— Некогда было, — сказал Папишвили.
— А почему вы взяли эту справку не в районной поликлинике, а у хирурга другого района?
— Шел мимо и зашел.
— Вы были раньше знакомы с обвиняемым? — спросил лысый заседатель.
— Издалека.
— Была между вами личная неприязнь?
Папишвили посмотрел на Валико. Тот отрицательно качнул головой.
— Нет, — сказал Папишвили.
А во дворе суда, беспрерывно дымя папиросой, метался Хачикян. Неподалеку, на скамейке, сидели пожилой мужчина, парень лет двадцати пяти и мальчик лет четырех. Хачикян отбросил папиросу, подошел.
— Друг, — обратился он к пожилому мужчине, — по глазам вижу — ты хороший человек. Там хороший парень погибает, он его пальцем не тронул, а этот… — Хачикян запнулся, посмотрел на мальчика, — нехороший справку купил, а адвокат совсем маленький девочка — что делают, кому в руки судьбу человека дают! Ей в куклы играть. Как брата прошу, пойдем дополнительным свидетелем будешь…
— Не могу, — сказал мужчина. — Адвокат — моя дочь.
— А… — Хачикян враждебно посмотрел на мужчину, перевел взгляд на парня.
— А я ее муж, — сказал парень. — Она нас из зала выгнала — стесняется…
— Хачикян! — выглянула во двор девушка-секретарь. — Что я вас, по всей Москве должна искать?!
— Слушай, дорогая, зачем волнуешься? Мне сказали: свидетели пусть удалятся, я удалился. — И Хачикян боязливо засеменил к дверям суда.
Возле дверей стояли симпатичный молодой человек в дубленке и милиционер.
— Слушай, друг, — уголком рта, чтобы не слышал милиционер, зашептал Хачикяи на ухо молодому человеку. — У тебя глаза хорошие, сразу видно — хороший человек…
К зданию суда подъехал крытый фургон с зарешеченным окошком.
— Поехали! — сказал милиционер и пошел к фургону. Прикованный к милиционеру наручниками молодой человек в дубленке двинулся за ним. У машины он обернулся к Хачикяну:
— Извини, генацвале, некогда…
Теперь суд слушает Хачикяна.
— Место рождения?
— Дилижан.
— Где работаете?
— Армтуннельстрой-2. Шофер.
— Что вы можете рассказать по поводу данного инцидента?
— Все могу рассказать. Этот… — Хачикян ткнул пальцем в Папишвили.
— Потерпевший, — подсказала судья.
— Да, потерпевший… открыл нам дверь, а Валико-джан…
— Обвиняемый…
— А обвиняемый ему говорит: «Здравствуй, дорогой». А этот потерпевший говорит: «Извини, я в туалет схожу». А она, — Хачикян показал пальцем на Тосю, — начал кричать: «Милиция, милиция!..»
— Значит, вы утверждаете, что обвиняемый не наносил побоев потерпевшему? — спросил прокурор.
— Конечно, не наносил. Пальцем не тронул, клянусь Альбертиком! Потерпевший заперся в уборной, а обвиняемый не смог дверь сломать.
— Значит, дверь он ломал?
— Зачем — ломал?
— Вы сами только что сказали…
— Слушай, дорогой, я русский язык плохо знаю. Просто постучался и сказал, что тоже хочет… Слушай, такие вопросы задаете, что даже отвечать неудобно.
— Ну, а люстру он разбил?
— Да. Зачем буду отрицать? Люстру мы разбили. Когда домой пошли, обвиняемый ее случайно покрышкой зацепил.
— У меня вопрос к свидетелю, — вмешалась адвокат. — Скажите — испытывал обвиняемый личную неприязнь к потерпевшему?
— Как не испытывал? Всегда говорил: «Такую личную неприязнь к потерпевшему испытываю — кушать не могу».
— А вот обвиняемый утверждает, что он не был знаком с Папишвили, — сказал судья.
Хачикян посмотрел на Валико. Тот кивнул.
— Слушайте, откуда знаком? Я же говорю, потерпевший ушел в туалет, а обвиняемый мне сказал: «Рубик, кто это такой? Я его первый раз вижу…»
— Вы сказали, что обвиняемый разбил люстру покрышкой. Как она там оказалась? — спросил прокурор.
— Не разбил, а случайно зацепил.
— Хорошо, предположим… Ответьте на вопрос.
— Мы ему принесли. У него покрышки совсем лысые. Очень опасно ездить. Любители чем думают — не знаю. Всегда аварию делают эти «Жигули». Прямо смотреть на них противно. Под ногами крутятся, крутятся…
— У нас не «Жигули», — крикнулаТося. — У нас «Волга». Врет он все!
— Слушай, не мешай, — рассердился на Тосю Хачикян. — Я тебе не мешал, теперь ты помолчи!
Судья постучала карандашом по графину.
— Чья это покрышка? — спросил прокурор.
— Моя. Я Сурику купил. А у Валик-джан деньги кончились, я хотел продать… чтобы ему одолжить…
— Что же он в Москву без денег приехал?
— Почему без денег? В ресторане туда-сюда закусил, выпил — и кончились.
— Вопросов больше нет, — сказал прокурор.
— Садитесь, — сказала судья Хачикяну.
Хачикян сел.
— У меня вопрос к обвиняемому. — Лысый заседатель повернулся к Валико. — Вот вы, вроде бы нормальный человек, пришли в квартиру, погнались за гражданином, разломали мебель. Какая-то причина должна быть.
Валико поднял глаза и встретился с напряженным взглядом Папишвили.
— Нет, — сказал Валико.
Папишвили чуть заметно ухмыльнулся уголком рта.
А перед Валико вдруг предстала картина: родная деревня и бегут по желтому полю навстречу вертолету дети в разноцветных рубашонках…
— Таким образом, — заканчивал свою речь прокурор, — действия обвиняемого надо квалифицировать по статье двести шесть, часть вторая, и я прошу суд вынести меру наказания — лишение свободы сроком на два года.
— Вай! — Хачикян схватился за голову.
Тося злорадно улыбнулась.
— Тише, товарищи! — потребовала судья. — Ваше слово, Светлана Георгиевна.
Робко поднялась девушка-адвокат. Валико сидел уронив голову. Он ничего хорошего для себя не ждал.
— Вот… — Светлана Георгиевна подняла бумагу. — Я послала запрос в районную милицию города Телави и только вчера получила ответ. Зачитываю: «На ваш запрос отвечаю: 15 октября 1967 года между Папишвили Н. С. и Мизандари В. К. произошел инцидент в ресторане «Алазани». Мизандари вошел в ресторан и погнался за Папишвили. Поймал его в туалете и мокнул его три-четыре раза в унитаз, после чего был задержан органами милиции. Мизандари В. К. отказался дать какие-либо разъяснения по поводу своего поступка. Однако сестра его Е. К. Мизандари рассказала, что в 1965 году она работала под руководством Папишвили на базе № 2 подсобной рабочей. Папишвили Н. С., обещав жениться, склонил ее к сожительству, однако обещания своего не сдержал. Е. К. Мизандари в 1966 году уволилась. Сейчас проживает в деревне Таркло, где работает на животноводческой ферме. В том же 1966 году у нее родился сын Варлаам».
— Уф, молодец, цаватанем! — крикнул Хачикян.
Тося вытаращила глаза на мужа.
Валико по-прежнему сидел, низко опустив голову и обхватив ее руками.
— Это не мой ребенок, — вскочил Папишвили.
Адвокат с презрением посмотрела на него и передала бумагу судье.
— Прошу приобщить к делу… И еще одна справка. По поводу стоимости люстры. У меня есть заключение эксперта. Эта люстра не венецианского стекла, как утверждает потерпевший. Она изготовлена в Воронеже артелью имени Клары Цеткин и продается по цене тридцать семь рублей сорок шесть копеек.
Папишвили резко повернулся к респектабельному мужчине.
— Меня самого обманули, Нугзар! — Тот приложил руку к сердцу. — Клянусь честью! Век воли не видать!
…Солнце ярко светило. Таяло, и лужи были светлы от белых облаков. Адвокат Светлана Георгиевна весело бежала, прыгая через лужи. Ее ждали родственники с цветами.
— Ну что? — спросил отец.
— Штраф! — радостно закричала Светлана. — Тридцать рублей! С выплатой ущерба!
Родственники кинулись обнимать Светлану.
Оранжевый грузовик мчал по одному из столичных проспектов.
Хачикян барабанил пальцами по рулю и напевал.
— Хороший девочка этот адвокат, — сказал он. — Сразу мне понравилась. Очень сердечный такой…
Валико согласно кивнул.
— Рубик, ты через Красный мост поедешь?
— Да.
— Тогда я там сойду, а оттуда до Телави на автобусе два часа.
— Нет, дорогой, я тебя до самого дома довезу, — сказал Хачикян. — Время у меня есть. Когда этот маленький неприятность случился, я телеграмму дал: «Прошу дать отпуск свой счет».
— Рубик, а где ты все это время жил? — прервал его Валико.
— Как — где? Здесь, — похлопал по сиденью Хачикян. — Очень удобно. Я им на завод благодарность напишу… Слушай, а этот кошка где работает?
— Какая кошка?
— Которая в театр не пришла?
— Стюардесса. На международной линии.
— Э… Тогда понятно. Слушай, что ты хочешь… Если женщина каждый день космонавта видит, артиста видит, Петросяна видит, Иштояна видит, — конечно, ты для нее кто такой?
Валико не ответил. Потом сказал:
— Рубик, останови, пожалуйста. Я не поеду.
— Ва, зачем, Валик-джан? Что я тебе сказал? — удивился Хачикян.
— Ты все правильно сказал, Рубик. Этот Жебрюнас на два курса младше меня учился. А теперь он ее командир. Мой вертолет — три тысячи потолок, и все! А люди на Луну летают. Останови…
— Валик-джан, в жизни есть такие дороги, на которые, если пройдешь мимо, больше никогда не вернешься. Подумай, Валик-джан.
— Нет, Рубик, я решил.
Хачикян прижал грузовик к тротуару.
— Спасибо тебе за все, Рубик. — Валико обнял Хачикяна, взял свою сумку и вылез из машины.
— Подожди! — крикнул Хачикян.
Он выскочил из кабины с покрышкой, положил покрышку у ног Валико, потом вскочил в машину и резко рванул с места. Проехал метров пятьдесят, выглянул и крикнул:
— До свидания!
В одном из кабинетов ГВФ мужчина в очках листал папку с бумагами. Задержал взгляд на одной, посмотрел на сидевшего перед ним Валико.
— Так вам же тридцать пять лет…
Валико кивнул.
— Так мы после тридцати пяти лет на переподготовку не принимаем… — мужчина заглянул в папку, — товарищ Мизандари…
— Мне только позавчера тридцать пять лет исполнилось.
— Так надо было прийти хотя бы позавчера.
— Позавчера я сидел в тюрьме, — сказал Валико. — Как я мог прийти?
— Где? — переспросил мужчина.