Гек лег на спину, стал глядеть вверх, на ночное небо.
— А как ты думаешь, Джим! Звезды сотворены или сами собой нарождаются?
— А их Луна мечет, как лягушка икру.
Джим сидел у рулевого весла.
— А почему они падают, Джим?
— А если какая-нибудь звезда испортится, ее выкидывают из гнезда. — Джим зевнул. — Иди спать, сынок.
— Моя вахта, — возразил Гек.
— Иди, мне совсем спать не хочется.
Гек полез в шалаш, а Джим остался у весла.
Наутро, в камышах, у берега, Гек и Джим сидели по горло в теплой воде. Отдыхали, тихонько напевая в два голоса.
Посредине реки буксир «Королева Виктория» тянул плот, длинный, как похоронная процессия. На нем какой-то чудак колол дрова. А остальные — лежали, покуривая.
Гек и Джим, продолжая сидеть в воде у берега» вели неторопливый разговор.
— Сколько хочет, столько и получает. Все это, — говорил Гек.
Джим присвистнул.
— Вот это здорово, а что ему надо делать, Гек?
— Да ничего не надо! Сиди себе на троне, и все. А если начинается бунт или какая-нибудь заварушка — собирает манатки и бежит сюда, в Америку.
— Вот и дурак. С кем ему тут драться? Королей ведь у нас нет? Правда, Гек?
— Значит, должности для него нет. Что же он тут будет делать?
— А я почем знаю? Поступит в полицию или будет учить людей говорить по-французски.
— А разве французы говорят не по-нашему?
— Конечно, нет. Ты бы ни слова не понял из того, что они говорят. Подойдет к тебе человек и скажет: «Мерси». Ты что подумаешь?
— Ничего не подумаю. Возьму и тресну его по башке, если это не белый, конечно. Позволю я так себя ругать…
— Да что ты, это не ругань. Это значит «спасибо».
— Так почему же он не скажет по-человечески?
— Он и говорит, только по-французски.
— Чушь какая-то!
— Слушай, Джим, а кошка умеет говорить по-нашему?
— Нет, не умеет.
— А корова?
— И корова не умеет.
— А кошка умеет говорить по-коррвьему или корова по-кошачьему?
— Нет, не говорят.
— Ну, так почему же и французу нельзя говорить по-другому, не так, как мы говорим? Вот что ты мне скажи!
— А кошка разве человек?
— Нет, Джим.
— А корова разве человек? Или он кошка?
— Конечно, ни то ни другое!
— Так зачем же корове говорить по-человечески или по-кошачьему? А француз человек или нет?
— Человек.
— Ну, вот видишь? Так почему же, черт его возьми, он не говорит по-человечески! Вот что ты мне скажи!
Гек в сердцах сплюнул, вылез на берег, натянул брюки, сказал Джиму:
— Пойду позаимствую чего-нибудь. Папаша говорил: если тебе попадется курица, бери ее. Если она не пригодится тебе, пригодится кому-нибудь другому. Только я никогда видел, чтобы курица не пригодилась самому Папаше.
По двору возле амбара важно прогуливалась курица. Вдруг она поехала на ровном месте и завопила на весь двор.
Гек лежал, притаившись за бревном, и, перебирая руками, тянул к себе веревку. Веревка заканчивалась петлей, в которую и попала курица.
Гек подтянул курицу, схватил ее, и в это время послышался конский топот. Гек оглянулся. По дороге к амбару скакали двое всадников. Один толстый, другой худой. ГАс шмыгнул в амбар.
Двое спешились возле амбара, ввели туда лошадей и закрыли за собой дверь. Полезли по приставной лестнице на чердак, подошли к чердачному окну.
Толстый размотал веревку, которая была обмотана вокруг его пояса, привязал конец к балке. В это время из-за мешков с дурным криком выскочила курица и тут же задом въехала обратно.
Оба оглянулись, схватились за револьверы.
Гек сидел, затаив дыхание и прижав к себе курицу. Та отчаянно кудахтала. Гек торопливо освободил ее и выпустил.
Послышался конский топот.
— Курица! — закричал толстый.
— Едет! — завопил худой.
Оба замерли возле окна. Худой держал в руках лассо. Изогнувшись, кинул его.
— Есть! — обрадовался толстый.
Оба энергично заработали локтями, подтягивая на веревке что-то тяжелое. Потом замотали веревку вокруг балки. Толстый выглянул в окно:
— Готов! В следующий раз подумает, прежде чем воровать черномазых!
Он заржал. Оба спустились вниз и вывели из амбара лошадей.
Гек осторожно из-за мешков выглянул в окно. Двое удалялись по дороге.
Гек стал спускаться по лестнице вниз и вдруг увидел в дверном проеме покачивающиеся сапоги.
Гек замер. Затем вышел на улицу и увидел: под чердачным окном висел человек. Его лицо было багровым и вспухшим, виднелся прикушенный черный язык. Осиротевшая лошадь тянулась мордой к сапогам хозяина и тяжело ржала.
На лесной поляне, на временном, грубо сколоченном помосте, стоял проповедник и читал проповедь.
Перед ним на сколоченных из горбылей скамейках сидели прихожане: женщины в соломенных шляпах, мужчины в сюртуках, ребятишки в одних холщовых рубашках, кое-кто из молодых людей был босиком.
В лесу было полным-полно лошадей, запряженных в повозки, они жевали овес из кормушек и махали хвостами, отгоняя мух.
Поднимая кверху раскрытую Библию и повертывая ее то в одну, то в другую сторону, проповедник выкрикнул:
— Вот медный змей в пустыне!
Прихожане хором откликались:
— Слава тебе, Господи! Аминь!
Многие плакали.
— Придите на скамью кающихся! — продолжал проповедник. — Придите омраченные грехом! Аминь! Придите больные и страждущие! Аминь! Придите хромые! Аминь! И увечные! Аминь! Придите нуждающиеся и обремененные, погрязшие в грехе. Аминь! Придите все усталые, измученные и обиженные! Придите падшие духом! Аминь! Придите сокрушенные сердцем! Придите в рубище, не умытые от греха! Хлынули воды очищения! Врата райские открылись перед вами! Войдите в них и успокойтесь! Аминь! Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, Господи!
Из-за криков и рыданий нельзя было разобрать, что говорит проповедник.
И тут на помост вдруг вылез джентльмен лет семидесяти, в грязной синей шерстяной рубахе, рваных холщовых штанах, заправленных в высокие сапоги. Штаны держались на одной-единственной подтяжке домашней вязки, а в руке у него была долгополая старая хламида с медными пуговицами.
— Добрые жители Поквилла! — обратился он к собравшимся. — Выслушайте меня! Тридцать лет я был пиратом, плавал в Индийском океане, грабил и злодейски сжигал мирные корабли, этой весной в стычке моя шайка понесла большие потери. Я приехал на родину набирать новых людей. Но… слава тебе, Всевышний. Меня обокрали вчера ночью и высадили с парохода без единого цента в кармане. И я очень этому рад, лучше этого ничего не могло со мной случиться, и я счастлив первый раз в жизни! Как я ни беден, я постараюсь опять добраться до Индийского океана и всю жизнь положу на то, чтобы обращать пиратов на путь истины. И хотя без денег я доберусь туда не скоро, все же доберусь непременно и каждый раз, обратив пирата, буду говорить ему: «Не благодари меня, я этого не заслужил. Все это сделали жители Поквилла, братья и благодетели рода человеческого и их добрый проповедник, верный друг всякого пирата».
И тут джентльмен залился горькими слезами, а вместе с ним заплакали все прочие.
— Устроим для него сбор! Устроим сбор! — раздался голос из толпы.
Старик спрыгнул с помоста, и к нему со всех сторон потянулись руки с деньгами. И тогда проповедник сказал:
— Дайте вашу шляпу, друг, я обойду всех.
Джентльмен протянул проповеднику свою старую затертую шляпу и сказал с чувством:
— Вы очень добры к бедным пиратам в далеких морях.
А из толпы к старику пробралась хорошенькая молоденькая девушка в ситцевом платье и, краснея от смущения, проговорила:
— Разрешите мне поцеловать вас, просто так, на память.
И старик подставил свою обросшую щеку, а потом сам поцеловал ее шесть раз подряд.
Плот двигался как будто в густом облаке тумана. Джим вытаскивал из шалаша нехитрые пожитки, укладывал в одеяло. Он связал одеяло в узел. Сел на него, застегнул рубашку натри оставшиеся пуговицы, пригладил волосы, стал подпрыгивать от нетерпения. Потом Джим встал, в нетерпении прошелся по плоту и вдруг завопил во весь голос:
— Вот он плывет, верный Гек, единственный белый джентльмен, который не обманул старика Джима.
— Тише, услышат, — испугался Гек.
Но Джим продолжал орать:
— Ну и пусть слышат! Вот плывет вольный негр Джим, который никого не боится!
Гек поднялся на ноги:
— Подожди. А может, мы уже в Кейро. Я поеду погляжу.
Джим подтянул к плоту челнок, снял с себя куртку, бросил ее на сиденье.
— Садись, сынок. Так тебе будет мягче.
Гек сел в лодку, стараясь не глядеть на Джима, а Джим оттолкнул ее от плота.
Гек взмахнул несколько раз веслами, плот скрылся в тумане.
Настала ночь. Геку стало не по себе. Он опустил весла и сел, сдавив руками голову.
Неожиданно прямо перед ним возник ялик. В нем сидели трое мужчин с ружьями и собакой.
Один из мужчин спросил Гека:
— Что это там такое?
— Плот, — ответил Гек.
— Ты тоже с этого плота? — поинтересовался второй.
— Да, сэр.
— А кто это орет?
— Один человек.
— Белый или черный?
Гек молчал. В разговор вступил третий мужчина:
— Ты что, оглох? Отвечай. Мы ищем беглого негра.
Гек снова промолчал.
— Ну, ладно, Билл, — снова сказал первый, — давай мы сами посмотрим!
Тогда Гек попросил:
— Помогите мне, пожалуйста, возьмите плот на буксир до берега. Там мой папаша. Он болен, и мама тоже, и братец Айк…
— Ах ты, черт возьми… Нам некогда, мальчик. Ну да, я думаю, помочь надо. Цепляйся веслом, — разрешил первый мужчина.
Гек прицепился, и мужчины прилегли на весла. После того как они сделали два-три взмаха, Гек сказал:
— Папаша будет вам очень благодарен. Все уезжают, как толькр попросишь дотянуть плот до берега, а мне это не под силу.
— Подлость какая! — возмутился первый мужчина, а второй засомневался:
— Чудно что-то… А скажи-ка, мальчик, все-таки что с твоим отцом?