— Какое счастье, что я вас встретил! — Он показал Борщову унитаз: — Экспериментальный агрегат. Хотите, я и вам такой могу достать.
— Нет, — Борщов продолжал хмуриться.
— А когда вы могли бы его установить? — не отставал старичок.
— Никогда, — последовал ответ.
— Почему?
— По кочану.
Старичок остановился, соображая. Догнал Борщова, забежал вперед.
— Я бы отблагодарил! Три рубля будет достаточно?
Борщов не ответил, обошел старичка. Тот опять догнал Борщова:
— Четыре? — Изумленно: — Пять?!
Борщов резко затормозил — старичок едва не налетел на него, — заговорил зло:
— Слушай, Архимед: идите вы все к… — Он замолчал, подбирая адрес для старичка. Не подобрал. — С вашими унитазами, трешками… фонтанами… Африками…
Старичок испуганно смотрел на кричавшего Борщова.
— Дынями… и… и… Софии Лоренами!
Он сплюнул в унитаз. Развернулся и зашагал по тротуару, все быстрее и быстрее. Почти бежал. Быстро пробежал мимо витрины «Гости вытрезвителя». Остановился, подбежал к витрине.
Портрет беззаботно улыбающегося Борщова был на месте. Крайний слева.
Борщов размахнулся, грохнул по нему кулаком. На асфальт полетели со звоном осколки разбитого стекла.
Медицинский «уазик» подъехал к крыльцу «Скорой помощи», из него вышла женщина-врач. Потянулась, сняла шапочку, подставила лицо солнечным лучам. Оглянулась.
Катя, задумавшись, сидела в «уазике».
— Приехали, Катюша! — Врач подошла к Кате, крикнула ей в ухо: — Катя!
Катя очнулась.
— Да что с тобой происходит?! — спросила врач.
Женщина-врач и Катя шли по вестибюлю. Катя подошла к окошечку диспетчера, спросила с надеждой:
— Мне никто не звонил?
— Нет. Не звонил… — ответила девушка-диспетчер.
Катя сникла, пошла по коридору.
Ее окликнула пожилая женщина в белом халате:
— Катя! Катюша! Тебе звонили.
Катя вспыхнула:
— Кто?
— Мужчина.
Мать Кати сидела на стуле у окна, смотрела на суетившуюся Катю.
Катя достала из шкафа юбку, подбежала к зеркалу, примерила ее, снова вернулась к шкафу. Достала из него яркую кофточку, метнулась к зеркалу.
— Мамуля, можно твою кофточку надену?
— Надень… — грустно сказала мать.
Катя вприпрыжку спустилась по лестнице. Выбежала во двор.
Проскакала по начерченным на асфальте классикам, дала подзатыльник мальчишке, гонявшему обруч.
Тот удивленно посмотрел ей вслед, пробурчал себе под нос:
— Дура стоеросовая…
Катя, обгоняя прохожих, бежала по тротуару.
Парень в джинсах и футболке загородил ей дорогу, расставив руки, но Катя пригнулась и проскочила под рукой парня, побежала дальше. Оглянулась, показала парню язык.
Катя во дворе Борщова стояла перед старушкой в джинсах.
— В деревню к тете, — поясняла старушка. Счастливой улыбки как не бывало на растерянном лице Кати.
— В отпуск? — расстроенно уточняла она.
— Навсегда. — Старушка вздохнула. — Только что с ним в деревне будет? Он ведь, знаете, такой безалаберный. — Она достала платочек, приложила его к глазам. — Мой Сереженька такой же вот был…
Молодой летчик кричит в микрофон в кабине «кукурузника»:
— Я — «Каморка»! Я — «Каморка»! Когда освободите полосу? Прием?!
Он щелкнул тумблером рации.
Голос в рации отозвался:
— Я — «Прометей»! Я — «Прометей»! Меры принимаю! Меры принимаю!
Из дощатого здания районного аэровокзала с вывеской «Верхние Ямки» и полосатой колбасой на шесте выскочил сухонький старичок в летной форме, посмотрел на круживший над аэропортом «кукурузник», схватил хворостинку, помчался вприпрыжку по полю на помощь двум женщинам, сгонявшим с взлетной полосы пятнистую корову. «Кукурузник» приземлился, из него спускались на землю по металлической лестнице пассажиры. Последним из самолета вышел Борщов. В кожаной шляпе, в клетчатом пиджаке, в Колиных туфлях на платформе. Поставил на землю чемодан, вытащил из кармана пиджака коробку сигар, достал одну. Закурил.
Груженные зерном ЗИЛы, мощные молоковозы неслись по шоссе навстречу грузовику с зубром на капоте. Мелькали за окном опоры линии электропередачи.
Борщов сидел рядом с водителем грузовика — парнем лет двадцати, сосредоточенно дымил сигарой.
Белые облака неподвижно висели в бездонном небе, а под ними, на высоком речном берегу, тянулись вдоль единственной в деревне извилистой улицы дома с хозяйственными постройками.
По улице ползло в облаке пыли стадо коров, за околицей волновалось необозримое море ржи, переходившей в просторный луг. За лугом синел лес — без конца и без края. До самого горизонта.
В стороне от деревни пересекал речку небольшой паром с грузовиком.
Борщов смотрел на родное село с высокого берега реки. Бросил сигару, застегнул верхнюю пуговицу рубашки, достал из кармана бабочку, нацепил ее…
Вечерело. Покрывая багрянцем крыши изб, опускалось в лес огромное солнце. В облаке пыли ползло по деревенской улице стадо коров. За стадом шел пастух — заросший парень в джинсах, с транзистором на боку. Посмотрел на шедшего навстречу Борщова, прибавил звук в транзисторе.
— Борщов! — раздался женский голос.
Борщов оглянулся. Из окна крытой шифером избы выглядывала женщина.
— Борщов!
Играющий в футбол рыжий мальчуган повернулся к женщине:
— Чего?
— Иди уроки учить, Архимед!
Мальчик пнул товарищам мяч, побрел домой. Борщов стоял, смотрел на женщину.
— Чего? — удивилась она.
— Ничего… — Борщов пошел дальше. Свернул за угол.
Возле заросшего осокой пруда мыл трактор «Беларусь» вихрастый мужчина в тельняшке.
Борщов подошел к трактору, остановился. Поставил чемодан. Засунул руки в карманы. Стоял, разглядывал мужчину.
Мужчина обернулся:
— Что, товарищ, «жигуль» мой понравился? Хочешь, махнемся — я тебе этого стального коня, а ты мне свой бантик?
Борщов неуверенно спросил:
— Егоза?
Мужчина перестал мыть трактор, бросил в ведро тряпку, повернулся к Борщову, посмотрел на него, полез в трактор, вылез из него с пачкой «Беломора», закурил. Облокотившись на гусеницы, вперился в Борщова изучающим взглядом. Борщов хотел что-то сказать, но мужчина предостерегающе поднял руку.
— Погоди! — Он снова посмотрел на Борщова, уставился в небо, вспоминая. — Нет… погоди. — Снова уставился в небо, снова посмотрел. — Повернись боком!
Борщов повернулся к мужчине боком.
— Кабан… нет? — спросил мужчина.
Борщов улыбнулся:
— Нет!
— Конек-Горбунок, — узнал, наконец, мужчина и прыжком подскочил к Борщову, двинул его в плечо. Борщов ответил ему тем же.
— Егоза! — радостно повторил Борщов.
— Конек-Горбунок! — Мужчина толкнул Борщова в плечо, тот попятился. — Конек-Горбунок!
Он толкнул Борщова в плечо. Борщов споткнулся о лежащую за спиной корягу и свалился бы в пруд, если бы мужчина не схватил его.
Огромный мужчина, чертыхаясь, заталкивал блеющую овцу в открытое окно стоящего возле овчарни автобуса. Десяток уже погруженных в автобус овец дружным блеянием сочувствовали подруге.
Из-за угла с грохотом, в облаке пыли, вылетел трактор «Беларусь». Не выпуская изо рта сигареты, Василий гнал трактор по деревне, старался перекричать грохот двигателя.
— Сразу не соглашайся! Ставь условия: квартира — раз! У нас сейчас два коттеджа сдают! И на разряд выше — два! — Егоза хлопнул Борщова по плечу. — Они тебя с руками и ногами возьмут — слесаря во как, — показал как — выше головы, — нужны!
Борщов объяснил:
— Я ж в комбайнах ни бум-бум. Я ж сантехник…
— Насчет сантехника — ни звука! Говори: слесарь и все… — Егоза снова хлопнул Борщова по плечу. — А комбайны — это же… — он замолчал, подбирая сравнение, — унитаз! Ничего сложного! Я тебя за месяц в курс дела введу! Была бы голова да руки! — Егоза рванул рычаги, разворачивая трактор к кирпичному зданию почты. — Иди, давай телеграмму!
— Надо же сначала договориться… — сомневался Борщов.
— А чего договариваться-то?! Они до потолка от радости подпрыгнут, когда я тебя приведу!
Девушка-телеграфистка передавала по телефону текст телеграммы:
«Прошу уволить собственному желанию запятая документы выслать Борщовку запятая квартиру сдаю…»
— Про кисточку не забудь! — напомнил Егоза.
Девушка, прикрыв трубку ладонью, посмотрела на стоящего за барьером Борщова и друга его детства.
— Может, не надо?
— Давай, давай!
Девушка сказала в трубку:
— Наше вам с кисточкой. А. Н. Борщов. — Она положила трубку, спросила: — Вы работать у нас будете?
— Наверно…
— Да это знаешь кто? — завелся Егоза. — Профессор по комбайнам! И холостой, между прочим! Улыбнулась бы хоть!
…Встревожено гогоча, стая гусей удирала от вылетевшего на площадь трактора «Беларусь».
С одной стороны площади стояло приземистое здание сельсовета, с другой — стеклянно-железобетонное правление колхоза. На крыльце его стояли, оживленно о чем-то разговаривая, несколько женщин.
Лихо развернувшись, «Беларусь» замер перед крыльцом. Из него выскочил Егоза, крикнул замолчавшим женщинам:
— Привет, мадонны! — Он хлопнул по плечу вылезавшего из трактора Борщова. — Познакомьтесь: Афоня Борщов! Наш коренной житель по прозвищу Конек-Горбунок!
В приемной председателя колхоза скучала молоденькая секретарша в седом парике, томилась длинная очередь. Егоза влетел в приемную, таща за собой Борщова.
— Привет! — Егоза кивнул секретарше, направился к двери кабинета председателя колхоза. — У себя?
— К нему нельзя! — Секретарша вскочила из-за стола. — К докладу готовится!
Но Егоза уже распахнул дверь кабинета. Председатель колхоза сидел за столом, печатал одним пальцем на огромной пишущей машинке.
— Виталию Прохоровичу привет! — Егоза хлопнул по плечу Борщова. — Познакомьтесь: Борщов Афанасий Николаевич, Ефросинии Борщовой племянник! — И Борисову: — Садись!
Егоза плюхнулся в кресло, сунул в рот сигару. Председатель поздоровался с Афоней и обратился к Егозе: