Впервые мы заговариваем об упрощении своих требований к морскому ветру. Нашим порогом считался ветер со скоростью не более 10 узлов, дующий на протяжении трех дней. Те, кто хотя бы однажды проплывал дальнюю дистанцию, понимают, что любая зыбь в считаные секунды сведет весь прогресс на нет. Я даже не вспомню, сколько раз перед стартом люди на пристани, в городе, на пляже кричали нам вдогонку: «Сегодня прекрасный день для плавания!» И всякий раз после таких воодушевляющих слов наш день превращался в полнейший кошмар.
Я ни в чем не виню этих людей. Я всегда была добра к ним. В самом начале меня чаще всего спрашивали о том, будут ли у меня вообще лодки и кто сопровождает меня с кубинской стороны. И в те моменты я не могла справиться с сарказмом. «Я собираюсь плавать с кинжалом, зажатым между моими зубами: так я смогу охотиться за рыбой ночью и почистить ее, чтобы есть было удобнее. Ночью я буду ориентироваться по звездам. К ноге у меня будет привязан бак с питьевой водой. И рядом со мной всегда будут мои каноэ». Я старалась быть вежливой. Никто не обязан разбираться в вопросах марафонского плавания не хуже меня. Если возникнет интерес, я всегда готова рассказать об этом все, что угодно.
Правда в том, что неспокойное, с перекатами волн, море – настоящая проблема, которая определит вашу жизнь во время заплыва на долгие часы вперед. Когда оно прозрачно, вы скользите по его поверхности практически без сопротивления. Как только поднимается малейший ветер, приходится опускаться ниже. И тогда вы плывете весь путь, чередуя поверхность и морскую глубину, а не просто гребете напрямую. В середине августа мы с Бонни и Бартлеттом заключили соглашение. Большая скорость ветра сможет стать для меня приемлемой, только если его направление не изменится от некоторой южной точки. Любое волнение на востоке станет означать сильный противоход Гольфстриму. Северный ветер будет дуть мне прямо в лицо и превратится в серьезное препятствие. Ветер с запада быстро унесет меня в другую сторону от Потока.
В начале третьей недели августа моя неизменная паника стала расти с каждым днем.
Теперь я редко сплю по ночам. В три часа я нахожу себя стоящей возле погодных карт. Бонни вернулась в Лос-Анджелес. Я скучаю по ее невозмутимости, нашей невидимой красной нити. Мы решаем, что мне стоит отдохнуть от заплывов на пару дней и встретиться с Бонни где-то посередине страны. «Рандеву» случилось в Далласе. Целые сутки мы режемся в скраббл и криббидж, болтаем и расслабляемся. В общем, делаем то, чего мне недоставало все это время.
Когда я появляюсь на Ки-Уэсте, Дейн, Кларк и остальные метеорологи оживляются. Дейн, прямо скажем, выглядит вяло, ведет себя равнодушно. И все же он обнаруживает факторы, предсказывающие появление в последнюю неделю августа в проливе более слабых ветров. Еще один профи из наших, Ли Чесно, сейчас в Испании, но он внимательно следит за всеми графиками и системами, пребывая при этом даже в более оптимистичном расположении, чем его коллега. Посовещавшись, Ли и Дейн назначают день первого метеоокна: 25 августа. Не очень-то идеально с любой точки зрения. В полдень пятницы, 30 августа, ветер, возможно, изменит направление, развернется с востока на юго-восток, оставляя юг. Это далеко не «временные неполадки». Дейн предупреждает о возможных шестичасовых периодах в эти дни, когда ветер будет усиливаться со скоростью 10–15 узлов. Все предыдущие попытки мы бы посчитали такую ситуацию катастрофичной и непригодной для плавания. А сейчас мы не собираемся искать и ждать идеала. Нам нужно нечто осуществимое, реальное. Шесть раз в день мы выходим на связь с Бартлеттом, Бонни и Кэндис. С Джонбэрри и Полин мы встречаемся в понедельник и вторник, 26 и 27 августа. Ванесса срывается организовать флотилию и уладить дела с Береговой охраной.
Среда, 28 августа, становится днем, когда мы принимаем общее решение. Я объявляю боевую готовность. Бонни вылетает из Лос-Анджелеса.
Из-за неготовности Люка Типпла 25-летний Нико Гэззейл берет на себя роль главного дайвера. Он слишком молод для этого. Зато Нико провел с нами все лето, став своим в доску. Мы встречаемся с глазу на глаз, и я без обиняков задаю вопрос: «Ты когда-нибудь в жизни видел рифовую акулу?» С густым нью-йоркским акцентом Нико, не стесняясь, заявляет: «Не хочу вас обманывать, никогда». Следующий мой вопрос: «Ты когда-нибудь встречался в воде с акулами без ружья?» Нико, честный малый, отвечает так же: «Не стану врать, нет».
Вместо шести «Акульих щитов», которыми согласились быть эти молодые парни, со мной в воде будут только четверо из них. Они – охотники на акул, а не эксперты по акулам. Нико говорит мне: «Диана, мы не подведем, мы защитим вас в воде. Вы будете в безопасности». Он показывает мне все их заготовки, планы, показывает мне «Акулий отражатель», которым ребята воспользуются в чрезвычайной ситуации. Я верю Нико. У меня нет другого выхода.
На протяжении этого лета у главного наблюдателя Стива Мунэтоунса наша экспедиция являлась приоритетной. Но сейчас он должен быть в Японии, и у него не получится найти для нас замену. Стив посоветовал вести точное наблюдение и сверяться с его журналом от моего первого гребка и до финала. Для этого с нами на борту будут независимые наблюдатели – Джанет Хинкл и Роджер Макевю. Стив говорит, что иногда наблюдателями становятся даже члены семьи пловца, и все складывается хорошо, если внимательно вносить записи в журнал. Двое моих наблюдателей, которые не являются ни членами команды, ни моими родственниками, будут находиться: один – на Voyager, а другая – на корабле-носителе. Во время плавания они будут сменять друг друга. Все суда придут из Ки-Уэста 29 августа, в четверг, до наступления темноты. После этого понадобится приблизительно 15 часов, чтобы добраться до Кубы.
На рассвете мы с Бонни летим из Ки-Уэста в Майами в четырехместном частном самолете одного парня. Там мы пересядем на чартер до Гаваны. Я смотрю на освещенную кроваво-красным цепь островов, окруженную водой, напоминающей зияющую чернотой бездну. Приближаясь к до боли знакомым местам, я снова чувствую, как растекается в моих жилах адреналин и все вокруг становится нереальным.
В Марину Хемингуэй мы прибываем на четыре часа раньше, чем наши лодки. Видя, как они идут по каналу, я замечаю на одной из палуб Кэндис и ее развевающиеся серебристые волосы. Мы кричим. Да, это она. Работа Кэндис заключается в медиаподдержке нашего марафона. Но главное, что Кэндис в любое время прибудет на Voyager, чтобы поддержать меня. Бонни знает, что Кэндис – моя личная успокоительная пилюля. С 1978 года, когда мы были молодыми и еще более сумасшедшими, чем сейчас, я не меняла в кубинском плане только одно: приближаясь к Флоридскому берегу, Кэндис будет петь что есть мочи: When you wish upon a star…
Итак, последний командный сбор, затем короткая пресс-конференция. В этот раз ни одно из национальных информационных агентств (CNN, The New York Times, Good Morning America, The Washington Post), которые все прошедшие годы пристально следили за мной, не прислали своих репортеров. Если я доберусь до противоположного берега, то тогда они превратят это в сенсацию века. Что ж, отлично. В конце концов, я была готова к тому, чтобы на том берегу меня встретили пять человек. Со мной также не поплывет мой талантливый документалист Тим. Я скучаю по племяннику. И еще мне не хватает Марка. Но я вспоминаю все, что я прочла о таких грандиозных экспедициях. Бывает, что достижение цели может занять годы. Силы природы огромны, и те, кто рискует бороться с ними, на самом деле ничтожно слабы. Но все же, если чокнутый мечтатель достигает заветной цели, он с благодарностью вспоминает всех, кто преодолевал этот путь вместе с ним.
Число тех, кто все еще верит в наш успех, заметно сократилось. Но местные все еще заинтересованы во мне. Мы давно знакомы с Associated Press Havana, CNN Havana. Они спрашивают: благоприятны ли ветер и подводные токи на этот раз? Многие возвращаются к теме американско-кубинских отношений, некоторые просят описать плюсы и минусы жизни 63-летнего спортсмена. Они не смогли забыть Хлои, которая на этой самой пристани стала для них настоящим открытием. Репортеры хотят знать, что защитит меня от кубомедуз во время предстоящего марафона?
С представителями прессы я свободно объясняюсь на испанском. Я стараюсь балансировать между двумя крайностями: философией «Никогда не сдавайся» и достойным принятием того факта, что для каждого у Вселенной есть свой план и, возможно, все ее силы будут направлены на разрушение моей главной мечты. Я объясняю журналистам, что сегодня мне трудно сохранять это равновесие, но пока я не собираюсь «принимать тот факт», по-прежнему борясь и веря в себя.
Вместе с Командой мы обсуждаем предстоящую Экспедицию. Все проходит энергично, но не так весело, как раньше. Мы больше не срываем голоса. Бартлетт обращается ко всем. Он говорит уверенно, у него оптимистичный прогноз относительно ветра и течений, которые он наблюдал по пути из Ки-Уэста в Гавану. Я пристально слежу за его мимикой, полным решимости взглядом, его пальцами, которые играют на видимом только Бартлетту инструменте. Джон – хранитель нашего успеха. Он ведет нас к нему. Бартлетт играет свою роль с объяснимой многозначительностью.
Мы решаем, что заплыв начнется в девять утра. Все обнимаются и расходятся каждый по своим делам. Для меня дела заключаются в проверке своих очков и сотого по счету перебирания моего спортивного багажа. Энджел встречается с Бонни и советует ей, после того как завтра утром меня намажут ланолином, еще и смазать мои самые уязвимые места ее гелем прежде, чем я надену костюм. Лично я считаю, что нужно быть большим дураком, чтобы поплыть в логово кубомедуз без Энджел на борту.
Перед сном мне хочется съесть тарелку пасты. Кажется, у меня ангина и начинается глазная инфекция. Я крайне обеспокоена этим, ведь за все четыре года мой организм ни разу не подал ни одного сигнала о болезни. Я забыла, что значит недомогание. Бонни убежала перепроверять наши суда и миграционные разрешения. Зато ко мне пришла Кэндис, и ее усыпляющий массаж отправил меня в кровать в восемь вечера.