Лука вобрал голову в плечи и энергично замотал головой. При одной только мысли о выпивке ему стало плохо.
— Пить не будем, просто посидим, — упрашивал Бенжамен.
— Нет, нет и нет! — угрюмо отрезал Лука. — Если я не довезу тебя до невесты, твоя сестра оторвет мне голову.
Бенжамен вздохнул.
«…Солдатушки! Браво ребятушки!» — донеслась бравая песня. Навстречу им по висячему мосту шел старый русский солдат в обтрепанном мундире. Рядом с ним гордо выступал маленький лохматый пес.
— Бог в помощь, православные! — громко приветствовал солдат Бенжамена и Луку. — Скажите, где тут Кутаис?
— Кутаис? — удивился Бенжамен. — Кутаис там. Вы оттуда идете, дедушка!
— Пфу, черт! Проскочил, значит, — беззаботно выругался солдат. А где Тифлис? Там?
— Нет, там Стамбул!
— Нет, Стамбул нам не нужен. Мы с Эрзерумом там уже были. Там турки.
— Подождите, Эрзерум там, — показал ему Бенжамен.
— Эрзерум — это он. — Солдат показал на собаку.
— Эрзерум — собака? — удивился Бенжамен.
— Ну да. Да нет, зовут его Шарик, а кличка ему Эрзерум. Ну потому как он при Эрзеруме пашу в плен взял. Ухватил за шальвары и держит, подлец этакий.
— Лука, — сказал Бенжамен, показывая головой в сторону духана «Сам пришел».
— Да, — решительно сказал Лука.
Во главе стола, положив голову на тарелку, спал солидно подвыпивший Шарик. Лука и солдат сидели в небольшой прохладной комнате с земляным полом, именуемой духаном «Сам пришел».
— Счастливый ты человек, Егор, — с пьяной доверительностью говорил Лука, распластавшись по столу. — Отслужил свои двадцать пять лет — и свободен… Куда хочешь, туда идешь, что хочешь, то и делаешь… А я все переписываю, переписываю…
— Писарь, значит? А я вот всю жисть — руби, коли да смирно, — грустно сказал солдат.
При слове «смирно» Шарик, покачиваясь, встал на задние лапы и замер.
— Вольно! — сказал солдат собаке. — Мы теперь, брат, в отставке.
Шарик отхлебнул из стакана и снова погрузился в пьяный сон.
— Да!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Но я должен прослушать тебя, царица! — Бенжамен с никелированным стетоскопом в руке гонялся по кухне за духанщицей.
— Я здорова! — смеялась Марго, бегая вокруг заваленного снедью стола.
— Вы все так думаете, радость моя!
— Я замужем!
— Ну тогда — пульс!
— Я не такая!
Бенжамен попытался поймать «свою радость» за руку, та отскочила, споткнулась и села в деревянную лохань, где плавала рыба.
Вано, муж духанщицы Марго, с перекинутой через плечо сетью и связкой форели в руке пересек двор, открыл дверь в. кухню и замер…
Посреди комнаты доктор Бенжамен Глонти целовал его жену.
— Э-э-э! — завопил Вано, схватив огромный кухоный нож. — Заколю!
Марго в испуге шарахнулась, но Бенжамен удержал красавицу и как ни в чем не бывало спокойно приложил стетоскоп к ее щедрой груди.
— Тихо! — строго приказал он Вано. — Не мешай!
Ошарашенный такой наглостью, муж остановился, вытаращив глаза.
— У твоей жены бронхит, — грустно сообщил Бенжамен рыбаку. — Ты что так побледнел? Не волнуйся, при современных методах это вполне излечимо.
Софико выкраивала из Святого Георгия рубаху.
— Мама! — В дверь заглянула Цицино с ребенком на руках. — Они невесту ведут!
С дальнего конца улицы вдруг донесся лихой разбойничий свист и грянула бравая солдатская песня:
«Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поет!»
Впереди австрийским гусиным шагом шагал Бенжамен.
За ним, строго выдерживая положенную уставом дистанцию, плечом к плечу маршировали солдат и Лука.
Сзади гордо выступал Эрзерум.
Мальчишки — эта пыль населения, — как всегда, восторженно сопровождали армию.
— Сестра! — обратился Бенжамен к Софико, подходя к дому. — Познакомься. Это наш новый друг — Егор Залетаев.
— Генерал, — пояснил пьяный Лука.
Солдат кивнул.
— Очень приятно. Прошу в дом. — Строго следуя законам гостеприимства, Софико расплылась в улыбке.
— Благодарствуем. — Солдат снял фуражку, расправил усы и бакенбарды, благочестиво перекрестился и переступил порог.
Бенжамен последовал за ним.
Лука же остался на улице. Он скрестил руки на груди и испепелял жену грозным взглядом.
— Пожалуйте и вы, ваше благородие, осчастливьте, — ехидно улыбаясь, попросила мужа Софико.
— Женщина! — вдруг заорал Лука. — Смирно! Кругом м-м-арш!
И тут же получил увесистую оплеуху.
Стемнело.
Вся семья сидела за столом и дружно подпевала солдату в отставке Егору Залетаеву.
Солдат пел:
На речке, на речке,
На том бережочке…
Мыла Марусенька
Белые ножки…
По узкой кривой улочке, вздымая клубы пыли и сопровождаемое свитой любопытных собак, ехало чудо конца девятнадцатого века.
Это был фаэтон без лошадей, авто новейшей марки, образца 1898 года.
В авто сидели два офицера в белых черкесках, папахах, с кинжалами и аксельбантами. Руки офицеров почти до плеч были всунуты в желтые перчатки из свиной кожи, лица закрыты огромными очками, из-под которых торчали запыленные усы.
У цирюльни авто остановилось.
— Горожанин! — окликнул водитель седобородого старика, с ног до головы увешанного клетками с певчими птицами. — Как нам найти лекаря по фамилии Глонти?
— Что? Не слышу! — заорал старик, перекрывая лязг мотора.
— Глонти!
Из чердачного окна полуразвалившегося домика выглянул адвокат Додо.
— Вам нужен Бенжамен Глонти? Айн момент! — крикнул адвокат и, на ходу надевая пиджак, быстро начал спускаться по приставной лестнице.
— Куда ты, сыночек? — спросила красиво состарившаяся женщина, но ее слабый голос пропал в шуме и грохоте авто. Адское изобретение умчало ее сына.
— Прекрасный выбор, господа, — разглагольствовал адвокат, стоя на подножке авто. — Я рад, что отныне прогрессивные круги офицерства будут в цивилизованных руках одного из самых…
— Куда ехать? — раздраженно перебил его сидящий за рулем капитан, когда машина выехала на перекресток.
— Ах, пардон! Сюда… — Додо вцепился в руль и стал крутить им влево.
— Руки! — заорал капитан, отдирая от руля руки адвоката.
— Пардон… Стоп!
Авто остановилось у духана «Не покидай меня, голубчик мой».
Додо нажал оранжевую грушу и погудел.
— Руки! — снова заорали на него.
— Пардон! Айн момент! — Адвокат соскочил с подножки и скрылся в проеме подвальчика.
Офицеры нетерпеливо забарабанили пальцами по медной обшивке.
— Хам! Невоспитанный хам! — Из подвала выскочил адвокат. — Его здесь нет, господа! — обратился он к офицерам. — Но мы можем пригубить по бокалу янтарного игристого вина!..
— Мы за рулем! — сухо ответили ему.
Бенжамен, стоя в своей комнате и показывая руками на голые стены, с улыбкой говорил представителю местных деловых кругов Авесалому Шалвовичу Цицинову.
— Ох, Авесалом Шалвович! Ну зачем нам какой-то посторнний исполнитель! Вы можете прийти ко мне и сказать: «Дорогой Бенжамен. Я хочу описать твои вещи. А я вам скажу: «Милый Авесалом Шалвович, берите все! Все ваше!»
Авесалом Шалвович, недоверчиво взглянув на Бенжамена, решил приступить к делу и потянулся к микроскопу.
— Только не это, это — орудие моего ремесла и по закону описи не подлежит, — отводя руку Авесалома Шалвовича от микроскопа, сказал Бенжамен.
Авесалом Шалвович, не найдя в комнате ничего более интересного, взял со стола пробочник с янтарной ручкой.
— Это янтарь? — внимательно осматривая ручку пробочника, поинтересовался он.
— Это янтарь. — Бенжамен стал серьезным. Но эта вещь вам ни к чему, а мне она крайне необходима. — И, отобрав пробочник, положил его в карман.
— Слушайте! — Авесалом Шалвович начал сердиться. — Продайте дом! Это ваш единственный выход.
— Ха-ха-ха! Дом не мой. Дом моего зятя.
— Я совсем забыл, что вы приживальщик, — ехидно улыбнулся Авесалом Шалвович.
— Ну хорошо, — перестав улыбаться, сказал Бенжамен. Он достал из сафьяновой шкатулки камешек. — Это почечный камень. Я извлек его из мочевого пузыря самого губернатора.
— Для чего мне это? — насторожился коммерсант.
— Оправьте его в золото, рассыпьте по нему бриллианты — и получится великолепный подарок вашей супруге, ко дню ангела.
— Ты еще не готов! — в комнату вошла Софико. — Здравствуйте, Авесалом Шалвович!
— Здравствуйте. Сударыня, вам известно, что я ссудил вашего брата деньгами научение. Так вот, имейте в виду — у меня имеется исполнительный лист, и я в любой момент могу потребовать его ареста. — Честь имею! — Авесалом Шалвович быстро вышел из комнаты.
— Идиот, — фыркнула Софико вслед коммерсанту. — На, Лука разрешил тебе дать свои ботинки… Что это?
С улицы донесся шум мотора, лай, и на улочку Трех Сироток, радостно гудя, выехало авто с офицерами и адвокатом на подножке.
— Бенжамен! — крикнул Додо. — Я привез к тебе больных военных!
Бенжамен вышел на балкончик.
— Господин Глонти? — спросил один из офицеров.
— К вашим услугам, — сказал Бенжамен.
— Поручик Ишхнели. — Офицер небрежно козырнул. Бенжамен поклонился.
— Милостивый государь, — процедил поручик сквозь зубы, раскинувшись в красном кожаном сиденье. — Я узнал из достоверного источника, что вы собираетесь жениться на дочери врача Цинцадзе. Категорически запрещаю вам это! Ясно?
— Что? — не понял Бенжамен.
Но капитан уже включил заднюю скорость, и авто, выпустив едкий фиолетовый дым, скрылось за поворотом, унося на подножке адвоката.
— Ну теперь-то ты женишься! — сказала довольная Софико брату.
По долине четыре лошади, меланхолично позвякивая колокольчиками, тащили рейсовый омнибус «Застафон — Кутаис». У родника Святой Нины колымага приостановилась.
С нее спрыгнули Бенжамен и Софико.
На сей раз путь в новую жизнь Бенжамен держал под конвоем сестрицы.