В отчаянии я решаюсь на крайние меры. Моя знакомая, Хилари Розен, имеет отношение к политике непосредственно в округе Колумбия. Ее коллега, Хиллари Клинтон, – госсекретарь США. Наш вопрос находится в юрисдикции Госдепартамента. Хиллари Клинтон обещает помочь нам. Лицензия готова через 24 часа.
Как же сложно сдержать негодование по поводу того, что мы упустили ту великолепную погоду. Но только вперед! Девиз нашей Команды: «Мы идем только вперед!» Я снова приступаю к ежедневным тренировкам. Снова продолжается работа штурманов и техников. Снова мы ищем любые пути связи с кубинцами. Снова и все еще мы в буквальном смысле ждем у моря погоды. Снова. Все еще…
Поскольку конец августа приближается, мое беспокойство продолжает расти. Люди всегда думают, что именно тренировка – самая нелегкая часть работы для спортсмена. Возможно. Но, по крайней мере, во время нее вы контролируете все, что происходит. Вам известно, что от вас требуется. Зная, что делать, я в таких случаях просто опускаю голову и совершаю первый гребок. А ожидание… ничего нет хуже. Ты не можешь вмешаться, от тебя ничего не зависит. Я тренируюсь на острове по 15 часов. Все мои друзья шлют мне фразы о достоинстве и силе терпения.
Таким образом, я перенервничала еще в июле. И теперь День труда – отпразднован. Температура воды начинает снижаться, чтобы достичь той отметки, при которой мои способности – ничто и я бессильна. Беспокойство нарастает. Каждую ночь мы с Бонни тащимся в офис Ванессы Линсли – морского штурмана мирового класса в отставке. Она представляет нам десятки созданных ею компьютерных моделей. Ванесса – реинкарнация путеводной звезды, она капитан Xtreme Dream Fleet. Ванесса командует лодками, штурманами, всеми. Основные суда – те, которые мы называем главными кораблями или носителями. Их командиры будут следить за главными членами Экспедиции. Это те люди, которые будут обеспечивать смену экипажа на Voyager. Каждую ночь Бонни и я толпимся возле компьютера Ванессы, в то время как она показывает нам Североатлантическую Спираль и объясняет, как ее положение повлияет на скорость и направление ветра. Она повсеместно анализирует потоки ветра в Карибском море. От островов Виргинии до Кубы, а затем к Юкатану.
Мы смотрим на Мексиканский залив: в то место, где горные хребты находятся к северу от нас. На погоду в проливах оказывают влияние множество факторов. И вот почему это настолько сложно, предсказать ее там. Когда тесно изучаешь погоду в одной небольшой области, начинаешь рассматривать мир как одну связанную экосистему.
Как-то ночью Ванесса вытаскивает меня и Бонни на пристань. Сейчас восточный ветер движется именно так, как он должен двигаться в этом месяце. Ванесса приказывает нам высунуть языки. И что же? Мы чувствуем, как маленькие кусочки соли оседают у нас во рту. Я смело предполагаю, что так происходит из-за сильного ветряного потока. Но нет. Этот хруст у нас на зубах вызван перенесенными сюда из пустыни маленькими песчинками – пылью Сахары. Африканские ветры беспрепятственно приносят песок прямо в Флоридские воды.
Когда волны слишком огромны, а порывы ветра едва ли не разрушительны, я и Бонни наведываемся в лагуну, что находится сразу за студенческой коммуной. Бонни сидит на причале с книгой и водой для меня. А я делаю небольшую пробежку, в половину мили.
Я не смогу забыть наш первый визит в эту самую лагуну! Мы пытались припарковаться. Резко перед нашей машиной прошмыгнула огромных размеров, ужасная доисторическая ящерица! Следом ее приятель, словно сбежавший из парка Юрского периода, откуда-то сверху спрыгнул на наш капот. Мы визжали как сумасшедшие. Даже заблокировали двери изнутри, не надеясь, что когда-нибудь выберемся из машины. Хамские ящерицы, честное слово, презрительно посмотрели на наши перепуганные лица, а затем вальяжно прошлись по асфальту и очень грациозно ускакали в траву. Я представляла себя Индианой Джонсом, а Бонни – моей верной попутчицей. Да. «Индиана Джонс: искатели пещер». Одна из ящериц остервенело бьет своим огромным тяжелым хвостом о наш капот, стекла разлетаются вдребезги. Нам грозит опасность.
Мы не успокаивались. Я позвонила в общество контроля за дикими животными. С дрожью в голосе я бормотала: «Сэр, мы находимся прямо на парковке возле студенческого общества. Двери нашей машины заблокированы. Нашим жизням грозит опасность. Рядом – две огромные страшные ящерицы». И слышу добродушный смех на другом конце провода. Кажется, позвали коллег: «Джеф, послушай-ка. Надо услышать собственными ушами. А то ты не поверишь». Пауза. Раскаты смеха. «Отвратительные ящерицы до смерти напугали эту женщину». Мои поздравления. Очень смешно. Весь Ки-Уэст не упускал случая напомнить нам об этой истории. Люди потом еще долго дразнили нас.
Проклятый восточный ветер! Я выучила все флаги на яхтенной пристани, на пирсах. Эти кусочки разукрашенной ткани постоянно колеблются. Изо дня в день мы истязаем себя раздумьями, бессмысленным беспокойством. Нельзя допустить, чтобы восточные ветры «сдули» Кубу. Мы все еще надеемся, что ветряные потоки развернутся где-нибудь в Атлантике, и продолжаем подготовку.
Каждую ночь мы идем в офис Ванессы, словно ягнята на скотобойню. Мы заложники новых и новых сценариев. Однако когда она представляет нам очередную модель ветрового движения, мы все еще надеемся услышать что-нибудь многообещающее. Каждое новое сообщение о возможном шторме из Африки – и мы в стране наших фантазий.
Каждые три или четыре дня Дейв сообщает о возможности нового погодного окна. Однако через несколько дней он с болью в голосе сообщает об обратном. Такие американские горки изрядно потрепали мне нервы.
Метеоневроз затуманил нам головы до такой степени, что мы и думать забыли о разрешении на Экспедицию из Гаваны. И все же пакет с важнейшими документами из Секции кубинских интересов в Вашингтоне, округ Колумбия, был доставлен 10 сентября. Мы сделали это!
Тренировки становятся по-настоящему интенсивными. Бонни, Ди, Дэвид, Майя и Бартлетт стараются не показывать, насколько им тяжело. Главное событие приближается. Кажется, у нас пропало чувство юмора. Конец сентября близок. Начало последнего, самого серьезного 24-часового заплыва состоялось 10 июля. Он благополучно завершился 11-го. Сейчас этот факт меня нисколько не радует. А огорчает вот что: время между последним заплывом и до настоящего момента – более чем 10 недель. Весь этот период я тренировалась на открытой воде по 5–6 часов. Этого явно недостаточно для предстоящего 60-часового марафона. Я теряю форму. И страшно рисковать, начиная заплыв на 24 часа в тот момент, когда мы с надеждой ждем погодного окна. А новости об «окне» то хорошие, то плохие. В зависимости от них наше настроение меняется, мы поочередно переживаем решимость, затем страх, затем решимость и снова страх. Как только я начинаю верить, что мы вот-вот отправимся в Гавану, я начинаю считать часы. В моих венах бурлит адреналин. Затем звучит отбой, и я раздавлена. Сумки с моими купальными принадлежностями уже два месяца стоят у двери.
Ночами становится холодно. Даже в Ки-Уэсте заметно, что настала осень. Никто не говорит этого вслух, но кажется, мы понимаем, что скорее всего ничего не выйдет. Местные наперебой рассказывают о том, что мы и желаем услышать: какое теплое и спокойное море в октябре. Они уверяют нас, что именно в октябре так прекрасно сидеть на побережье и смотреть на водную гладь без единого барашка (как никогда больше в году). Мы придираемся к каждому слову.
Бонни уже больше месяца тренирует личность с немного расшатанными нервами. Я имею в виду себя. Мне не давали сдаваться ее самообладание и дисциплина. Но в последнее время мои нервы совсем расшатались. Я плохо сплю. Друзья напоминают мне одно изречение: «Вы никогда не поймете, насколько вы сильны, пока у вас не останется выбора». Я повторяю эту фразу словно мантру на протяжении всего дня, ежедневно. Наверное, так сходят с ума. Все оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Сейчас я могу действительно говорить, что столкнулась с трудностями.
Сегодня 1 октября 2010 года. Мы выходим в море. Я проведу в воде четыре часа. Пирс охвачен колышущимися на ветру флагами. Освежающий бриз дует с востока. Как всегда, я прыгаю в воду прямо с Главной лодки. Шестое чувство подсказывает мне, что это не просто тренировка. Я немедленно погружаюсь в воду и делаю первый гребок. Через какое-то время я переворачиваюсь на спину. Подняв взгляд на Voyager, я вижу, как наша Команда – Дэвид, Ди, Майя и Бартлетт – перевесились через перила и сочувствующими взглядами следят за каждым моим движением. Бонни оставляет главный наблюдательный пункт. Подбоченившись, подходит ближе. Я слева направо провожу ладонью по горлу, словно перерезаю его. Ночью температура воды понизилась как минимум на несколько градусов. Все кончено. Это слишком горькая пилюля, чтобы стойко ее проглотить. Готовить экспедицию целый год, а потом просто оказаться неспособной плыть.
Ди, Бонни, Дэвид, Майя и я тщательно собираем оборудование, проверяем всю технику. Приближаясь к пристани, мы с Ванессой укрываем все бесценные механизмы от дождя. Сейчас лучше нас рассказать о том, что мы чувствуем, может только этот противный, бесконечный и неотвратимый проливной дождь.
Когда мы с Бонни уже собираемся уезжать, чтобы посмотреть расписание авиарейсов, способных доставить нас домой, Ди просит нас вернуться в лодку. Возле Voyager забавно резвится пара ламантинов. Мы гладим и обнимаем их. Они похожи на двух огромных милых морских щенков. Мы вдруг решаем, что это хороший знак. И счастье не за горами. У нас просто нет выбора: либо простая радость, либо едкий привкус поражения.
Глава 202011. Архив
Вернувшись в Калифорнию, я постоянно смотрю на мои вещи, предназначенные для экспедиции и без конца напоминающие мне о моем незаконченном деле. Эти сумки болтаются без дела так же, как и я, уже довольно долго. Десятки пар защитных очков, множество купальников, тубы с мазями, канистры протеиновой смеси, огромные полотенца с надписью «Мексика», красные светодиодные огни, каждый раз цепляющие мой взгляд. Все это «барахло», аккуратно сложенное, явно ждет своего часа. Даже мои резиновые шлепанцы. Можно смело предположить, что в моей истории пара обуви будет иметь явно только символическое значение. Я всегда поднималась на пирс, затем скидывала их на лодке перед прыжком. Единственную пару белых резиновых шлепанцев. Сейчас они стоят у меня в доме, возле входной двери. Каждый раз, когда я прохожу мимо них, в моем мозгу словно что-то щелкает: «Если ты все-таки хочешь сделать это, то пора встряхнуться».