— Ну уж и такие! — обиделся Миша и поискал глазами по ванной. Он увидел металлический бак на стене, подошел к нему и с размаху боднул бак лбом. В баке появилась большая вмятина. — Ну, как черепок?
Рыжебородый, не обращая на него внимания, вежливо попрощался с Иваном Сергеевичем и вышел.
Иван Сергеевич тихо заплакал.
По уютному и тихому холлу гостиницы расхаживал лохматый юноша с черным шарфом на шее и в джинсах. Он, дико завывая и окая, наговаривал в микрофон диктофона:
Он родился в Верхних Ямках…
Он родился от земли…
Спецкор Безродный сидел в кресле. Он был в новом костюме, перед ним на столике стояла новая портативная пишущая машинка, на груди висел новый фотоаппарат. Спецкор, затаив дыхание, слушал юношу.
— Ну, как старичок? — спросил юноша Безродного, окончив четверостишие.
— Блеск!
— Ну, что там у тебя еще? Дуй дальше, старик.
— Отличные производственные показатели, — прочитал Безродный звонким, счастливым голосом, — товарищ Травкин всегда сочетал с общественной работой и занятиями спортом.
— Не вкусно! — юноша презрительно скривился и фыркнул. — Ты мне только факты давай!
— Хорошо, — живо согласился Безродный. — В тысяча девятьсот…
— Погоди! — властно остановил его юноша и, закатив глаза, завыл:
Наш Иван при виде лыж…
С детства ежился как чиж…
— Вот он! — сказал Безродный, увидев быстро пересекающего вестибюль Травкина. За Иваном Сергеевичем бежали Любашкин, Розочка и Миша.
— Товарищ Травкин! Товарищ Травкин! — кричал Любашкин сдавленным от волнения голосом. — Не надо! Не делайте этого! Богом заклинаю!
Травкин не оглядывался.
В дверях Любашкин догнал Ивана Сергеевича и схватил за полу пиджака.
— Пустите! — взмолился Травкин.
— Вы что это делаете?! — возмущенно спросил подбежавший Безродный. — Вы что хулиганите?!
— Старик!.. Учти, что я боксер! — крикнул издалека Безродному юноша-поэт.
— Простите, я машинально, — сразу же извинился Любашкин и отпустил Травкина.
— Это все из-за меня! Это все из-за меня, — воскликнула Розочка. — Иван Сергеевич хочет свой зуб удалить!
— Это правда? — спросил Безродный. — Иван Сергеевич, это правда?
— Да! — вздохнул Травкин.
— Не имеете права! Вы что ребенок? Неужели вы не понимаете, что ваш зуб теперь не ваш зуб, а всенародное достояние!
— Дядя Ваня, — мрачно сказал Миша, — твой зуб — наша гордость!
— Вот видите! — сказал Любашкин. — А я что вам говорил.
— Ладно, не буду, — устало согласился Иван Сергеевич.
— Здравствуй старик, — подошел юноша и хлопнул Травкина по плечу, — Родион Хомутов, — представился он.
— Мы с Родей поэму о вас пишем, — объяснил Безродный.
— Тот самый Хомутов?! Какая прелесть! — Розочка в восторге захлопала в ладоши.
— Да, тот самый, — скромно сказал Родион.
— Товарищ Травкин, — Ивана Сергеевича тронул за плечо усатый швейцар. — Подпишите свой автограф.
Он протянул популярный журнал. На обложке журнала был красочный портрет Ивана Сергеевича. Это был чрезвычайно красивый, глянцевидный Иван Сергеевич. Он улыбался сдержанной и мудрой улыбкой… И Травкин дал свой первый автограф. Пока он выводил на скользкой бумаге свою фамилию, к киоску подбежал Любашкин и, сунув киоскерше трешку, схватил кипу журналов.
Вокруг Ивана Сергеевича сгрудилась толпа. Человек с выпученными глазами вылез из толпы, он держал журнал с автографом.
— Кто это? Кто? — загалдели в задних рядах, хватая ободранного счастливчика.
— А я откуда знаю? — ответил счастливчик и убежал.
Толпа приперла Ивана Сергеевича к стеклянной стене холла. И с улицы все происходящее в гостинице напоминало огромный аквариум.
Между тем к гостинице подъехала санитарная перевозка с решетками на окнах. Из нее вышли фельдшер с чемоданчиком, два дюжих, волосатых, с красными носами санитара в белых халатах и… Прохоров.
— В-оот он! — указал Прохоров через стекло на Травкина. — В-вот что творит!
— Ясно, — сказал фельдшер.
Прохоров потер руки, мстительно ухмыльнулся и исчез в толпе.
— Где будем брать? — спросил один из санитаров у фельдшера.
— Посмотрим, — ответил фельдшер.
Санитары, как по команде, полезли в карманы и, достав по папиросе, прислонились спинами к машине, не отводя взгляда от Травкина.
Травкин одеревеневшей рукой писал автографы. Любашкин, Миша и Роза из последних сил сдерживали толпу.
— Товарищи, имейте совесть! — тщетно взывал Миша.
Два санитара и фельдшер врезались в толпу, как ледокол в паковый лед. Все трое молчали, но профессиональное умение позволило им растолкать толпу в течение нескольких секунд.
— Товарищ Травкин? — спросил фельдшер.
— Да! — обрадовался Иван Сергеевич, увидев людей в белых халатах. — Вы за мной? Слава Богу! Наконец-то!
— Вот и молодец! — ласково сказал фельдшер. — Поехали!
За решетчатым окном санитарной перевозки проносились летние московские улицы, бульвары и памятники.
— Далеко еще? — спросил Иван Сергеевич у сидящих напротив санитаров.
— Да так… недалеко, неблизко… — уклончиво ответил один из них.
— Аркадий Борисович уже там?
— Все уже там, — уклончиво ответил другой.
Иван Сергеевич вздохнул и полез в карман за носовым платком, но санитары разом схватили его за руки. Травкин оторопел.
— Можно, можно… Отпусти, Мандракин, — сказал фельдшер, который следил за происходящим через решетчатое окошко из кабины шофера.
Иван Сергеевич вытащил платок и утер пот со лба. Санитары успокоились.
На Арбате Иван Сергеевич увидел большую вывеску: «ЗООМАГАЗИН» и попросил фельдшера, понимая, что тот здесь главный:
— Можно на минутку остановиться!.. Мне рыбок купить…
— Притормози, — сказал фельдшер шоферу.
Иван Сергеевич вылез из машины. Санитары и фельдшер вылезли за ним.
— Рыбок надо купить! — снова сказал Иван Сергеевич и вздохнул. — Аквариум вчера у знакомых… случайно разбил…
— Ну что ж… рыбки дело хорошее, — сказал фельдшер.
Санитары опять одинаковым жестом достали по папиросе и прислонились к машине.
— Так спокойнее довезем, — объяснил фельдшер санитарам. — А то еще разволнуется, кусаться начнет, — пошел за Травкиным.
В магазине вокруг клетки с голубем толпились мальчишки.
Крутилась в колесе хорошенькая белочка, ползали черепахи и орал желтый попугай.
Иван Сергеевич очень удивился, что вчерашние рыбки стоят по пять и по восемь рублей. Но делать было нечего.
И пятьдесят восемь рублей, из шестидесяти полученных за череп, Иван Сергеевич отдал в кассу.
— Транжиришь денежки-то, — сказал фельдшер, который сопровождал Травкина по пятам. Иван Сергеевич только вздохнул.
Санитары уже докурили папиросы, когда из магазина вышел Иван Сергеевич с большой стеклянной банкой. В банке плавно шевелили шелковыми хвостами заморские рыбки.
В приемном покое психиатрической больницы два молодых врача играли в морской бой.
— А — шесть!
— Мимо! Д — девять!
— Попадание!
— Ага, значит, я линкор потопил!
Пожилая женщина-врач что-то писала.
— Здравствуйте, — вежливо сказал Иван Сергеевич, входя.
Врачи кивнули.
Фельдшер подошел к женщине, тихо доложил:
— Травкин. Спокойный.
Фельдшер вышел, а санитары встали по обе стороны двери.
— Садитесь, — сказала женщина-врач, указывая Травкину на белый табурет, стоящий посреди комнаты.
Травкин сел, поставил на колени банку с рыбками, обнял ее.
Врачи внимательно рассматривали Ивана Сергеевича.
— Вот он, — сказал Иван Сергеевич, раскрыв рот и ткнув большим пальцем возле уха.
— Кто?
— Тридцать третий!
Врачи склонились, тихо сказали что-то друг другу по латыни.
— Любите рыбок? — спросила женщина, указывая на банку.
— А-а… Разве это рыба? — сказал Иван Сергеевич.
Врачи снова что-то прошептали друг другу.
— Шестьдесят рублей за эту муру выложил, — продолжал разговор Травкин.
— Зачем же вы тратили такие деньги?
— А-а… Не жалко. Все равно деньги шальные. Я их за череп выручил.
— За какой череп?
— За свой собственный. Сегодня утром продал.
Врачи переглянулись.
— Подсчитайте, пожалуйста, от десяти до единицы, — попросил молодой врач. — Только быстро.
— Десять, девять, — неуверенно начал Иван Сергеевич, — восемь… шесть… семь… Нет… десять… девять… семь…
— Спасибо, достаточно, — сказала женщина-врач. — Встаньте, пожалуйста.
Травкин поставил банку с рыбками на пол, встал. Женщина подошла к нему.
— Протяните вперед руки… так… разведите пальцы… закройте глаза.
Пальцы Ивана Сергеевича с перепою сильно дрожали. Врачи с удовлетворением отметили это.
— Пьете? — спросил молодой врач.
— Нет, — сказал Травкин.
— Понятно. Скажите, вам никогда не казалось, что вы чем-нибудь отличаетесь от других людей?
— Конечно, казалось, — сказал Иван Сергеевич.
— Чем же?
— Сами знаете… У меня тридцать три зуба. И еще… Ну, это… так, — Травкин махнул рукой.
— Что еще?
— Это не проверено.
— Что не проверено, что? — повторили врачи.
— Ну, что я потомок марсиан, — скромно опустил голову Иван Сергеевич.
— По-моему все ясно, — сказал молодой врач.
— В народе говорят, — улыбнулся Иван Сергеевич, — что я еще и снежный человек, но это, конечно, глупость.
— Спасибо… достаточно, — ласково сказала женщина-психиатр. — Вам придется у нас задержаться на некоторое время… Сейчас вы примете ванну, вам выдадут одежду, покормят…
— Товарищи, для науки я готов на все! — положил руку на сердце Иван Сергеевич. — Потом я к вам с удовольствием, а сейчас не могу. Мне на завод надо, у нас новый напиток. До свидания, — попрощался он, взял банку с рыбками и направился к двери.
Врач кивнул санитарам, и те сомкнулись, загородив дверь. Но тут же мощный толчок извне отшвырнул их в сторону.