область превосходства – океан. Словно цепляясь за спасательный круг во время шторма, я продолжала существовать по режиму.
Предел настал, когда моя карьера в скоростном плавании и учеба в школе подходили к концу. Мой отец, несмотря на его харизму и шарм, был подонком. Мама (сейчас я испытываю к ней только нежные чувства) не смогла спасти меня. Из-за ее бездействия в тот период, неспособности смотреть правде в глаза я затаила на нее злобу и обиду. Тренер, которому я доверила свою жизнь, предал меня. Грядущей осенью я решила поступать в колледж. Я не знала, зачем мне это, чего я хочу на самом деле. В колледже не предусматривались стипендии для спортсменок, там не было приличной тренировочной базы. Однако я вела себя так, что со стороны казалось, будто я отвечаю за свои поступки и опять бросаю вызов обстоятельствам. На самом деле в моей голове творился полнейший бардак.
В августе начались отборочные на Олимпиаду в Мехико. О марафонском плавании я пока не думала, но все же заканчивать спортивную карьеру мне не хотелось. Я смирилась с тем, что никогда не смогу участвовать в Олимпиаде. Даже мечтать о ней стало бессмысленным. Все эти психически травмирующие годы только моя целеустремленность на тренировках придавала мне силы и утешала меня. Я хотела участвовать в отборочных.
Это была последняя тысяча метров, которую я проплыву на спине, и мое последнее «ура» как лучшей спортсменке. Трое победителей должны продолжить борьбу за место в сборной. Пятеро проигравших вернутся в обычную жизнь.
Спускаясь с трибуны прямо к бассейну, чтобы оказаться перед важнейшей сотней метров в моей жизни, я чувствовала, как мои плечи словно сгибались под тяжестью неподъемного груза. В каком-то оцепенении, словно идя на эшафот, я приближалась к дорожке. Неужели мои дни в спорте сочтены и не стоит требовать от себя невозможного? Кто я, если не пловчиха? Я вспоминаю, как вставала в 4.30 утра, ежедневно, в течение восьми лет. Мне было безразлично, о чем мечтают мои брат и сестра, потому что мои собственные мечты являлись самыми важными на свете.
Мои родители. Тренер. Приседания, подтягивания. Забывая про нормальную жизнь, я неумолимо посвящала все свое время плаванию. Я никогда не курила травку на парковке в средней школе. Жертвы были ощутимыми.
В тот вечер я сделала себе строгий выговор, я вспоминала все, что случилось за 17 лет. Я пыталась понять, кто я на самом деле, мой девиз. Мне было интересно, как люди выстраивают свою систему ценностей, особенно если началом для этого послужили слова мудреца или наставление от понимающей бабушки. Именно в этот момент мне как никогда требовалось, чтобы кто-то выдернул меня из оцепенения и вернул к реальности. Этим человеком стала моя подруга Лиз.
– Диана, ты в тумане, что ли? Это самая главная гонка в твоей жизни, а ты вообще не собрана! Что за чертовщина с тобой происходит?
Я затянула: «Родители, братья и сестры, тренировки, жертвы, и так далее, и так далее, и так далее».
Лиз: – Прекрати! Остановись! Еще месяц назад мы всей командой замерли на трибуне, когда ты произнесла ту невероятно вдохновляющую речь. Ты говорила о том, как нужно стремиться достичь невозможного! Ты говорила, что нужно один раз представить почти недостижимую цель, а затем забыть про нее и начать действовать. Что необходимо выложиться ради своей мечты – дисциплинировать себя на минуту, час, неделю, месяцы! Только так ты сможешь дотронуться до счастливой звезды или станешь легкой настолько, что почувствуешь совершенство, паря в разреженном воздухе! Диана, ты повторяла все это снова и снова!
Сейчас же очнись! У тебя нет времени на размышления! Помнишь тот документальный фильм про Билли Джин Кинг[14]? (Прим. Те кадры, где она готовится к матчу на Уимблдоне и даже не смотрит на турнирную таблицу!) Когда ей сообщают, кто будет ее соперницей, она усмехается и произносит: «Ах да, если я встречаюсь с ней в четвертьфинале, значит, она улучшила вторую подачу».
Нет, когда Билли Джин выходит на корт, она включает инстинкт гепарда. Она забывает, кто судья на вышке, каков прогноз. Первой сопернице она не дала шанса опередить себя даже на мяч, не то что на сет. Она завладела кортом. Подавая мяч, Билли Джин заносила ракетку и обрушивала на противника мощнейшую чистую подачу слева. А если мяч возвращался к ней с той стороны корта, она взлетала в прыжке, отражая удар в воздухе. Две недели спустя Билли Джин держала в руках Уимблдонский трофей. (Джин сенсационно одерживала победу на Уимблдоне рекордные 20 раз!)
Посмотри. Это не столь поэтично, как парящий в воздухе теннисный мяч… Но ты видишь лунку в форме полумесяца на мизинце? Почему я говорю именно о ней? Именно столько тебе осталось до победы или поражения.
Я очень нуждалась в ней на тот момент. Слова Лиз подействовали и на те соревнования, и на всю мою жизнь.
Толпа затихает, мы перенеслись в другую реальность. Вдвоем стоим у бортика, расставив перед собой руки, пристально, словно в трансе, разглядывая наши мизинцы.
Я: – Я все вижу…
Лиз: – О’кей, сколько тебе нужно времени, чтобы проплыть длину этой лунки на твоем мизинце в стометровом заплыве на спине?
Секунду подумав, я отвечаю: – Даже не знаю, может, одна тысячная секунды?
Лиз непреклонна: – Нет, слишком долго. Тебе потребуется гораздо меньше. Рассчитай точно.
– Хорошо, хорошо. Скажем, это займет тысячную тысячной секунды.
– Вот именно! Почему бы тебе просто не сделать этого? Оттолкнись всем телом, подключи сильные плечи, которые ты натренировала за последние восемь лет. Осознай сердцем, что ты можешь! Используй весь свой потенциал в этой гонке на 100 %! И когда ты коснешься бортика, не поднимай головы, чтобы увидеть результаты. Закрыв глаза, сжав кулаки, скажи себе: «У меня получится даже лучше, чем я задумала». И я гарантирую: ты будешь довольна, несмотря на то, что произойдет. Ты не станешь сожалеть о содеянном.
Я и не подозревала, что скоро найду свою личную область превосходства – океан.
Две минуты спустя я была на дорожке. Я стартовала сердцем, плечами, всем существом. Это самая прекрасная гонка в моей жизни. Я дотрагиваюсь до стены, закрываю глаза, сжимаю кулаки и говорю, вслух, со страстью: «У меня получилось лучше, чем я задумала!»
Я держу глаза закрытыми, делаю глубокий вдох и затем все же смотрю на таблицу. Я – шестая. Уходя в раздевалку, я жму руки трем девочкам, которые продолжат соревнования. Я была уверена, что в раздевалке слезы польются градом из моих глаз и на меня нахлынут воспоминания о восьми годах в спорте. Но вместо этого я, вытянутая по струнке, стою в душе, под каскадом струй горячей воды, стекающих по моим развитым, рельефным плечам.
Речь шла не просто о гонке, я отдала ей всю себя. С каждым всплеском воды я оживала.
В результате я так и не стала олимпийцем. И я перенесла действительно жесткую психологическую травму в детстве. Но зато, начиная с подросткового возраста, у меня был ясный взгляд на жизнь. Выйдя из той раздевалки, я почувствовала в себе решимость просто жить дальше, пройти свой путь, проживая каждый день «лучше, чем я задумывала». И ни о чем не жалеть.
Глава 6Нью-Йорк
Первый год обучения я провела в Университете Эмори в Атланте.
Прекрасный колледж, великолепный город, но в моей жизни это было временем застоя. Красотки-первокурсницы вступали в женские сообщества, а я была нетрадиционной ориентации, но не подозревала об этом Я стала замкнутой несчастной одиночкой. Чтобы привлечь к себе внимание, я спрыгнула с парашютом с четвертого этажа главного здания и чудом не пострадала. Любое аэродиниманическое исследование покажет, что для безопасного прыжка расстояние до земли должно быть намного больше. Мне настоятельно рекомендовали покинуть Эмори на следующий же день.
И теперь представьте: в прошлом восходящая звезда спорта шатается по улицам своего родного города! Больше всего мне нравилось уходить из дома еще на рассвете. На протяжении всего дня я слонялась между пляжем и городом. Потом меняла маршрут и направлялась к западной части Эверглейдс, а затем, немного южнее, в сторону Майами.
Моя мама убедила меня найти работу, накопить немного денег и уехать учиться во Францию по программе обмена студентами. Я стала официанткой в Howard Johnson's[15]. Каждую ночь в гостиной я вываливала на ковер все чаевые, полученные за смену. Сидя на корточках, мы с мамой сидя разбирали все четвертаки и складывали из них столбики. Каждый раз Люси волновалась так, будто это была самая важная ночь в нашей жизни.
Программу по обучению за рубежом мне предложил колледж Лейк-Форест, недалеко от Чикаго. Так я оказалась во Франции. Идеальный вариант. Я снова начала открываться людям, стала счастливее. При этом я сильно переживала, смогу ли я долго находиться в чужой стране. Наши преподаватели оказались замечательными – всегда готовыми помочь, профессионалами. Теперь я благодарила судьбу, что та подарила мне полгода во Франции.
Занятия проходили в Дижоне. Но при каждой возможности я покупала билет на поезд до Парижа. Я брала велосипед и уезжала в лес. Днем я любовалась сельскими пейзажами, которые писал Моне, вечер посвящала произведениям Сартра, а ночью описывала свой день в дневнике.
Сартр часто читал лекции в Сорбонне, и мне удавалось их послушать. Тысяча французских студентов, беспрерывно курящих Gauloises, и маэстро, прохаживающийся по аудитории с зажатой большим и указательным пальцами сигаретой. Глубоко задумавшись, он какое-то время смотрел в никуда, не говоря ни слова. Мы ждали в благоговении. И наконец он произносил:
«Ах да, жизнь – это странно».
Затем шла история о том, что утром Сартра, перед тем как ему прийти сюда, чуть не сбил автобус. Но он спрашивал себя, не был ли этот несчастный случай вызван его собственным жизненным выбором. Неплохой вывод.
День моего отъезда на Манхэттен в лаймово-зеленом жуке Volkswagen (я собиралась поступать в аспирантуру университета Нью-Йорка, на кафедру сравнительного литературоведения) стал днем, когда мое одиночное существование наконец закончилось. В Нью-Йорке я почувствовала, что заняла предназначенное мне место. Я родилась здесь. В этом городе прошли мои детские годы. Я принадлежала Нью-Йорку. Стало не важно, насколько я далека от океана, от солнечных пляжей Флориды, я не скучала. Нью-Йорк тек по моим венам. В первую минуту там я почувствовала, что пробудилась от затянувшегося сна. Я стояла на углу Вашингтон-сквер-парка и во все горло вопила: «Я не могу найти место для парковки!» Через пять минут я продала своего «жука» за 500 баксов. Затем я сняла себе комнату размером с почтовую марку в известном фешенебельном районе Гринвич-Виллидж. Я постоянно встречала здесь Боба Дилана, Джоан Баэз. Бетт Мидлер полутанцевала, полушла мимо меня на своих высоких каблуках с собаками на поводке, в то время как я совершала утреннюю пробежку. Каждый раз я слышала неизменное: «Доброе утро, супердевушка!»