. Самая красивая Поля… Моя.
Я первой отыскала его губы. Сердце бешено билось, а от каждого легкого прикосновения меня словно прошибало током. Поцелуи становились все смелее, глубже, нетерпеливее. Когда руки Долгих проникли под платье, совсем потеряла голову…
– Люблю тебя! – выдохнула я, на мгновение оторвавшись от наших с Пашей поцелуев. Горячими ладонями обхватила его лицо. – Долгих, ты слышишь? Люблю! Люблю тебя! С девятого класса люблю…
Паша продолжал целовать, улыбаясь мне в губы. Уложил на плед, попутно спустив бретельки легкого сарафана с моих плеч… Все наши движения были преисполнены нежностью, желанием, наслаждением. «Люблю!» – стучало в каждой жилке. Все эти годы я захлебывалась этой любовью…. Люблю всем сердцем, преданно, без остатка.
Море за окном продолжало волноваться. Красные буйки качались на неспокойной черной воде. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… Вспененные белые волны с грохотом подкатывали к берегу, обрушивались на деревянный старый пирс…
Шторм прекратился только под утро. Море встретило новый день полным безмятежным штилем.
Глава двадцатая
Первые солнечные лучи ворвались в небольшую комнату. Я открыла глаза и осмотрела помещение. В желтых столбах света кружились пылинки. Глянула наверх – над головой угрожающе зависло одно из весел… Как оно еще не сыграло кому-нибудь из нас по голове?
В комнате было свежо, а на мне из одежды – только услужливо накинутая Пашей мужская светлая рубашка. Я перевела взгляд на сладко спящего друга и не смогла сдержать улыбку. Внимательно рассматривая его лицо, осторожно провела указательным пальцем по скуле Долгих, затем погладила его взъерошенные темные волосы… Паша, промычав что-то неразборчивое, перевернулся на другой бок. Тогда я склонилась, поцеловала его в макушку и потянулась за своим сарафаном, который валялся в ногах.