Гости отодвинулись вместе со стульями, образуя в центре «водоем», на который пришел Иван Сергеевич.
— Все чин по чину, — продолжал Травкин и опрокинул в рот очередную рюмку.
— Что чин по чину? — спросил он сам себя. И сам же ответил: — Л-лед… л-лунки… сидят люди… и все мормышат… — здесь Иван Сергеевич подергал кистью правой руки в воздухе, показывая, как мормышат.
Тем временем сияющий Любашкин налил ему еще, а Розочка подложила на тарелку закуски. Остальные гости боялись пошевелиться.
— Ты только закусывай, дядя Ваня… — сказал Миша.
— Не п-перебивай! — строго цикнул на Мишу Иван Сергеевич. — И н-ни у кого ни клюет!., ни синь пороха… Прихожу я… оглядываю водоем… р-решаю — здесь!.. Ну, т-тут что важно?.. Все важно! — и Травкин опрокинул следующую рюмку. — Но, что самое главное? — спросил он с угрозой у всех вокруг.
— Не знаем, — прошептала Розочка.
— Не знаем, — прошептал Любашкин.
— Ветер! — объяснил Травкин.
Слушатели тихо ахнули.
— Определяю направление! — Иван Сергеевич засунул палец в рот, послюнявил его и поднял над головой. — З-занимаю лунку…
Иван Сергеевич опустил палец вниз и показал на пол перед собой. Из задних рядов слушатели стали заглядывать через головы впереди сидящих, чтобы увидеть лунку.
— Сам я лично лунок не верчу… всегда найдется готовая. Мормышу! — Травкин опять задергал кистью правой руки, показывая, как мормышат. — И что?.. Ни поклевочки!.. Что я д-делаю? Лезу в карман… — Травкин полез в карман. — И достаю что? — Он достал пробку, утыканную разноцветными мормышками. — Д-думаю: красная? — не пойдет… Зеленая? — не п-пойдет… выбираю в-вот эту… — конструк-у-укция моя, — Травкин снял с пробки белую мормышку, выдернул из лацкана пиджака волос, привычным движением привязал волос к мормышке, комментируя все это вслух:
— Привязываю… б-беру мотыля, — он откусил маленький кусочек от копченого окуня, насадил кусочек на крючок, поплевал на приманку и стал опускать снасть в воображаемую лунку на полу. Все замерли, ибо Травкин так хорошо вошел в свою роль, так профессионально и точно было каждое его движение, что невольно казалось, будто все это происходит на самом деле…
Иван Сергеевич обвел слушателей глазами и вдруг увидел живых, плавающих, шевелящих хвостами рыб. Он увидел аквариум. Аквариум стоял в дальнем углу комнаты. Подсвеченные лампочкой рыбы отливали золотом и серебром.
Иван Сергеевич встал и начал подкрадываться к рыбам. Его покачивало.
— Т-сс!.. Т-сс! — приложил он палец к губам.
— Дядя Ваня! Не надо! — робко сказал в тишине Миша.
На Мишу зашикали. Он махнул рукой.
Иван Сергеевич подобрался к аквариуму и забросил снасть. Два точных движения кистью — и заморская рыбка вылетела из аквариума.
Иван Сергеевич прошептал увлеченно:
— Клюет! — сунул рыбку в карман пиджака и тут же закинул снасть снова. Вторая рыбка затрепыхалась на крючке.
— Браво! — крикнула Розочка и захлопала в ладоши. — Иван Сергеевич, вы настоящий чародей!
Травкин оглянулся. Все плыло вокруг него, и только улыбающееся лицо Розочки, ее восторженные глаза виделись ему четко и ясно. Он, покачиваясь, подошел к ней и тихо спросил:
— Вы меня понимаете?
— Да, — так же тихо ответила Розочка.
— Будьте моей женой! — вдруг сказал — Иван Сергеевич.
По утренним улицам спешили на работу люди, мчались машины.
К киоску «Мосгорсправки» подошел Прохоров. Он встал, было, в конец очереди, но потом передумал, и подошел к окошечку.
— У меня с-срочный случай!
Очередь заволновалась:
— А почему без очереди?
Но Прохоров внушительно сказал:
— Мне надо ч-человека в с-сумасшедший дом отправить, ясно?
Очередь замолкла, уже глядя на Прохорова с уважением.
— Объясните, гражданочка, — всунулся Прохоров в окошечко. — Вот, ежели, п-п-п-приехали мы с одним человеком в Москву, а он манией величия болен, то…
— Три копейки! — не поднимая головы от справочников, сказала женщина.
Прохоров подал деньги и сказал:
— Скажите, куда заявление подать?
Женщина написала ему адрес.
Прохоров взял бумажку, с удовлетворением прочитал ее и бережно спрятал в карман.
В номере гостиницы зазвонил телефон. Иван Сергеевич сел на кровати и, не соображая, где он находится, часто заморгал. Рядом, на соседней кровати, раскинув руки и сладко причмокивая, храпел Миша.
Иван Сергеевич, наконец, очнулся и побежал к телефону.
— Алло!
— Товарищ Травкин?
— Я.
— Не кладите трубку. Верхние Ямки вызывают.
Иван Сергеевич замер у аппарата.
В дверь легонько постучали, и на пороге показалась Розочка с чемоданом и шубой в руках. Она положила вещи на стул и подошла к Ивану Сергеевичу. Потупив глаза, сказала:
— Иван Сергеевич, милый, я не спала всю ночь!
— Чего? — испуганно спросил Травкин.
— Я согласна.
— Чего? Простите, — Травкин только сейчас заметил, что стоит перед женщиной в форме футболиста тридцатых годов: трусы до колен, майка носки с резинками. Он бросил трубку, схватился за брюки и побежал в ванную.
В трубке что-то забулькало. Розочка взяла ее:
— Алло?.. Ивана Сергеевича?.. Позвоните попозже, он сейчас не может подойти. Он надевает брюки… Розочка… Хорошо, я передам… А кто говорит?.. Жена?.. Я передам, не беспокойтесь… До свидания. — Розочка повесила трубку и подошла к зеркалу.
Миша проснулся, включил радио и накрылся с головой одеялом.
— Здравствуй, Мишенька.
— Я ничего не помню, — виновато сказал Иван Сергеевич, выходя из ванной. — Двадцать лет не пил — и вот… Простите!
— Вы — чародей! Вы — настоящий антимещанин!
— А что я натворил?
— Ничего! все было просто очаровательно! Вы сварили колоссальную рыбацкую уху!.. Да… Звонила ваша жена, просила вам передать, — тут Розочка засмущалась, — блудливый кот… — добавила она очень ласково.
— Чего?!
— Блудливый кот.
— А что вы ей сказали?
— Я сказала, что вы надеваете брюки… а она…
— О-о-о! — Иван Сергеевич, схватившись за голову, сел на кровать.
— Иван Сергеевич, дорогой, не огорчайтесь! Мы поселимся где-нибудь в медвежьем углу, в шалаше. Будем рыбачить, ловить птиц, печь картошку на костре. Она вся такая черная, черная, а как разломишь — белая, белая и хрустит на зубах. Мы будем с тобой ходить утром по воду босиком, по прохладной росе, милый…
Миша окончательно проснулся, протер глаза и сказал с оттенком зависти и восхищения:
— Ну, ты и даешь, дядя Ваня!
— Я женат! — заорал Иван Сергеевич на Мишу. — У меня дети есть!
Миша пожал плечами, схватил одежду и скрылся в ванной.
— Иван Сергеевич! — воскликнула Розочка, в экстазе, прижимая руку Травкина к своей груди. — Если вы не свободны, неважно — мне от вас ничего, ничего не надо, клянусь! Я хочу только видеть вас всегда! Я буду вашим секретарем, домработницей…
— О-о-о! — снова застонал Травкин.
— Ну, хорошо, хорошо… Не надо!.. Иван Сергеевич, Мой милый, мой самый замечательный человечек, — страстно зашептала Розочка. — Знайте, что есть на свете любящее вас существо! И когда вам будет совсем плохо — позовите! Солнышко! — она заплакала.
Распахнулась дверь, и вошел запыхавшийся Любашкин с букетом цветов в руке.
— Товарищ Травкин! — сказал он тихо. — Разрешите мне первому поздравить вас!
— Ты не смеешь! — взвизгнула Розочка. Она вскочила и загородила Ивана Сергеевича своим телом. — Я тебе не позволю! Это выдающийся человек! Он нужен людям! Убей лучше меня!
— Я тебя прощаю, Розочка, — грустно улыбнулся Любашкин. — Я понимаю, кто — он, а кто — я. Кесарево — кесарю!
— Это недоразумение! — закричал Травкин, отстраняя Розочку. — Я двадцать лет не пил! Простите! Я куплю вам новых рыб!
— Молчите! Молчите! — Любашкин изо всех сил замахал руками. — Каких рыб?! Вы, наверное, еще не знаете! Иван Сергеевич, вы… — марсианин!
— Что?! — Розочка, задохнувшись, прижала руки к груди.
— Я так и знала!
— Я вам куплю рыб, — тупо повторил Иван Сергеевич. — Названия только напишите.
— Товарищ Травкин… Иван Сергеевич! — торжественно и даже скорбно сказал Любашкин, — час назад «Голос Америки» сообщил, что наличие у вас тридцать третьего зуба является прямым подтверждением теории итальянского профессора Унгаретти о том, что марсиане посещали Землю! Таким образом, вы — прямой потомок марсиан!
В наступившей тишине слышалось только бульканье воды в ванной и фырканье Миши.
В номер без стука вошел рыжебородый краевед и оглядел жадным, фанатичным взглядом всех присутствующих. Он сразу угадал Ивана Сергеевича, шагнул к нему и сказал:
— Мне необходимо с вами поговорить. С глазу на глаз.
И было в краеведе что-то такое, что заставило Ивана Сергеевича послушно кивнуть.
— Это ванная? — спросил краевед.
— Наверное, — сказал Иван Сергеевич.
— Прекрасно! — сказал рыжебородый, и они скрылись за дверями ванной комнаты.
— Я имел нескромность потревожить вашу супругу, — сказал рыжебородый, не обращая никакого внимания на сидящего в ванной Мишу, лихорадочно блестя глазами.
— Мне нужен ваш череп… черепная коробка или, в крайнем случае, челюсть.
Иван Сергеевич выслушал эту просьбу уже совершенно спокойно. Ничто сейчас не могло его удивить или испугать.
— Да, — сказал он.
— Вы согласны?
— Да, — очень тихо сказал Травкин.
— Распишитесь! — сказал рыжебородый и сунул Травкину перо и бумажку. Иван Сергеевич послушно расписался. Рыжебородый отсчитал шесть десяток и протянул их Ивану Сергеевичу.
— Что это? — спросил Травкин.
— Шестьдесят рублей. Гонорар.
— А-а… спасибо, — тихо поблагодарил Травкин.
— Слушай, дядя, — сказал Миша, закутываясь в полотенце. — Бери и мой!
Рыжебородый оглянулся на Мишу и смерил его презрительным взглядом.
— Ваш череп не представляет никакого интереса для науки молодой человек. Такие черепа молодой человек, можно достать на любом кладбище в любом количестве.