— Нет, умер.
Паша, охнув, перевернулся с живота на бок. Руки у него точно так же были завязаны за спиной.
— Как башка ломит… — проворчал Долгих.
— Таблеточку принести? — услужливо спросила я. Не знаю, откуда во мне берется яд в самый неподходящий момент… Это все от страха.
— Чем нас траванули? — пропустив мимо ушей мою колкость, спросил Пашка.
Вместо ответа я снова разревелась.
— Пашенька, мне страшно! Нас убьют?
— Если бы хотели, уже б убили, — заметил Долгих. — Им что-то нужно от нас узнать!
— Но что? — искренне воскликнула я. — Ничего не знаю!
Как в школе на уроке химии… Только теперь от ответа зависит не оценка за четверть, а целых две жизни.
— Полагаю, все дело в дружке Ульяны… Матвее?
— Или Миши, — подсказала я.
— Ага… — Долгих снова поморщился. — У тебя точно нет таблеточки?
— Не смешно! — буркнула я, в свою очередь не оценив такую же шутку в исполнении Долгих. Руки страшно затекли.
Я сидела на полу, подогнув колени, и плакала.
— Ну что ты сырость раньше времени развела? — попытался успокоить меня Долгих.
— Я так люблю жи-изнь, — протянула я сквозь проступившие слезы. — Родителей люблю-ю… Маму-у, папу-у… Мне страшно-о…
Долгих принял сидячее положение, а затем, елозя пятой точкой по полу, подполз ближе ко мне. Ободряюще подтолкнул плечом:
— Все будет хорошо!
— Ага, как же-е-е…
— Сейчас они поймут, что мы ни при чем, и отпустят!
— Закопа-аю-ют!
— Полин, ты меня слышишь?
— Как соба-а-ак…
Паша склонился ко мне и настойчиво поцеловал в губы. И снова что-то вспыхнуло внутри, с треском и жаром разгорелось… Не помню, сколько продолжился наш поцелуй. Первой оторвавшись от губ Пашки, я, задыхаясь от эмоций, проворчала:
— Долгих, ты, конечно, нашел, когда целоваться! Еще и с завязанными руками…
— Но ведь ты волнуешься?
— Ага!
— Я тебя так успокаиваю… — нагло заявил Паша, снова потянувшись к моим губам. Я посмотрела в глаза друга: ярко-зеленые, с расширенными черными зрачками…
В этот момент в двери повернулся ключ, и в комнату зашел незнакомый мужчина в темном.
— Очнулись? Пару часиков-то провалялись, — усмехнулся он.
Мужчина взял табуретку и со скрежетом выдвинул ее в середину комнату, поставив напротив нас. Только мы с Пашей сидели, прижавшись друг к другу, на полу, а он как царь восседал перед нами.
— Сейчас состоится о-очень занимательный разговор. С тобой, — неожиданно указал он на Пашку.
— Со мной? — не меньше моего озадачился Долгих. Странно, ведь всю эту кашу заварила я… Конечно, в первую очередь во всем виновата Шацкая, но если бы не мое жгучее любопытство…
— Ага, с тобой… Гнида! — зло проговорил мужчина.
У нас с Пашей от удивления вытянулись лица. Ну да. Поговорят и отпустят. Что-то мне тон этого противного мужика уже не нравился.
— Ну и где? — выкрикнул он зло, глядя Пашке в глаза.
— Что где? — вполне искренне спросил Долгих.
Я поразилась его спокойному тону. Даже голос не дрогнул. Может, он передо мной так храбрится, но я ему за это только благодарна. Лично я снова была готова разреветься. Наорали на Пашку, а еще страшнее стало мне…
Мужик вместо ответа встал с табурета и, в два шага оказавшись возле нас, ударил Долгих кулаком в лицо. Я завизжала.
— А ты не ори, тварь! — пригрозил он мне.
Меня от охватившего ужаса снова прорвало:
— Вы нас с кем-то перепутали! — затараторила я. — Мы ничего не знаем, ничего не видели!..
Долгих шмыгнул рядом разбитым носом. Думаю, если бы у Пашки не были завязаны руки, он бы этому хмырю показал где раки зимуют…
— Снюхал все? — злобно усмехнулся хмырь, снова обратившись к Паше.
Я похолодела. А ведь мальчишка в оранжевых сапогах меня предупреждал… Ясно, что речь идет не о тестерах в парфюмерном магазине. Господи, неужели Шацкая и ее дружок все-таки распространяют наркотики? Этого не может быть! Зачем ей это? Пагубное влияние Матвея?
Не кстати в голову полезли самые неподходящие мысли… Это от стресса! Представила маму, которая привычно встала в проходе моей комнаты и, уперев руки в бока, проговорила: «Опять постель за собой не убрала? А вот у Шацких Ульяна кокаин по пакетикам расфасовывает…» Я нервно хохотнула. Похоже, схожу с ума! Долгих удивленно покосился на меня… Из его носа кровь капала на светлую рубашку… Мне стало плохо. В глазах потемнело, резко замутило… Еще немного, и от страха я потеряю сознание…
Дверь снова распахнулась, и в комнату зашел амбал, который был вдвое больше нашего предыдущего мучителя. Если и этот начнет пытать, то придется сознаться во всех смертных грехах… Мамочки! Выберусь отсюда живой, никогда, ни-ког-да не буду ввязываться в сомнительные авантюры! Даже сплетничать перестану… И думать о подобном не буду! Если, конечно, выживу… Еще и Пашку во все это втравила! Ужасно… Почувствовала, как в носу снова защипало от слез. Это я во всем виновата… Только я!
— О-о, знакомые лица! — протянул амбал.
А? Знакомые лица? Это он про кого?
— Привет, браток! — обратился двухметровый шкаф опять же к Пашке.
Что? Теперь настала моя очередь с удивлением смотреть на Долгих. Это как понимать? Я тут себя виню, а к нему уже второй преступник обращается! Неужели Паша с ними знаком и это из-за него нас схватили? Ну не-е-ет, нет! Не мог Долгих мне врать… И что означает: «Снюхал все?» Паша — не наркоман! Мне все снится… Разрыв шаблона!
— Ты кого мне притащил, идиот? — спросил амбал у своего приятеля.
— Сам идиот! Кого просил, того и притащил! — сквозь зубы ответил хмырь. — Девку и пацана…
— Да, но пацан не тот!
— Как не тот? — озадачился хмырь. — Но девка-то та, она у гаражей крутилась… Я за девкой следил. А она всегда с этим…
Мужик с отвращением кивнул на Долгих. Амбал подошел к Пашке и присел перед ним на корточки. Внимательно осмотрел лицо друга. Долгих не отводил от преступника взгляда. Внезапно этот шкаф достал из кармана носовой платок и вытер Пашке кровь под носом. Я совсем опешила. Вот так забота!
— Ты ему зачем шнопак разбил?
— Партизанит, — лениво отозвался хмырь.
— Мать твою, конечно, партизанит! — разозлился амбал. — Говорю ж не тот! Он даже на нарика нашего совсем не похож! Где ты их взял вообще?
— Да там, под кусточком, — неуверенно начал его приятель. Понял, что по полной облажался. — Я думал, они меня к тайнику выведут, а они там чпокаться собирались…
У меня запылали уши. Знаю, сейчас не до соблюдения приличий. Но нельзя ли при дамах выбирать выражения?
— Короче, — устало вздохнул амбал, — ты с самого начала не ту телку выслеживал!
Хмырь озадаченно выругался. Да так, что у меня уши в трубочку свернулись.
— А че она тоже там тогда шарахалась? Разве бывают такие совпадения?
«Давай, Ковалева, подскажи им, что у тебя там Астон Мартин припаркован!» — припомнил мне внутренний голос. Вот же ядовитый какой!
Но теперь-то, когда эти бандюганы пришли к выводу, что произошло недоразумение… нас ведь отпустят?
— И че теперь делать? — словно прочитав мои мысли, проговорил хмырь.
— Твой косяк, ты и решай…
Мы с Долгих затаили дыхание… Тот факт, что один из преступников Пашке нос слюнявчиком подтер, внушал оптимизм. Возможно, не все потеряно…
Хмырь взглянул на нас и с растерянным видом почесал затылок.
— Так че? Может обоих грохнем и все?
Глава 29
У меня снова потемнело в глазах, а сердце бешено заколотилось о ребра. Я зажмурилась. Передо мной тут же замельтешили разноцветные пятна…
— Грохнем? — сердито переспросил амбал. — Ты в своем уме? У них там население тридцать тысяч человек… Ты прикинь, че начнется, если они пропадут? Весь город на ушах стоять будет. Наш наркоша точно насторожится и на дно ляжет… Не, мокруха — не вариант…
Я сглотнула и покосилась на Пашку, который сидел словно статуя, не шелохнувшись.
— Мое дело предложить, — ответил хмырь. Его губы сжались в узкую полоску. — Просто так их тоже теперь не отпустишь…
— А что, по сути, они знают? Ребятки вроде не из болтливых, да, браток? — обратился к Паше мордоворот. Почему-то он проникся симпатией к Долгих. Или мне так показалось…
Пашка кротко кивнул. Ну… как не из болтливых. Долгих-то в эту категорию входит. А вот я изо всех сил сдерживала желание развопиться во все горло: «Дяденьки! Дяденьки! Честное слово, никому ничего не скажем, дяденьки! Только отпустите-е-е!»
Двухметровый мордоворот теперь присел на корточки передо мной. Все. Дар речи перестал храбриться и пропал. Бесследно исчез… Я подавленно молчала.
— Мы, кисонька, знаем твой домашний адрес, знаем, где работают родители… Чуешь, к чему я веду?
Я быстро закивала головой.
— Очень верю в твою сознательность, котенок, — продолжил мужик нарочито ласковым голосом. — Мы в вашей дыре проездом, закончим одно дельце, да уедем… Поэтому зачем беспокоить ментов, ты как считаешь?
По количеству ласкательных обращений он мне напомнил Буравина…
— Угу, — глухо отозвалась я.
— Умница. Зачем тебе проблемы? Или мамочке твоей…
Я похолодела.
— Ты, браток, надеюсь, тоже молчать будешь?
Паша снова кивнул.
Когда мордоворот поднял меня за волосы, я вскрикнула. Пашка тут же сам встал на ноги вслед за мной.
— Тихо-тихо, боец, я ее больше не трону… — успокоил амбал Долгих. Затем обратился к хмырю: — А есть чем зенки им завязать?
— Обижаешь! — отозвался хмырюга.
Нам с Пашей завязали глаза, а затем, бесцеремонно подталкивая, направили к выходу. Пару раз я обо что-то запнулась. Судя по всему, мы двигались по узкому коридору. Пахло сыростью и цементным раствором. Кажется, мы попали в какой-то недостроенный дом.
Когда выбрались на улицу, я облегченно вдохнула свежий ночной воздух. Господи, никогда в жизни он не казался мне настолько вкусным.
Где-то сбоку громко залаяла собака. Я вздрогнула.
— Не возражаете, если мой доберман с нами прогуляется? — совсем рядом раздался противный насмешливый голос хмыря.