– Митяй, слушай, по старой дружбе, – подкатил Егоров.
– Он отличный специалист! Исполнительный! – нахваливала Люда своего дурака. Тот все тушевался. – А у меня самой какой опыт! Квартальные, аудит, я всё!
Ивашкин был мрачен. Он работал сторожем, хоть и говорил, что охранником. Но в данный момент был безработным и потому просто попросил в долг.
У Димы на лице была работа мысли, и эта мысль была далеко от кадровых вопросов, хотя… Это можно все увязать. Почему нет?
– Ничего обещать не могу, – вздохнул он в сторону Егорова с четой Сучковых.
А Ивашкина спросил:
– Сколько?
– Ну, хоть пятихаточку.
– Пятерку на сигареты, инфляция – хмыкнул Дима, доставая тысячную.
У Ивашкина загорелся глаз.
– Хороший ты мужик, Митяй, я всегда знал, ты уж не обижайся, – поспешно протянул он дрожащую красную лапу за купюрой.
– Кто старое помянет, глаз вон, – Дима купюру протянул, но из рук не выпустил.
– Есть одна идея, ребята, поможете?
Ещё бы они отказались.
А дело было такое. В архиве найти журнал по математике тридцатилетней давности, правда об истинной цели умолчал: Дима хотел добыть список учеников Инны Петровны Ушаковой. Всем нашлось занятие: одному ключик в учительской, другому отвлечь внимание, третьему на стрёме стоять. И Кате тоже нашлось – вместе с Димой она перебирала пыльные журналы, заинтригованная: зачем? Дима бросил: – «Прикола ради, вспомнить школьные проказы», проказы, которых он себе никогда не позволял. Но в архивах были журналы только за последние семь лет. Более ранние, как выяснил ушлый Егоров, сгорели в пожаре. Он же пошукал в компьютере в учительской, в базу данных такие старые сведения не вносили.
Надежды Димы отыскать список учеников года, когда отец одного из них помог его матери зачать ребёнка, не оправдались. Настроение Димы резко ухудшилось. Он дал на сигареты Ивашкину, остальным позволил дать ему их жалкие контакты, и направился к выходу. Если бы Катя его не догнала, он бы, наверное, её тут забыл.
Когда в машине она его спросила об этом, скрываясь за шуткой, Дима не улыбнулся, вяло извинился. Значит, правда, мог бы и забыть. Почему так быстро они ушли с вечера, где все были «такие милые», Дима вовсе ответил грубо – жалкие придурки.
Около дома он высадил Катю, бегло чмокнув в щёку, и не дождавшись, пока она отойдёт, набрал номер Лены.
– Надо встретиться, Лен, срочно.
Катя успела увидеть и телефон руке, и это «Лен», это было даже не «Лена». «Лен» – так говорят своим. А она своей не была. В глазах девушки стояли слёзы. Ей так нравилось быть девушкой Дмитрия Алексеевича, а он уехал к другой.
Лена вышла из дома, села на заднее сиденье рядом с Димой.
– Я был отличником! Я всегда был отличником!!! И моим отцом был не лётчик.
– Дим, это не вся ложь твоей матери. У тебя есть дедушка.
Дима открыл рот.
– Он же давно умер!
– Нет, – ответила Лена, – твой дедушка жив. И может быть, он знает, кем был твой настоящий отец.
Было поздно, когда они въехали на территорию загородного дома престарелых. Там были сильно удивлены, узнав, что у старика Ушакова есть другие родственники, кроме дочери, которая, сдав отца, никогда не навещала его.
Предложенную взятку не взяли. Проявили милосердие. Всем персоналом тут дружно любили ток-шоу о встрече родных спустя многие годы, и тут у них. Кто бы пропустил такое в их серой рутинной жизни?
Медсестра вошла с ними:
– Пётр Леонидович, к вам пришли.
К ним обернулся жалкий старик в больничной пижаме и наброшенной на нее поверху шерстяной кофте. Слезившиеся глаза с трудом сфокусировались на парне и женщине.
– Я ваш внук, – сказал Дима.
– Внук? – наморщил старик лоб.
– Это сын вашей дочери, – подсказала Лена.
– У меня нет никакой дочери!
Старик затрясся всем телом, правая сторона застыла, с уголка закапала слюна.
Медсестра с Леной переглянулись и деликатно вышли. Там, за дверьми, персонал столпился в ожидании бурных слёз, но не получил свою дозу. Лена плотно закрыла за собой дверь, обломав кайф.
Им есть о чём поговорить.
Лена обратилась к медсестре:
– Значит, он здесь прозябает последние тридцать лет? Бедный старик.
– Бедняга, к нему никогда никто не приходил.
– Интересно, почему дочь так с ним поступила?
– Кому охота возиться с неврологическими, – пожала плечами медсестра.
– Ты как? – спросила Лена Диму, когда они подъехали к её дому.
– В порядке, – ответил он. – Мне надо это переварить.
– Вас отвезти домой? – спросил Дмитрия Алексеевича водитель.
– Да, домой, – ответил Дима. Но когда они подъехали к элитному кварталу, спохватился: в старый дом, не новый. Он кое-что там забыл.
Он забыл на стене портрет чужого мужчины, которого считал отцом. Ему надо было вернуться, чтобы в последний раз поплакать о своем прошлом. Чтобы навсегда попрощаться с тем наивным Митенькой. Больше его нет.
Когда Лена вошла домой, дочка стояла у окна.
– Мам, ты приехала на мерсе?
– Бедный успешный мальчик, – сказала Лена, устало снимая туфли.
– Бедный, – хмыкнула дочка. – Папа не зря ревновал.
– О чем ты? – спросила Лена.
– У него к тебе чувства, мам. А ты даже не заметила.
– У Мичурина? Ты шутишь?
– Мам, он надеялся тебя вернуть! Ты ж психолог, и ничего не заметила.
Лена все ещё хлопала глазами, когда дочка пошла в комнату, закрыв за собой дверь.
Дима вошёл в разгромленную квартиру. Он сметал фоторамки, топтал их, хрустело стекло.
Раздался стук в дверь, вошла старушка баба Зина. Дима не запер дверь.
– Митенька, ты что это тут устроил? – спросила соседка, оглядываясь.
– Пошла вон, вон! Старая карга! – надвинулся на неё Дима.
– Митя! Да как же тебе не стыдно?
– Стыдно?! – Дима в ярости пошёл на бабулю, она выскочила вон.
Дима опустился на диван, взял телефон и позвонил Вике:
– Говори адрес и жди меня там!
Вика не стала задавать лишних вопросов.
Она едва успела отключить сигнализацию, как Дима набросился на неё и задрал юбку, он рвал ей рубашку, впивался в её грудь. Перед его глазами металась птица, он развернул Вику и насадил на себя, прижав её спиной к стене. Обнажённые груди, птица, и они вместе летели в бездонный чёрный колодец.
Людмила Исааковна вышла из офисного здания вместе со всеми, кто тут работал. Помахала вечно сонному старенькому охраннику. Сходила в магазин, купила себе готовой еды, только разогреть, как удобно. Затем вернулась, как делала это каждый день. К десяти вчера, она знала, охранник всегда уже спал под свой настольный пузатенький телевизор. В офисе было пустынно и тихо. Людмила Исааковна проскальзывала мимо, к чёрной лестнице, чтобы не разбудить шумом лифта, входила обратно в офис, как другие приходят обратно домой. Жалюзи она заранее закрывала, они были плотными, и все же она старалась не включать верхний свет.
Потом она совершила свои обычные вечерние процедуры, необычным во всем этом было лишь то, где она делала это. Голову приходилось мыть в раковине, а тело – в тазике, ванной в офисе предусмотрено не было. В том же тазике она стирала белье, вешала на батарею, к утру обычно всё высыхало.
Переодевшись в халат и накрутив волосы на мягкие бигуди, она тщательно нанесла крем на лицо, шею и область декольте с кольцами Венеры, глядясь в зеркало туалетной комнаты. Матрас уже был расстелен, постель готова. На пол со стола была переставлена настольная лампа – Людмила Исааковна любила почитать на ночь, как и все «домашние» её ровесницы. Всё было, как обычно. И вдруг произошло нечто неординарное.
Раздался звонок в дверь.
Людмила Исааковна застыла: кто это может быть? У Лены свои ключи, она звонить бы не стала. Да и что ей тут делать в такое время? Клиенты? Время уже не приёмное. Охранник. Точно. Заметил, что она вернулась. Или пробился свет через жалюзи? Тогда можно сказать, что она вернулась, потому что забыла выключить свет.
Людмила Исааковна поспешно свернула постель, стремительно сорвала с себя бигуди, переоделась, не забыв набросить пальто и переобуть уличные сапоги, репетируя легенду: – «Представляете, с улицы заметила, что забыла выключить свет! Пришлось вернуться. Ах, память уже не та…»
Открывая дверь, она было начала заготовленную фразу, но та не успела вырваться из её изумленно открытого рта: на пороге был не охранник и не Лена. Это был Николсон.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. А что вы тут делаете? И как вообще? – удивилась Людмила Исааковна.
– А вы? – вернул вопрос пожилой клиент.
– Сначала вы.
Николсон легко согласился.
– Ладно. Пустите? А то ведь охранник может проснуться.
– Так вы проскользнули мимо него?
– Как и вы, очевидно?
Людмиле Исааковне пришлось впустить этого типа. Она подумала: что, если у мужчины шизофрения?
Она взяла себя в руки и сменила тон на ласковый, как говорят с детьми и больными.
– Валерий Фёдорович, а Елены Андреевны нет. Вы приходите завтра, я вас запишу.
Но Николсон ввинтился в дверь:
– А я не к ней? Я к вам.
Окончательно сбитая с толку Людмила Исааковна отступила вглубь, Николсон шагнул вперед и тихо запер за собой дверь.
«Ну всё», – успела подумать она.
– Зачем я вам? – спросила Людмила Исааковна, отойдя подальше от нежданного посетителя, к окну. Если что, тут невысоко, можно успеть позвать на помощь или даже прыгнуть. Всё лучше, чем оказаться в лапах психа.
– Да не собираюсь я покушаться на вашу девичью честь, – Николсон с любопытством осмотрел приёмную.
– Ну и хамство! – возмутилась администратор.
Кроме стоящей на полу лампы, которую Людмила тут же подняла и поставила на своё обычное место – стол, ничто не напоминало её секрете.
– Так что вам от меня надо?
– Поговорить. У меня нашли рак.
Она с миг осознавала его слова.
– Чаю хотите?
Николсон со стула наблюдал за размеренными действиями женщины. У него было совсем другое лицо, чем в первый его визит. Бледное, осунувшееся, растерянное. Обстановка его успокаивала. Чайник мирно гудел, Людмила Исааковна насыпала заварки и достала зефир с конфетами, которые дарили ей благодарные клиенты Лены.