— Стать у арматурного склада. Занять позицию, чтоб меня было незаметно. Когда увижу, что трое залезли в цистерну, — выехать, не заправляясь цементом, к Алибакану. На развилке возле чайной остановиться и идти пить чай, пока эти не вылезут.
— Выполняйте!
Славин и Бейсембаев отошли в сторону.
— Ну, вроде все, — сказал Бейсембаев. — Деньги и вещи, как было договорено, в стоге сена. Гостиницу предупредили. Алибаканское отделение милиции тоже в курсе.
— Тики-так… — вздохнул Славин.
На стене цементного завода в строительной зоне НТК висел лозунг: «Запомни сам, скажи другому, что честный труд — дорога к дому».
А под лозунгом в составе своей бригады трудились Хмырь и Косой. Они формовали цементные строительные блоки в деревянных формах.
— Пора, — сказал Трошкин и скрылся за стеной.
Косой и Хмырь — за ним.
Когда работавший неподалеку Али-Баба оглянулся, он увидел острый зад Косого, мелькнувший за недостроенным домом.
Они ползли по-пластунски — посередине Трошкин, справа от него Хмырь, слева — Косой.
За зданием цементного завода они выбрались из канавы, и тут Хмырь и Косой поползли в разные стороны.
— Вы куда? — остановил их Трошкин.
— К арматурному! — хором ответили они.
— А где арматурный склад?
— Там! — снова хором показали Косой и Хмырь, но — в прямо противоположные стороны.
— Какой же это арматурный? — раздраженно зашипел Хмырь. — Это слесарный! Арматурный за конторой!
— Чего свистишь-то! — возмутился Косой. — Я сам видел, как отсюда арматуру брали… во!
Из цементного завода выехала автоцистерна с прицепом и остановилась возле барака. Из машины вышел шофер и скрылся за углом здания.
— За мной! — скомандовал Трошкин и выскочил из канавы, как из окопа.
Пригибаясь, они подбежали к автоцистерне. Трошкин взобрался по лестнице, откинул крышку люка и протиснулся внутрь…
А из-за груды железных бочек за беглецами внимательно следил Али-Баба.
…Последним в цистерну прыгнул Косой…
Из-за сарая появился шофер. Но это был не тот, с которым говорил Славин, а другой — постарше и поплотнее. Он стукнул сапогом по баллону, неторопливо залез в кабину, включил мотор.
— Пронесло! — перекрестился в темноте цистерны Косой. Машина подъехала под погрузочный люк цемзавода.
— А чего стали? — удивился Косой.
— Проходная, наверное, — прошептал Трошкин, с ужасом глядя на шланг, повисший над люком цистерны.
— Давай! — послышался крик шофера, и в цистерну под давлением хлынул цементный раствор.
Шофер махнул рукой:
— Порядок! Полна коробочка!
Он проехал немного вперед, подвинув под шланг прицеп.
А «наш» шофер тем временем поглядывал на часы, на свою машину, видневшуюся через окно барака. Он недоуменно пожал плечами…
По дороге мчалась автоцистерна с прицепом.
А в ней по горло в цементе стояли Трошкин, Хмырь и Косой, упираясь макушками в свод.
Когда машину встряхивало на ухабах, тяжелая волна покрывала Хмыря с головой — он был ниже других ростом.
— А говорил — порожним пойдем, — упрекнул Хмырь, отплевываясь.
Тут машину тряхнуло, и цемент окатил всех троих с головой.
— Как в Турции, — сказал Трошкин.
Машина остановилась у чайханы. Возле деревца стоял запряженный в арбу ослик, рядом стоял верблюд. Шофер неторопливо выбрался из кабины и пошел к чайхане.
Трошкин откинул люк и, как танкист, высунул голову. Осмотрелся.
— Вылезай! — скомандовал он и стал вылезать. Стоявший у шоссе верблюд повернул голову: Трошкин и Хмырь помогали Косому спуститься с цистерны. Потом они побежали от шоссе в степь.
— Эй! — закричали сзади. — Подожди!
Беглецы обернулись.
Из люка прицепа торчал цементный бюст Али-Бабы…
Из автоцистерны в огороженную досками яму выливался цементный раствор, Славин и Мальцев стояли на лесенке цистерны и заглядывали внутрь. Возле машины в скорбном и напряженном молчании стояли Бейсембаев и шофер, увезший наших беглецов.
— Нет! — облегченно сказал Славин, когда весь раствор вылился.
Профессор схватил багор и стал ощупывать дно ямы.
— Николай Георгиевич, — Славин укоризненно посмотрел на профессора, — ну неужели вы не понимаете, что это бессмысленно? Что же они, по-вашему, сквозь шланг проскочили?
— У шланга вон диаметр двенадцать сантиметров, а у нашего Али-Бабы один только нос — два метра! — сказал Бейсембаев.
— Где же они тогда? — чуть не плача спросил Мальцев.
Трошкин, Хмырь, Косой и Али-Баба сидели на корточках возле ручья, в трусах и в майках, стирали свою одежду.
— Нет тут никакого сена, — сказал Косой.
— А может, ты опять что-то забыл? — сказал Хмырь Трошкину. — Может, не в сене, а еще где?
Трошкин промолчал.
— Ай-яй-яй, — зацокал языком Али-Баба, — какой хороший цемент, не отмывается совсем…
— Ты зачем бежал? — строго спросил Трошкин.
— Все побежали, и я побежал, — объяснил Али-Баба.
Трошкин задумался.
— Он его пришьет! — зашептал Косой. — Век воли не видать, пришьет! Хмырь, а Хмырь, скажи ему! Не было такого уговора!.. Иди отсюда! — заорал он на Али-Бабу. — Тебе что сказано? Уходи давай!
— Ай-яй-яй, — зацокал языком Али-Баба, — нехороший ты человек, Косой. Злой как собака…
Он поднялся и пошел по степи, держа в опущенной руке недостиранную одежду. Хмырь посмотрел ему вслед:
— Продаст, Доцент. Сразу же расколется.
— Ну ладно, — принял решение Трошкин, — с собой возьмем.
— Э-эй! — заорал Косой на всю степь. Али-Баба оглянулся и остановился.
— Иди сюда! — позвал Косой. — У тебя какой срок был?
— Год, — сказал Али-Баба и нехотя пошел назад.
— А теперь еще три припаяют, — мрачно сообщил Хмырь. — Побег. Статья сто восемьдесят восьмая.
Стрелочник, сидя на табурете, дремал на солнышке возле вверенного ему железнодорожного переезда, когда его разбудил бодрый окрик:
— Открывай дорогу, дядя!
По шоссе к переезду бегом приближались четверо в трусах и майках.
Стрелочник покорно закрутил рукоятку. Шлагбаум поднялся, и мимо гуськом пробежали: толстяк, руки и плечи и даже ноги которого были разукрашены узорами татуировки; черный, как жук, волосатый дядя с длинным носом, тощий парень лет двадцати пяти и лысый мужчина лет сорока.
— Физкультпривет, дядя! Салям алейкум! — крикнул худой малый. И спортсмены, не сбавляя темпа, скрылись за холмом.
Голодные, измученные беглецы пересекли площадь у мечети и вошли в подъезд гостиницы.
В вестибюле Трошкин, кивком указав подчиненным на кресло, подтянул трусы, пригладил челку и подошел к дежурному администратору — молодой женщине, сидевшей за деревянным барьером.
— Привет от Славина, — тихо сказал пароль Трошкин.
— От какого Славина? — переспросила дежурная.
— От Владимира Николаевича.
Дежурная попыталась вспомнить, но не вспомнила.
— Не знаю такого. А что вы хотите, товарищ?
— Для нас должны быть места.
— Сколько вас?
— Четверо. Один лишний.
— Всем места хватит. Давайте паспорта.
— Вечером наш тренер подвезет, — нашелся Трошкин.
На втором этаже в маленьком холле скучал перед телевизором командировочный. Когда мимо прошагали наши спортсмены, он обрадованно подхватил и спросил:
— Вы из какого общества, ребята?
— «Трудовые резервы», — ответил Трошкин.
— А «Динамо» бежит?
— Все бегут, — пробурчал Хмырь.
Команда подошла к двери. Косой присел на корточки, заглянул в замочную скважину, потом привалился спиной к правому косяку, а в левый уперся ногой и сильно потянул дверь на себя. Хмырь толкнул дверь, и она распахнулась.
— Ключ же есть! — возмутился Трошкин.
— Привычка, — сказал Хмырь.
Обессиленные «марафонцы» рухнули на кровати.
— Жрать охота, — простонал Косой.
— Очень охота, — поддержал Али-Баба, — а в тюрьме ужин сейчас… макароны…
— Вот что, — приказал Трошкин, — отсюда ни шагу, понятно? Я сейчас вернусь! — он вышел в коридор.
— Товарищ, — робко попросил он командировочного, — вы не могли бы мне на несколько минут одолжить какие-нибудь брюки, а то наши вещи еще не подвезли…
— Может, козла забьем? — оживился командировочный, вставая.
— Потом, — пообещал Трошкин.
На улице Трошкин вошел в телефонную будку, снял трубку и набрал «02».
— Милиция, — отозвались с другого конца.
— Можно лейтенанта Славина?
— У нас такого нет.
— Как нет?
— Так. Нет и не было.
— Я Доцент! — закричал Трошкин.
— Поздравляем!
— И вас не предупредили?
— О чем?
Евгений Иванович посмотрел на бестолковую телефонную трубку и положил ее на рычаг. Медленно вышел из телефонной будки.
— А какой это город? — спросил он у пионера.
— Новокасимовск, — сказал пионер, с восхищением разглядывая татуированного босого дядю в узких джинсах.
— А Алибакан далеко?
— Тридцать километров.
Трошкин задумался, глядя на проходившую мимо группу детей из детсада.
Детсад в Новокасимовске был такой же, как в Москве, — двухэтажный, белый, штукатуренный.
Трошкин пригладил набок челку и вошел в подъезд.
За письменным столом сидела заведующая детсадом и писала. Раздался скрип двери, и она подняла голову.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался Трошкин, войдя в кабинет.
— Здравствуйте, здравствуйте… — отозвалась заведующая, глядя на робкого посетителя, — садитесь.
— С вашего разрешения, я постою. — Трошкин хотел скомпенсировать свою внешность хорошими манерами. — Понимаете, в чем дело, — начал Трошкин, — я из Москвы. Ваш коллега. Заведую восемьдесят третьим детсадом.
Она понимающе покивала.
— Нас четверо, — продолжал Трошкин.
— И все заведующие?
— Вроде… — смутился он.
— Ну-ну…
— И вот, понимаете… в цистерне, где мы ехали, случайно оказался цемент, и наша верхняя одежда пришла в негодность…
— Бывает, — сказала заведующая.