— То бензин, а то дети… — Али-Баба встал, отбросил газету и пошел вниз по ступенькам.
— Ты куда? — строго спросил Хмырь.
— В тюрьму.
— Стой! — Хмырь вскочил и схватил Али-Бабу за рубаху.
— А чего ты его держишь? — вмешался Косой. — Пусть идет! Год у него был, три за побег, пять — за детсад. Иди, иди, Вася!
Али-Баба горестно поцокал языком и сел на место.
— Вот, — лейтенант протянул Трошкину ведомость, — распишитесь: деньги на четверых, суточные и квартирные. Одежда, — он показал на стул, где лежали пальто, сапоги, ушанки. Сверху лежала профессорская дубленка.
— Это вам, — Мальцев похлопал по ней ладошкой.
Трошкин посмотрел, но ничего не сказал.
— А почему четыре? — обеспокоенно спросил он. — Что же мне, и этого Василия Алибабаевича с собой водить?
— Придется, если его сейчас арестовать, у тех двоих будет лишний повод для подозрений.
— В Москве будете жить по адресу: Строительный переулок, дом восемь, — сказал Славин.
— Квартира? — уточнил Трошкин.
— Выбирайте любую — этот дом подготовлен к сносу. Жильцы выселены.
— Да ведь там не топят, наверное! — забеспокоился Мальцев.
— Не топят, — согласился лейтенант, — и света нет.
— Вот видите. А может быть, они остановятся на даче? У меня под Москвой зимняя дача, — предложил Мальцев.
— Спасибо, — отказался Трошкин, — только на нейтральной территории мне будет спокойнее.
За окном раздался грохот, и мимо милиции, переваливаясь на колдобинах, проехал грузовик. Его мотало влево и вправо, а по кузову его катались пустые бидоны из-под молока. Дорога была вся в выбоинах, а вдоль нее виднелись кучи булыжника, брошенные лопаты, носилки.
— И как они тут работают в такой пылище? — с раздражением сказал Мальцев. Трошкин задумчиво глядел на стул с одеждой, на пачку денег, потом выглянул в окно:
— Вот что… добудьте мне четыре пары рукавиц и четыре молотка.
— Зачем? — спросил Славин.
— А что же вы думаете — трое здоровых мужиков будут бездельничать, а я, как Дед Мороз, буду в мешочке им государственные деньги носить? Нет уж! Пусть заработают!
— Опять воровать будете? — изумился Мальцев.
Тук, тук, тук… Бригада дорожников, сидя на корточках, орудовала молотками, укладывала булыжную мостовую против здания новокасимовской милиции. Мостовая была распределена на четыре части, каждый укладывал свою часть.
— Когда ж твоя машина придет? Будь она проклята… — с отчаянием прошептал Хмырь, — застукают нас здесь! Как пить дать застукают…
— Работай, работай, — сказал Трошкин.
За углом стоял автофургон с надписью: «Новокасимторг». Возле него тихо разговаривали Славин и капитан местной милиции Юсупов. Капитан был в штатском.
— Трогай, — сказал Славин, посмотрев на часы, — пора…
Юсупов выглянул из-за угла.
— Пусть уж доделают, — попросил он Славина, — чуть-чуть осталось.
— Не жадничай. Они у меня на поезд опоздать могут. Юсупов полез в кабину.
— Все на месте? — спросил Славин.
— Да. Деньги вот, в портфеле. Одежда в кузове…
— Едет! — сказал Хмырь. — Эта? Из-за угла выехал автофургон.
— Она! — подтвердил Трошкин.
Хмырь встал, замахал рукой. Машина остановилась.
— Проезда нет! — сказал Хмырь.
Трошкин дал знак Косому, тот поднял с земли полено, незаметно подошел к заднему колесу машины и положил деревяшку под колесо.
— Подай-ка назад, шеф, — приказал Юсупову Хмырь, — метра на два…
Юсупов послушно попятил машину, заднее колесо подскочило на бревне, и тут же раздался крик:
— Спасите!!!
— Человека задавил! — печально сказал Хмырь.
Юсупов неторопливо вылез из кабины. Под машиной между колесами, глядя в голубое небо, лежал Косой.
— Ой, нога, нога… — охал он.
— Больно? — с участием спросил капитан.
— Сам задавил насмерть, а сам спрашивает! — упрекнул Косой, выползая из-под машины. Он пополз в сторону, а сконфуженный Юсупов двинулся следом.
— Чего уставился, дядя? Зови «скорую помощь» — вон автомат!
Юсупов затрусил к телефонной будке.
— Садись! — скомандовал Трошкин. Он вскочил в машину и нажал на стартер.
— Садись же! — подтолкнул Хмырь Али-Бабу, вскакивая на подножку.
— Я не поеду, — печально сказал Али-Баба, отходя к краю дороги, — нехорошо все это…
— Черт с ним! — махнул рукой Хмырь и заорал Трошкину: — Езжай!
Машина рванула с места и, набирая скорость, пошла по отремонтированной дороге.
Оглянувшись на телефонную будку, Косой вскочил с земли и кинулся догонять машину. Поравнявшись с Али-Бабой, он крикнул:
— Девять у тебя было! И еще три дадут! Всего двенадцать!
Он вскочил на подножку и попрощался:
— Будь здоров, Вася!
Машина скрылась за поворотом, Али-Баба проводил ее глазами. И вдруг, молнией сорвавшись с места, кинулся догонять…
Поезд шел, равнодушно стуча колесами, подрагивая на стыках рельсов. В купе международного вагона Славин и Мальцев пили чай с лимоном, за окном тянулись поля, а под вагонами, в аккумуляторных ящиках, тряслись Хмырь, Косой, Али-Баба и Трошкин. Стараясь перекричать грохот колес, Косой пел:
Я-я-ялта, где растет голубой виноград!..
Увеличивая скорость, поезд катил вдаль…
Было утро. По зеркальной поверхности замерзшего пруда под музыку носились на коньках дети.
Сквозь разбитое стекло старого дома, покинутого жильцами и огороженного забором, — сверху с четвертого этажа, на каток смотрел Али-Баба.
По комнате гулял ветер, приподымая обрывки старых газет. В одном углу валялся старый комод с поломанными ящиками, а в другом — на полу, скрестив ноги, сидели Хмырь и Косой. Хмырь был в длинном, не по росту черном суконном пальто, Косой — в светлой профессорской дубленке, порядком измазанной мазутом. Оба были сонные, курили и с брезгливым неодобрением глядели на Трошкина, который посреди комнаты делал утреннюю гимнастику.
— Раз-два, — весело подбадривал себя Трошкин, — ручками похлопаем, раз-два, ножками потопаем!
— Во дает! — тихо прокомментировал Косой. — Видно, он здорово башкой треснулся!
— Ты лучше подумай, как мы сейчас тот дом на бульваре искать будем, куда он шлем возил, — сказал Хмырь.
Возле забора стояло такси с зеленым огоньком.
— Эй, шеф, — негромко окликнул Косой, выглядывая из-за забора, — свободен?
«Шеф» кивнул. Это был Славин.
Такси ехало по Бульварному кольцу. Рядом с шофером сидел Косой, на заднем сиденье — Хмырь и Трошкин.
— Этот? — спросил шофер у Косого. — Вон бульвар, вот деревья, вот серый дом.
— Ну человек! — возмутился Косой. — Ты что, глухой, что ли?.. Тебе же сказали: дерево там такое, — Косой раскинул руки с растопыренными пальцами, изображая дерево.
— Елка, что ли? — не понял Славин.
— Сам ты елка! — разозлился Косой. — Тебе говорят: во! — Косой снова растопырил пальцы.
— Да говори ты толком! — закричал на Косого Хмырь. — Александр Александрович, — повернулся он к Трошкину, — может, сам вспомнишь: а то уже восемь рублей наездили… — Хмырь хотел что-то добавить, но машина в этот момент прошла мимо милиционера-регулировщика, и он нырнул за сиденье.
— Пруд там был? — спросил Славин.
— Не было. Лужи были, — отрезал Косой.
— Может, памятник? — подсказал Трошкин.
— Памятник был.
— Чей памятник? — спросил Славин.
— А я знаю! Мужик какой-то.
— С бородой?
— Не.
— С бакенбардами?
— Да не помню я! — заорал Косой. — В пиджаке!
— Сидячий?
— Чего?
— Сидит?
— Кто? — не понял Косой.
— Ну, мужик этот! — заорал Славин.
— Во деревня! — снисходительно сказал Косой. — Ну, ты даешь! Кто ж его сажать будет? Он же памятник!
Славин оглянулся и выразительно посмотрел на Трошкина, выражая полное ему сочувствие.
— Куда? — спросил он.
— Домой, — вздохнул Трошкин.
Машина остановилась у забора напротив катка.
— Восемь семьдесят, — сказал Славин. Трошкин полез в карман. Хмырь и Косой вылезли из машины.
— Карту купи, лапоть! — на прощание посоветовал Косой.
— Вот билеты в театр, — Славин незаметно протянул Трошкину билеты, — проверим вариант с гардеробщиком…
— Во! — раздался вдруг торжествующий вопль Косого. — Нашел! Во!
Трошкин подбежал к орущему Косому.
— Вон мужик в пиджаке, — Косой выбросил палец в сторону памятника Грибоедову, — а вон оно! Дерево!
Напротив в витрине цветочного магазина стояла пальма в кадке.
— Точно, — сказал Хмырь, — вон тот подъезд, — он показал на подъезд двухэтажного дома, — ты туда ходил, а мы тебя здесь ждали.
Дверь открыла розовощекая молодая женщина в ситцевом халате.
— Вы меня узнаёте? — спросил Трошкин.
— Узнаю.
— Здравствуйте! — обрадовался Трошкин.
— Сейчас, — неопределенно ответила молодая женщина и закрыла дверь.
Трошкин заволновался, полагая, что сейчас снова откроется дверь, и ему протянут злополучный шлем.
Дверь отворилась, и женщина молча хлестнула веником Трошкина по лицу.
— Вот тебе, гадина! — сказала она и захлопнула дверь. Трошкин позвонил еще и отскочил к лестнице, чтобы его не достали веником. Но бить больше его не стали.
Из двери вышел детина с широкими плечами и короткой шеей.
— Послушай, Доцент! — сказал детина, надвигаясь на Трошкина. — Я тебе говорил, что я завязал? Говорил. Я тебе говорил: не ходи? Говорил. Я тебе говорил: с лестницы спущу?
Трошкин со страхом глядел на надвигающегося человека.
— Говорил?
— Говорил, — растерянно подтвердил Трошкин.
— Ну вот и не обижайся!..
Лейтенанту Славину из такси было хорошо видно, как заведующий детсадом № 83 ласточкой вылетел из подъезда и растянулся на тротуаре.
— Ял-та! Там живет голубой цыган… — пел Али-Баба, по-своему запомнивший песню Косого. — Ял-та, ля-ля-ля-ля паровоз…
Он расхаживал по покинутому дому и искал, чем можно поживиться.