— Цаватанем! — Хачикян медленно подошел к грузовику и припал губами к металлической ручке. Стоял мороз, и губы Хачикяна мгновенно прилипли к металлу. Он попытался их отодрать. С третьей попытки ему это удалось. Хачикян в сердцах сплюнул на снег.
Возле Донского монастыря по заснеженной мостовой медленно двигалась снегоочистительная машина. Было раннее утро. Машина остановилась, выскочивший шофер подошел к оранжевому грузовику, стоявшему у тротуара. Постучал в окно. Оттуда высунулся заспанный Хачикян.
— Друг, подай назад свой лимузин. Мешает.
Хачикян закрыл окно и завел машину. Проснулся и Валико.
— Что, опять выселяют? — спросил он.
— Нет уж. Здесь я сам себе Хачикян.
Валико пощупал лицо, посмотрел на себя в зеркало. Под глазом расплылся огромный багровый синяк… Оранжевый грузовик ехал по Садовому кольцу.
— Мотор послушай, — предложил Хачикян. — Слышишь?
— Слышу, — угрюмо отозвался Валико.
— Ничего не слышишь. Это сто тридцатый грохочет. А в сто тридцать первом, как часики: тик-тик-тик… А сиденья какие… потрогай… А в сто тридцатом дерматин… Зад прилипает…
Хачикян затормозил у светофора, спросил у водителя такси, стоявшего рядом:
— Дорогой, гражданская авиация правильно еду?
— Правильно. На Цветном — направо, — сказал таксист.
— Э, Валик-джан, — трогаясь с места, сказал Хачикян. — Зачем тебе эта большая авиация? Поехали со мной. Мама долму приготовит. Долму любишь?
— Нет, — буркнул Валико.
— Это потому, что у вас не умеют готовить. Настоящая долма — это… — Хачикян поцеловал кончики пальцев.
— Может, скажешь, что у нас и сациви не умеют готовить? — хмуро спросил Валико.
Хачикян снисходительно улыбнулся.
— Не говори теперь только, что шашлык тоже грузины придумали.
— А кто? Армяне?
— Знаешь что, дорогой, ты меня извини, но вот в Дилижане на кухне простой кран откроешь — из него вода льется, по вкусу второе место занимает в мире.
— А первое в Ереване, да?
— Нет, первое в Сан-Франциско!
— А боржоми?
Хачикян не ответил. Крутанул руль. Прижал машину к тротуару.
— Все. Дальше грузовой движенья нет.
— До свидания, — сухо попрощался Валико. Взял сумку, выскочил из машины, зашагал по тротуару.
Грузовик резко рванул с места, обогнал Валико. Проехал метров двадцать, затормозил. Из кабины вылез Хачикян с покрышкой в руке.
— На! Продай!
— Зачем?
— У тебя денег мало! У меня тоже мало! На!
— Спасибо, не надо! Я позвоню — мне пришлют.
— Ну, пока пришлют, туда-сюда… Продай!
— Нет, Рубик, дорогой, не возьму… Как продам? Кому?
— Пошли! — сказал Хачикян и свернул во двор.
Здесь он принялся внимательно изучать колеса стоящих перед домом «Жигулей».
— Вот. — Хачикян увидел «Жигули» со стертыми покрышками. — Совсем лысые.
У подъезда сидела старушка с коляской.
— Бабушка, чья это машина? — спросил старушку Хачикян.
— Из пятой квартиры, кажись…
— Пошли. — Хачикян вошел в подъезд.
…Хачикян нажал на кнопку звонка, и дверь открыла женщина в шелковом халате.
— Дорогая, нам сказали — вам покрышка нужна. — Хачикян показал женщине покрышку.
— Нугзар! Иди сюда! — крикнула женщина и захлопнула дверь.
— Возьмут! — уверенно сказал Хачикян.
Дверь снова отворилась. В дверях стоял седеющий красавец.
— Вот, друг, покрышку тебе принесли… За полцены. — Хачикян показал красавцу покрышку. — Совсем новый.
Красавец увидел Валико и оцепенел.
— Ах, вот ты где! — по-грузински воскликнул Валико. — Теперь ты от меня не уйдешь.
Красавец хотел захлопнуть дверь, но Валико подставил ногу и потянул дверь на себя.
— Тося! — завопил красавец. — Звони в милицию! Он меня убьет!
Зарбазан дремал на дровах, уложенных под школьной лестницей. Услышав стрекот вертолета, поднял рваное ухо, открыл глаза. Над покрытой снегом деревней Таркло летел вертолет. Зарбазан отвернулся и снова положил морду на лапы. К школе на лошади подъехал Исидор Осиаури — почтальон. Не спеша слез, достал из подвешенной к луке седла сумки пухлый конверт.
А в классе уютно потрескивала железная печка. У печки учительница Лали объясняла геометрическую задачу. Третьеклассники сидели за новенькими партами, внимательно слушали.
— Здравствуйте, люди. — В класс вошел Исидор, и ученики встали. — Извините, уважаемая. Помешал?
— Ничего, ничего… Здравствуйте, дядя Исидор. Садитесь, дети.
— «Авиа, — прочитал Исидор на конверте. — Заказное. Папишвили Варлааму». — Исидор подошел к Варлааму, положил на парту конверт и квитанцию. — От Мизандари В.К. Распишись вот тут.
Варлаам неторопливо расписался, старательно выводя каждую букву. Вернул квитанцию. Спрятал конверт в парту и как ни в чем не бывало уткнулся в учебник.
В классе стояла тишина. Ученики и учительница с любопытством смотрели на Варлаама. Исидор постоял, обернулся к Лали, потом заглянул в лицо Варлааму.
— Открой!
— Дома открою! — не отрываясь от учебника, ответил Варлаам.
— Не имеешь права, — сказал Исидор.
Варлаам отложил учебник, полез в карман, вытащил перочинный ножик с деревянной ручкой, открыл, почистил лезвие о брюки. Потом достал конверт, положил его перед собой и аккуратно вскрыл ножом. Класс замер. Варлаам извлек из конверта глянцевый цветной проспект, на обложке которого красовалась гостиница «Россия». На другой стороне проспекта размашистым почерком было написано: «Моему маленькому Варлааму от любящего дяди».
Снедаемые любопытством дети, потеряв горскую сдержанность, окружили Варлаама. Подошла и Лали.
— Разверни, — потребовал Исидор.
Проспект раскрылся, как гармошка, и предстали картинки из роскошной жизни в гостинице «Россия». На самой большой фотографии три нарядные красавицы, сидя на высоких крутящихся стульях возле никелированной стойки бара, заманчиво улыбались в аппарат. Возле каждой красавицы стояли кавалеры с бокалами шампанского в руках.
— Вот Валико, — сказал конопатый Тариэл, ткнув пальцем в брюнета в полосатом костюме.
— А где усы? — засомневалась маленькая Тина.
— Сбрил, — объяснил Тариэл. — Здесь все без усов. Лали отвернулась. И тут увидела Зарбазана, который незаметно проник в класс.
— А ну, пошел отсюда! — закричала она. — Тебя здесь только не хватало!..
Зарбазан покорно повернулся и вышел из класса. Лали захлопнула дверь.
Хмурый конвоир вел Валико по тюремному коридору. Валико, небритый, осунувшийся, шел, заложив руки за спину.
— Стой! — приказал конвоир и открыл одну из дверей. — Сюда!
Комната была узкая, выкрашенная в серый цвет. Наверху — маленькое решетчатое окно. Стол и два стула были привинчены к полу. Сидевшая за столом девушка испуганно смотрела на Валико большими светлыми глазами.
— Садись, — приказал конвоир и вышел.
Присев, Валико посмотрел на девушку. Та сидела ни жива ни мертва.
— Здравствуйте! — нарушил затянувшуюся паузу Валико.
— Здравствуйте…
— Вы мой адвокат?
— Меня назначили…
— А сколько вам лет?
— Это мое первое дело, и вы имеете право отвести мою кандидатуру и попросить более опытного адвоката.
— Какая разница…
— Ну что вы! Большая разница. — Девушка стала рыться в папке. — Вообще-то, я только выгляжу как девочка. А мне уже двадцать три года… Я на всякий случай записала себе все вопросы. Вот первый: «Валентин Константинович! Что побудило вас совершить этот поступок?»
— Ничего.
— Была у вас раньше неприязнь к Папишвили?
— Нет.
— А за что вы его избили?
— Я его не бил. Он в туалете заперся.
— А люстру разбили?
— Да. Люстру — да…
— Почему?
— Потому что он мерзавец.
— Вот вы только что сказали, что он мерзавец. Значит, у вас была к нему неприязнь, — обрадовалась девушка.
— Не было.
— Валентин Константинович! — взмолилась она. — Поймите! Сейчас ваши действия квалифицируются как злостное, циничное хулиганство. Статья двести шестая, часть вторая. И наказываются лишением свободы сроком от одного года до шести. Но если есть причина, факт личной неприязни, то дело квалифицировалось бы как мелкое хулиганство. Двести шестая, часть первая. Там от шести месяцев до года. Понимаете, как это важно?
— Не было никакой неприязни, — сказал Валико.
К дверям народного суда подъехала белая «Волга». Из нее вылезли Нугзар с женой Тосей и респектабельный мужчина. К ним торопливо подошел Хачикян.
— Слушай, земляк… скажи, что пошутил, — взмолился он. — Зачем хорошего человека в тюрьму сажать?
— Ишь какой умный, — сказала Тося. — А за люстру кто нам заплатит? Она, между прочим, три тысячи стоит. Венецианское стекло…
— Заплатим. Клянусь Альбертиком, через три года все заплатим.
— Опять двадцать пять, — усмехнулась Тося. — Сколько можно повторять. Ни на какие ваши комбинации мы не пойдем. Отстаньте!
…В зале шло судебное заседание. Валико сидел за барьером, его охраняли два милиционера. Народу в зале было немного. Сейчас перед судьями стоял Папишвили.
— Место рождения? — спросила женщина-судья.
— Город Телави.
— Где сейчас проживаете?
— Садовая, семь, квартира пять.
— Где работаете?
— На третьей базе.
— Кем?
— Рядовой сотрудник.
— Что вы можете рассказать по поводу данного инцидента?
— В Москве есть станция метро, названная именем Багратиона, — прочувствованно начал Папишвили. — Когда я проезжаю мимо, у меня слезы на глазах появляются. И сейчас, когда я смотрю на скамью подсудимых, у меня слезы. Но это другие слезы. Это слезы стыда. Мне стыдно, что я тоже грузин.
Валико усмехнулся.
— Отвечайте по существу, — сказала судья.
— По существу: Мизандари ворвался в мою квартиру, злостно и цинично избил меня, браня нецензурными словами.
— И люстру венецианскую разбил! — выкрикнула с места Тося.
— Помолчите! — успокоил ее респектабельный мужчина.
— У меня вопрос к потерпевшему, — сказала адвокат. — Почему вы взяли медицинскую справку не в тот же день, а только двадцать четвертого?