Борщов присвистнул:
— Как же ты домой-то доберешься — автобусы уже не ходят. Девушка пожала плечами.
Пар со свистом вылетал из чайника. Борщов взял с полки железную кружку, поставил на стол перед сидящей на краешке табурета девушкой с высокой прической.
— Чашка, — он положил на стол вилку, — ложка, — показал на стоящую на подоконнике консервную банку, — чай.
— Спасибо большое. Не беспокойтесь, — сказала девушка.
— Пей, а то воспаление легких подхватишь. — Борщов посмотрел на часы. — Мать честная! Третий час! — Он зевнул. — Ну пойду покемарю. Завтра на работу опять. Пока. — Борщов вздохнул и пошел из кухни.
— Спокойной ночи, — сказала девушка. Борщов остановился.
— Сахар-то я забыл.
Он снял с электрического счетчика пачку рафинада, положил на стол. Посмотрел на девушку, она ему показалась симпатичной.
— Тебя как зовут?
— Катя.
— А меня Дормидонт. А может, потанцуем, Катя?
Девушка смутилась под его взглядом.
— Нет, нет… спасибо… поздно уже.
— Ерунда. Как раз «Для тех, кто не спит» передают. Пошли!
— Нет, нет! Мне надо идти!
Борщов посмотрел на испуганную девушку.
— Сиди, сиди… Дождь… — Он опять зевнул. — Пока… туалет тут.
Показал, где находится туалет, пошел в комнату. Зажег свет, удивился: Коли в комнате не было.
— Николай, ты где?
Борщов заглянул под диван, открыл дверцу шифоньера. В коридоре раздался истошный женский крик:
— Дормидонт! Дормидонт!
Борщов выскочил из комнаты. Возле ванной стояла бедная Катя.
— Ты чего?! — удивился Борщов.
— Там… там… покойник! — заикаясь от страха, сказала Катя.
— Где? — Борщов распахнул дверь в ванную.
Свернувшись калачиком, посапывая, в ванне спал Коля.
На полу, возле тахты, трезвонил будильник. Не открывая глаз, Борщов хлопнул по нему ладонью, вылез из-под одеяла, сунул в рот папиросу, только тогда открыл глаза. Встал, переступил через спавшего на полу, на матрасе, Колю брал со стола горсть хлебных крошек, вышел на балкон.
Из-за угла дома-башни выглядывало утреннее солнце, на одном из балконов дома мерно выжимал штангу парень с обнаженным торсом.
Борщов посмотрел на парня, подошел к сидевшему на подоконнике нахохлившемуся голубю:
— Здорово, Прохор.
Голубь был не в духе, нахохлился еще больше.
Борщов бросил ему крошки. Посмотрел на парня со штангой в окне дома-башни.
…Парень с обнаженным торсом мерно выжимал штангу. Дверь в комнату за его спиной распахнулась, на пороге появился Борщов, метнулся к парню, несколькими неуловимыми движениями подбросил его под потолок, повертел над собой и припечатал к полу.
Придавил сверху штангой, поставил полусогнутую ногу парню на грудь.
Затем вернулся к себе, вышел на балкон. Голубь клевал хлебные крошки.
— Жениться тебе надо, Прохор! Вон вокруг сколько голубых шастает.
Он вошел в комнату, схватил полотенце, шлепая босиком по полу. Вышел в прихожую.
В прихожей на табурете сидит Коля.
— Привет! Ты чего здесь сидишь?
— Мне завтракать пора, — хмуро ответил Коля.
— Ну завтракай…
— Там женщина посторонняя.
Борщов подошел к двери в кухню, заглянул в нее. Катя спала, положив голову на руки, улыбаясь чему-то во сне.
Солнечный луч пробирался по столу к ее подбородку.
Борщов дремал на заднем сиденье битком набитого автобуса, клонился набок, на плечо гражданина в шляпе. Тот сидел напрягшись, боясь пошевелиться. Автобус резко затормозил, пассажиры полетели друг на друга. Борщов приоткрыл глаза, покосился на соседа.
— Станколит скоро? — сонно спросил он. Мужчина удивился:
— Станколит? Станколит давно проехали, товарищ.
— Чего? — Борщов вскочил, двинулся к двери, закричал в сторону водителя: — Стой! Останови! Ты почему остановки не объявляешь, Архимед?!
Борщов стоял перед дверью квартиры № 38 и ожесточенно нажимал кнопку звонка.
— Кто там? — спросили из-за двери.
— Папа римский! — последовал ответ.
— Кто?
— Сантехник, кто же еще?
Дверь распахнулась, и Борщов застыл с открытым ртом. В дверях стояла молодая женщина в короткой замшевой юбке, в белом джемпере, с двумя косичками за ушами.
— Наконец-то, проходите! — обрадовалась женщина.
Борщов растерянно топтался на месте — таких красивых женщин ему в жизни видеть не приходилось. Разве что в кино или на обложках журналов.
— Ну что же вы? Проходите… — ободрила его женщина.
Борщов боком протиснулся в прихожую.
Квартира была как на картинке из архитектурного журнала: мебель на гнутых ножках, с резьбой и медными ручками, железяки и деревяшки на стенах, ворсистый ковер в комнате, пластиковый, как зеркало, пол в прихожей.
Сапоги Борщова оставили на нем четкие следы, Борщов попятился назад, на лестничную площадку. Стал снимать сапоги.
— Ну что вы?! Зачем? — сказала женщина.
— Наслежу… — пробормотал Борщов.
Ванна была как на картинке: белый с черным кафель, зеркало в пол стены, яркие тюбики и баночки на стеклянной полке. Борщов начал колдовать над краном.
— Все. — Он открыл кран, продемонстрировал женщине его бесшумную работу. — Теперь будет работать как часы.
Он сунул в карман разводной ключ, вышел из ванной.
— Не знаю, как вас и благодарить… — сказала женщина.
Борщов посмотрел на нее, смутился, натянул кепку.
— Пустяки… такие вот дела. — Он подумал: — Кран в кухне работает нормально?
— Вроде бы…
Борщов помялся, кивнул на туалет:
— А на это хозяйство жалоб не имеете?
— На это хозяйство жалоб не имеем, — в тон ему ответила женщина.
Борщов потоптался, сказал:
— Если что — вызывайте меня, я Борщов А. Н., а то пришлют молодых — горя не оберетесь…
— Договорились… — согласилась женщина. — До свидания, Борщов А. Н.
Пошел вниз по лестнице.
— Всего хорошего… Борщов А. Н., а вы что — так босиком и пойдете?
Борщов остановился, посмотрел на ноги.
— Вот ексель-моксель! Совсем заработался! Работы сегодня — во! — Он показал сколько — выше головы.
По осевой ехала милицейская «Волга». За ней наряженые экспрессы с пионерами.
Пионеры трубили в трубы, били в барабаны.
Федул наблюдал за ними.
— Ау моего дармоеда три переэкзаменовки… Корми его теперь все лето, дармоеда! — Он сплюнул. — Ох, сложная штука жизнь… сложная… — Он вздохнул. — Надо было и шампанского прихватить. Аленка шампанское уважает…
Давно небритый мужчина стоял, прислонившись к витрине гастронома, рядом с ним нетерпеливо подпрыгивал, вглядываясь в прохожих, Федул.
— Который час? — мрачно спросил мужчина.
Федул метнулся к проходившей мимо женщине с авоськами:
— Гражданочка, который час?
— Без двадцати шесть.
— Без двадцати шесть, — мрачно сообщил Федул мужчине.
— Где же он? — так же мрачно спросил тот.
— Обещал в пять… — Федул виновато полез в карман, достал три копейки, дал мужчине. — Вот еще.
Мужчина, брезгливо поморщившись, смахнул монету в карман.
Федул заискивающе посмотрел на него сверху вниз, возмущенно ударил кулаком по ладони.
— Ну, Афоня! Не люблю я таких людей! — Он метнулся к стоящему неподалеку мужчине с битком набитой сумкой. — Товарищ!
Мужчина оглянулся. Федул глянул по сторонам, зашептал на ухо:
— Третьим будешь?
Но тут мужчину окликнул строгий голос:
— Вася!
И он, не ответив Федулу, заспешил к вышедшей из магазина жене. Расстроенный Федул вернулся к мрачному приятелю.
— Ну где же он?
Федул виновато развел руками.
В магазине «Илья Муромец» из-за висевших на вешалке костюмов доносился приглушенный голос Борщова:
— Вот такой… здесь вот так.
Укрывшись от любопытных взглядов, Борщов объяснял продавцу в клетчатом пиджаке фасон нужного ему костюма.
— Польский? — спросил продавец.
— Да не… — Борщов показал расходящиеся в стороны полы пиджака: — Здесь вот так!
Продавец пожал плечами:
— Финский, что ли?
— Да не! Здесь вот кругло, — Борщов показал на лацканы, — а в кармане у него платочек был и авторучка шариковая…
Продавец подумал:
— Голландский. — Он протянул Борщову руку: — До свидания.
— Чего? — недоуменно спросил Борщов.
— Нет таких. Кончились. — Продавец пожал Борщову руку, пошел от него.
Борщов схватил его за рукав.
— Ну сделай! — Он подмигнул продавцу. — Я не обижу.
— Завтра заходи… — зашептал продавец.
…Назавтра в том же магазине Борщов стоял перед зеркалом с застыло-сосредоточенным лицом, в пиджаке в крупную клетку, при бабочке, в модной, маленькой, почти без полей, кожаной шляпе.
— Да улыбнитесь же! Улыбнитесь! — говорил ему продавец. — Кто ж так улыбается?! Дайте. — Снял с головы Борщова шляпу, надел на свою голову. — Учитесь! Улыбка должна быть как солнечный луч в мае! — Продавец оскалил желтые зубы. — Видите?! Улыбайтесь!
Жильцы дома Борщова под руководством пенсионера-общественника дружно благоустраивали площадку для сушки белья: Коля, старичок в махровом халате и женщины высаживали кустарник, мужчины устанавливали металлические стойки с крюками. Рахимов и Воронцов тащили носилки.
Борщов вошел во двор, пошел вдоль дома.
— Дормидонт! — вдруг услышал он. — Дормидонт!
Борщов остановился, увидел сидевшую на скамейке Катю. На другом конце скамейки чинно сидела старушка в джинсах.
— А… Привет… — сказал Борщов без особой радости. Катя встала, подошла к нему, протянула руку:
— Здравствуйте.
— Привет.
— А я вас два часа дожидаюсь…
— Ну? — Борщов полез в карман за папиросой.
— Вы меня извините, пожалуйста, что я тогда у вас заснула: я до этого три смены дежурила. У нас две девочки сразу заболели, а одна в декрет ушла… — Катя улыбнулась. — Зато теперь четыре дня свободна. Она посмотрела на Борщова.
— Лафа, — сказал Борщов. — Хозяйством можно заняться. Постирать. Поскоблить… Беликов!
Устанавливавший стойку на площадке для сушки белья Беликов оглянулся.