Сказал бы: «А я не рад», — но… А, к черту! Зачем врать?
— Я тоже. Рад. Сам не верю, что это сказал.
Дед сухо усмехнулся.
— Кай сказал, не хочешь возвращаться.
— Не хочу.
Дед кивнул. Прошел мимо своего стола к углу с двумя креслами и низким круглым столиком из дымчатого стекла.
— Садись. Я велел принести кофе. Поговорим.
— С Каем поговорили уже, — хмыкнул Гаяр. Но все-таки сел напротив деда, теперь отметив и слишком сухую, с пигментными пятнами, кожу на руках, и морщины. Постарел. Неудивительно, что взялся собирать семью в кулак. Конкуренты наверняка на низком старте, только и ждут момента, когда «теневой босс Сигидалы» даст слабину.
Бессменная дедова секретарша ловко расставила кофейник, чашечки, вазочку с печеньем.
— С возвращением, господин Гаяр.
— Я здесь в гостях, госпожа Анериэ.
Она улыбнулась:
— Все равно с возвращением.
Вышла, покачивая бедрами, в свои почти полсотни все еще яркая и соблазнительная. Беззвучно закрыла дверь.
— В гостях, говоришь?
Сердился дед почти как раньше: начинал говорить тихо и язвительно. Только прежде ещё и закурил бы, и Гаяр даже растерялся, осознав: ему не хватает. Тяжелой паузы, пока дед достанет сигарету из пачки. Резкого щелчка зажигалкой. Ядреного, бьющего в нос и дерущего горло запаха крепкого «Пароходного».
— Случайно и крайне внезапно, — буркнул он, не зная, что сказать. — Какая злая муха Кая укусила, что он вдруг решил со мной пообщаться?
— Кай видит дела семьи. И, в отличие от некоторых, проявляет достаточно ответственности.
— Не заводи снова ту же песню. Ответственность! — Гаяр сам не знал, каких усилий ему стоило не вскочить. И даже не заорать. — Ответственность — это когда ты хоть что-то можешь решать. Сам. Кай может, наконец-то. Рад за него. Ну а я, вот беда, не дождался!
— Чтобы решать, надо сначала все обдумать! А не рваться махать кулаками, не разобравшись. Или ты до сих пор так и не понял?!
— Куда уж мне. — Гаяр все-таки встал. Отошел к окну, прижался лбом к стеклу. Странно. Он думал, уверен был, что новая встреча обернется скандалом куда громче и яростней того, после которого он ушел. Но первая вспышка прошла, и сейчас он чувствовал не злость, не обиду, а только тоску. И, наверное, непонимание. — Скажи, неужели так сложно было позволить шестнадцатилетнему оболтусу набить шишек и понять свои ошибки на практике?
— Значит, теперь ты видишь, что ошибался?
— Что толку? Вы не спешили меня возвращать.
— А ты бы вернулся? Мы оба знаем, чем закончились бы эти попытки. Зато все-таки набил шишек, а, Гай?
Даже парк изменился. По крайней мере, эта его часть. Платан, на который они с Каем любили лазать, стал ещё выше, еще раскидистей, но та ветка, с которой они лет в двенадцать повадились перебираться на балкон второго этажа, была спилена, только обрубок торчал. На клумбе под балконом по-прежнему цвели алые розы — высокие, пышные кусты и целые грозди небольших цветков, но сама клумба стала меньше, и ее обложили угловатыми плитками желтоватого ракушечника. А вместо тира, в котором они с Каем торчали часами, выкопали пруд — зачем? Любоваться на водяные линии? Так их там всего штуки три.
Он все-таки вернулся к столу.
— И все-таки. Почему ты тогда не позволил мне пойти и с разгону вляпаться по полной? Вполне воспитательное получилось бы мероприятие. Я бы злился потом, обтекал от стыда, грыз себе локти и понимал, что ты снова оказался прав. Ответишь? Да, сейчас это не так уж и важно, но я хочу услышать. Я почти двенадцать лет спрашивал себя, почему.
— Я тоже.
— Что, прости?
— Тоже почти двенадцать лет спрашивал себя, почему. Как пустяковая, по сути, размолвка привела к такому финалу. Когда и кому нужно было промолчать. Или сказать что-то другое. Все ошибаются, Гай. Непогрешимых нет. Но некоторые ошибки обходятся слишком дорого, и думать о них годы — слишком больно. А почему я остановил тебя тогда… Ты рвался туда, где тебе, с твоей светлой магией, походя снесли бы голову. Там пришлось работать пятерке темных боевиков. Слаженной, опытной пятерке!
Дед все-таки достал пачку «Пароходного». Новую. Вскрыл, выбил сигарету, щелкнул зажигалкой. Затянулся единственный раз и безжалостно раздавил сигарету в своей любимой гранитной пепельнице. Небрежным жестом убрал запах.
— Знаешь, что меня хоть как-то утешало все эти годы? Лучше живой внук, которому теперь нет дела до семьи, чем ухоженная могила на семейном кладбище.
— Да ладно, — пробормотал Гаяр, ошалело падая обратно в кресло. — Ты преувеличиваешь. Послал бы меня с той пятеркой, в конце концов. Всё бы обошлось, и щелчок по носу вышел бы ощутимый.
— Может быть. Мы теперь не узнаем. Но что, если все-таки нет? — дед раздраженно дернул плечом. — Кофе стынет. Налей.
Гаяр взялся за кофейник. С удовольствием вдохнул запах. Анериэ варила чудесный кофе. Пожалуй, нигде больше он такого не пил.
— По-прежнему пьешь черный? Врачи разрешают? С куревом тебя, я вижу, прижали.
— Пошли они к чертям, — ворчливо отозвался дед. Новая интонация, раньше рявкнул бы. Неужели размяк? Не верилось. Или не хотелось верить?
Гаяр отпил крепчайшего ароматного кофе и спросил:
— Кому ты хвост оттоптал? Погони, перестрелки, покушения, и это в вечно сонной Сигидале!
— Я оттоптал?
Вот теперь Гаяр деда узнавал! Это деланное изумление, эти ядовитые, издевательские интонации! Раньше это бесило — до скрежета зубовного, до желания заорать, что-нибудь разбить и хлопнуть дверью. В конце концов и хлопнул. А теперь — почти умилился. Зубастый, ядовитый, непредсказуемый и опасный Босс Отрелио гораздо лучше старой развалины, у которой только и осталось запала — тайком курить и кофе пить назло врачам.
— Не я же, — ухмыльнулся Гаяр.
— Уверен? — вернул ухмылку дед.
Встал, стремительно пересек кабинет. Достал из ящика стола папку вроде тех, в какие подшивают дела в полиции. Положил перед Гаяром.
— Наслаждайся.
На папке синела надпись, выведенная каллиграфическим дедовым почерком: «Сладкий драйв».
ГЛАВА 11. Слишком!
Комната, куда поселили Дею, была — слишком. Просто слишком! Вроде и без роскоши, обставленная лаконично и просто, но эта лаконичность наверняка стоила чертову уйму денег и даже еще больше. Чертову прорву! К тому же это была не комната, а, как оно называется? Номер? Апартаменты? Дея не знала, неоткуда ей было знать такие тонкости. Роскошный раздельный санузел не слишком удивил, но отдельные спальня, кабинет, громадная гостиная, в которой запросто можно устроить вечеринку, и широкая лоджия с видом на парк, объединяющая все три комнаты?! Чересчур просторно для одной скромной студентки. Дее казалось, что она потеряется здесь, как единственная монетка в набитом конспектами рюкзаке.
Было любопытно. Очень. Но… как в музее, что ли? Посмотреть, как живут в богатых домах, исключительно в целях самообразования. Потому что кино, оказывается, ничуть не похоже на правду. Дея с удовольствием поплескалась в огромной ванной, воспользовалась артефактной стационарной сушилкой, покрутила ручки ретро-магнитолы, но представить, что будет сегодня спать вот на этой кровати размером с половину их комнаты в общаге, пока не получалось.
И вообще, чем дальше, тем больше становилось не по себе. Не верилось, что в такой дом могли пригласить просто так, ни с того ни с сего, совершенно незнакомую девушку. Должен быть какой-то подвох. Какая-то причина. А она не понимала! Не считать же настоящей причиной то, что ее совершенно случайно прихватили заодно с Гаяром, который когда-то почему-то сбежал из этого дома и которого хотели уговорить вернуться?
Почему сбежал и почему захотели вернуть только сейчас — тоже интересные вопросы. Вот только ответы взять неоткуда.
Помаявшись, наверное, с четверть часа, Дея спросила себя — а почему она сидит в этих комнатах? Ей разве запрещали выходить? Погулять, поискать, где в этом огромном доме есть люди, посмотреть, чем они заняты, послушать, о чем говорят? Главное, что бы не выглядеть подсматривающей и подслушивающей. Она просто гуляет. Проводит время.
Хотя нет, главное — не заблудиться, когда решит вернуться обратно.
Дверь ее комнат была в середине длинного коридора. Пришли они справа, туда она и свернула. Миновала лифт и вышла к лестнице. Широченной, мраморной, огибающей холл высотой во все здание, с первого этажа до крыши. Именно до крыши: Дея подняла голову и замерла при виде стеклянного сводчатого потолка, сквозь который виднелось синее южное небо и лился солнечный свет. И весь колодец холла был залит этим светом, теплым, золотым и удивительно чистым. Как будто концентрированным! Без магии такое точно не сотворить, но какой маг такое может?! Магистр артефакторики, не меньше.
На уровне этажа холл огибал круговой балкон, и Дея пошла по нему, касаясь рукой идеально гладких перил из красноватого темного дерева. Несколько шагов — и остановилась. Она не могла оторвать взгляд от залитого светом прозрачного купола. Вроде бы ничего особенного, всего лишь стеклянный потолок, но почему-то спирало в груди от совершенно детского восторга. Как будто еще шаг, и очутишься в сказке, где можно обернуться птицей и взлететь!
Женские голоса из коридора показались на этом фоне настолько странными, чуждыми этой красоте, что Дея не сразу поняла, о чем говорят.
— И все-таки! Наследник или нет, он Отрелио! Разве пристало ему ошиваться вдали от семьи? Строить из себя волка-одиночку, пф!
— Разве это наше дело, Розия?
Дея заозиралась. Попятилась от перил к стене. Боги, здесь и спрятаться-то негде! Разве что притвориться барельефом.
— А мне вот интересно, он совсем вернулся?
— Хорошо бы.
— А что с ним за девушка, кто-нибудь знает? Неужели невеста?!
«Невеста»?
Дея прикусила ладонь, чтобы не вскрикнуть. Хотела подслушать что-нибудь интересное? Получите и распишитесь! «Невеста»! А если не только они так думают?! Наверняка не только… слухи, они ведь как зараза, разносятся со скоростью ветра. И что, каждому объяснять, что они с