Перешагнула через серф и подошла к открытому окну. Впервые за последние несколько дней море было спокойным. Глядя на залитую солнцем синюю гладь, первое, о чем я подумала: «Боже, как сильно я его люблю…» И второе: «Мамочки! Что мы наделали?» Неужели это все-таки случилось? То, о чем я так грезила. Мы вместе. Стали единым целым. Думала ли я еще месяц назад, что это может произойти? Я схватилась за голову и посмотрела в сторону спящего Пашки. Так, Ковалева, поздравляю! Ты провела ночь с лучшим другом, еще и в любви ему призналась. А в ответ… тишина. Если честно, не такой реакции я ждала от Долгих. Но тогда и думать об этом было некогда. Все произошло так спонтанно и естественно… Только от мыслей о том, что было между мной и Пашей, щеки запылали, жар разлился по всему телу. Это была лучшая ночь в моей жизни. Даже если Пашка не ответит мне взаимностью, я не буду ни о чем жалеть.
Схватив сумочку и босоножки, я на цыпочках вышла из домика, прикрыв за собой дверь. С пустого пляжа я убегала, как будто совершила какое-то преступление. Сердце счастливо билось в груди, ноги утопали в сухом, еще не нагретом песке.
Дома была только мама, отец уже ушел на работу. Мама пила кофе на кухне. Я хотела прошмыгнуть мимо нее в свою комнату, но сделать это у меня не получилось.
– Нагулялась? – выкрикнула мама.
– Ага! – ответила я из коридора, а потом прошла на кухню и села за стол напротив мамы.
– С Пашей была? – спросила она, не сводя с меня внимательного взгляда.
– Ага, – снова отозвалась я, покраснев.
«Ковалева, ты ведь взрослая девочка?» – задал мне вчера вопрос Долгих. Но разве взрослым девочкам запрещено смущаться перед родителями?
– Никогда бы, честно говоря, не подумала, – усмехнулась мама, – и… давно это у вас?
– Давно, – вздохнула я тяжело, – по крайней мере, у меня.
– А у него? – удивилась мама.
– Не знаю, мам, – глухо отозвалась я, – про него ничего не знаю.
Мама придвинула ко мне кофейник и сливки. Я замотала головой.
– А почему ты мне раньше не рассказала, что у тебя к Паше чувства?
Я только растерянно пожала плечами.
– Так все запутанно, – честно призналась я, – не знаю, что он чувствует ко мне. А если это на уровне физики? Вот так, вспыхнуло – и все? Погасло, и больше ничего не будет.
Мама вздохнула и поднялась из-за стола.
– Все, что запутано, можно рано или поздно распутать, – сказала она мне, унося в раковину грязную чашку. – Не накручивай себя раньше времени.
– Не накручиваю, – эхом отозвалась я.
Мама посмотрела на настенные часы.
– Мне пора на рынок.
Я, подавив зевок, все-таки покосилась на кофейник. После лучшей в жизни бессонной ночи невообразимо захотелось спать.
– А ты можешь сегодня остаться дома, – проследив за моим взглядом, усмехнулась мама.
– Нет, что ты! – снова смутившись, вяло запротестовала я.
– Мне в помощницы сонная муха не нужна, – отрезала мама. – Но пока ты не завалилась спать, помоги в машину коробки загрузить.
Когда мы складывали в багажник многочисленные ящики с фруктами, мама внезапно просияла.
– Ульянушка! – воскликнула она.
От неожиданного возгласа я едва не выронила одну из коробок из рук. Она накренилась, персики упали на землю и покатились по траве.
– Доброе утро, Лидия Аркадьевна! – лучезарно улыбнулась Шацкая.
– Доброе! – продолжала сиять мама. – Ты какими судьбами здесь? Как мама?
– Родители уехали в Москву, – охотно сообщила Уля, – а потом в Италию слетают на восемь дней. Отметят мамин день рождения. Хотят посетить Римини, Венецию, Пизу, Флоренцию, Рим, Неаполь…
– Какая красота! – ахнула мама. Она так умилялась, будто это ей предстояло посетить Рим и Флоренцию… И Неаполь. Я только удивленно покосилась на маму. Что ж, искренне радоваться за других – качество, которого у моей мамы не отнять. – А вас троих, значит, на бедную бабушку оставили?
– Мы уже взрослые, – снова улыбнулась Уля.
– Конечно, – согласилась мама, – да и что с вами может плохого случиться? Тем более здесь, верно?
Мама засмеялась, а я осторожно выглянула из-за багажника. Ульяна побледнела и слабо улыбнулась в ответ.
– И то правда, – ответила она.
Я усмехнулась и взгромоздила еще одну коробку с фруктами.
– Но что ты все-таки делаешь в наших краях? – снова задала вопрос мама.
– Вообще-то я к Полине, – робко отозвалась Шацкая.
Я замерла. Мама перевела удивленный взгляд с Ули на меня и пробормотала:
– Неожиданно…
Она всегда хотела, чтобы мы подружились. Чтобы я равнялась на умницу и красавицу Ульяну Шацкую. Я же обычно фыркала на все, что связано с Улей, как рассерженная кошка.
– Что ж, девочки, мне пора, – вздохнула мама, захлопнув багажник. – Ульянушка, заходи в гости. Чай попьете, посекретничаете. – При этом она подмигнула мне, имея в виду мои завязавшиеся отношения с Пашей, словно Ульяне было до нас с Долгих какое-то дело.
Когда мама уехала, мы с Улей остались топтаться на месте.
– Пройдешь в дом? – все-таки спросила я. Впервые начала разговор с Шацкой, не чувствуя к ней былой неприязни.
– Нет, спасибо, у меня не так много времени, – начала неуверенным голосом Уля.
– Думаю, нам не стоит общаться посреди улицы, – настойчиво проговорила я, – нас может кто-нибудь услышать.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем будет беседовать со мной Шацкая.
– Да, ты права, – кивнула Ульяна.
Мы зашли на наш участок и разместились под одной из яблонь на старых садовых качелях. Да, в нашем саду не было бассейнов, скульптур, фонтанов, но эти старые качели я с детства любила.
Усевшись удобнее, одновременно оттолкнулись ногами от земли. Раздался тихий мерный скрип.
– Если ты мне снова скажешь, что не знакома с… – первой нарушила я молчание.
– Мы уезжаем! – выпалила Уля.
– Уезжаете? – удивилась я.
– Да! Вдвоем. И перед отъездом я хотела перед тобой извиниться.
– Извиниться? – еще больше удивилась я. Надо же!
– Конечно! – кивнула Уля. – После того как ты рассказала, что с тобой случилось… Ты могла погибнуть из-за меня. Я теперь тем более не могу спокойно спать. Не знаю, как произошла эта путаница!.. – сбивчиво продолжила она.
Я покраснела. Сама-то прекрасно понимала, почему все так запуталось: из-за ревности и любопытства.
– Мне очень жаль, Полина! – с отчаяньем в голосе проговорила Уля. – И если ты сможешь меня простить…
– Да ладно тебе, – пробормотала я, – все же обошлось. Ты лучше скажи, как тебя в это втянули?
Уля неопределенно пожала плечами и быстро заморгала, отгоняя непрошеные навернувшиеся слезы.
– Не знаю, – тихо произнесла она, бесцельно глядя перед собой, – не спрашивай…
Я поведала Шацкой о том, что на днях какой-то подозрительный мужик поздно вечером разыскивал своего младшего брата. Эта новость еще больше расстроила Улю.
– Вот видишь! – в сердцах воскликнула она. – Они не отстанут.
Кто «они», Уля не сообщила. Мы замолчали. Я уставилась на выгнутые ветви яблони, под которой мы сидели. Высоко-высоко, практически у самой верхушки, заметила паутину, в которую угодила маленькая бабочка. Опутанная липкими седыми нитями, она изо всех сил отчаянно билась за жизнь, стараясь выбраться из ловушки. Но тщетно! Пару раз обессиленно дернув крыльями, бабочка замерла и больше не двигалась. Такая участь – попасться в западню и быть съеденной пауком. Я поспешно отвела взгляд от блестящей паутины.
– И куда вы теперь, – спросила я, – если не секрет?
– Нужно заехать за вещами к моей соседке, но я не могу сама зайти в квартиру, – вздохнула Уля. – Конечно, они не знают моего адреса, но не хочется лишний раз светиться в городе. Вот если бы нашелся человек, который бы мне помог…
Я вспомнила соседку Ульяны, ту самую, в бигуди. Мимо такой и муха лишний раз не пролетит.
– Это не опасно? – быстро спросила я.
– Взять вещи? Нет, не опасно, – пожала плечами Уля.
– Тогда у меня есть человек, который тебе поможет и не будет задавать лишних вопросов, – сказала я. – Наш общий знакомый.
– Знакомый? – напряглась Уля.
– Ему двенадцать, – дала я подсказку, – но он очень смышленый и как-то уже выступал в роли посыльного.
– Ты про того славного мальчишку? Я думала, он родственник Паши, – озадаченно произнесла Уля.
– Как с тобой связаться? – спросила я.
– Ох, Полина… – растроганно проговорила Шацкая.
Я протянула Уле свой кнопочный телефон, и она быстро вбила туда цифры.
– Найти меня можно будет по этому временному номеру, – сообщила Уля.
Я снова взглянула на ветки, где была паутина. Красивая белая бабочка больше не двигалась. Стало совсем грустно.
– Дура ты, Ульяна, – наконец проговорила я.
Всю сознательную жизнь мне хотелось сказать это в лицо Шацкой. И вот выдалась такая возможность. Ну куда она-то полезла? Это мне, нерадивой троечнице Полине Ковалевой, позволительно вляпываться в неприятности. А такие прилежные девочки, как Уля… Да им просто не положено попадать в злоключения.
– Дура ты, – повторила я. – Так…
– Люблю его, – перебив меня, проговорила Уля.
– …Так влипнуть! – растерянно закончила я.
– Полина, Миша не такой, каким его все видят, – сообщила Ульяна, внимательно глядя мне в глаза.
– О’кей, – негромко произнесла я.
Уля посмотрела на наручные часы и резко вскочила на ноги. Я за ней следом. Садовые качели скрипнули еще несколько раз и остановились.
– Если что, пиши на этот номер, – кивнула Ульяна на кнопочный телефон, который был у меня в руках.
– Хорошо.
Мы стояли друга напротив друга, а потом порывисто обнялись.
– Берегите себя, – сказала я.
– Спасибо тебе за все, – прошептала Уля, – и еще раз прости.
Я проводила Ульяну до калитки. Шацкая помахала мне на прощание и пошла по пустой улице. Я смотрела ей вслед – на ее идеальную осанку, изящную походку, присущую балеринам. Всю жизнь меня раздражала Уля… И кто бы мог подумать, что когда-нибудь я буду искренне переживать за ее судьбу?