Не Господь Бог — страница 44 из 48

Ему пришлось врезать себе пощечину.

– У тебя истерика. Возьми себя в руки. Что, если бы она тебя видела сейчас? – спросил он строго у своего отражения в зеркале.

Кажется, он это уже где-то слышал.

Дима опустил голову, покрутил кран, вода стала ледяной. Он заткнул отверстие и окунулся туда лицом. Ледяная вода быстро приводит в чувство, он знал.


Дима осторожно обошёл трупы, чтобы не испачкать туфли, прошёл в гардеробную. Там висело три одинаковых комплекта деловой одежды. Он разделся до трусов и надел всё чистое. Окровавленный костюм положил в один из пакетов для прачечной. Отдавать это в прачку он не собирался.


Когда вошла Юля, постучавшись, умничка, отчиталась насчёт больничного для Прокофьевой и спросила насчёт старого секретаря, которая должна была принести на визу заявление об увольнении, Дмитрий Алексеевич, как всегда спокойный и безупречный, поднял глаза от бумаг:

– Не понял.

Юля смутилась и пояснила:

– Виктория, ваш бывший секретарь, должна была принести вам заявление на подпись. Она что, не принесла?

По взгляду руководителя было видно, что он не помнит, кто такая Виктория и с какой стати его беспокоят по таким пустякам.

– Извините, – смутилась Юля и вышла.

Она, конечно, слышала о том, как старая секретарша ушла красиво, но, чтобы кто-то осмелился не явиться к руководителю, в голове её не укладывалось. Кажется, кадровичка получит втык, что не проконтролировала всё сама. И Юля подумала – так тебе и надо, высокомерная старая сучка.

Юлия не обратила внимания, что на столе руководителя нет канцелярского набора, и что рубашка от костюма уже не белая, как была с утра, а голубая, и что дверь в туалет заперта на ключ.


Итак. Внимание класса. Решаем задачу.

Условие:

– два трупа, мужской и женский.

– залитый кровью санузел.

– до конца рабочего дня пятнадцать минут.

– уборщица явится завтра ровно в 06:00.

Поднимите руки, кто первый решит задачу! Думай, Ушаков, думай. Ты же светлая голова. У Митеньки мама – учительница. Он не может подвести класс.


– Юлия, вызовите ко мне Ивашкина, на него поступили жалобы, что опять был пьян, – велел Дима секретарше.

Юля расстроилась, у неё было назначено на вечер после работы свидание. Значит, придётся отменить.

– Вы не нужны, можете идти. Спасибо.

Юля, не чуя от счастья ног, из вежливости возразила начальству.

– Но я не могу уйти раньше вас, Дмитрий Алексеевич.

– Юленька, исполняйте. У вас усталый вид.

Дмитрий Алексеевич улыбнулся шутливо-строго.

Юленька сделала в точности, как было велено. Вызвала Ивашкина и ушла. Руководитель у неё был строгий, но в душе добрый. И между прочим, он ни разу её не домогался. Прекрасный руководитель! Не руководитель, а просто мечта.

Следом Дима позвонил и отпустил своего водителя. Тот в последнее время частенько ждал его под окнами Лены. За сверхурочные может как следует отдохнуть.


Когда секретарша ушла, Дима по секрету сообщил Ивашкину, как самому главному своему старому дружбану: событие радостное у него, хочет отметить, но только со своими. С пляжа всех этих пафосных, офисных. И тсс, это сюрприз. Никому ни слова – только Егорову и Сучкову. Ивашкин был горд. Митяй послал его в гастроном, дал целых десять тыщ. Ивашкин, ясно, пятеру прикарманил, но на остальные не пожалел.


Когда двое недостающих бывших одноклассников, Егоров и Сучков, вошли в кабинет начальника, дрожа от страха неизвестности, то обалдели. Ивашкин постарался. Колбаска, водочка, сырок, огурчики, все по-нашему, по-простому, по-стариночке. По правде, Егоров с Сучковым думали, бывший одноклассник их по горячке взял и теперь позвал, чтоб уволить. А он с ними за один стол.


– Пацаны, я вас зачем собрал?

Тройка замерла.

– Школьная дружба – оно и есть школьная. Скоро папашей стану, пацаны, – поделился великий Ушаков, спустившись на грешную землю.

Дима поднял пластиковый стаканчик и радостно выдохнул. С облегчением выдохнули и трое новобранцев Росгаза. Ивашкин прослезился и полез целоваться. Он думать не думал, что Митяй такой широкой души человек, что не только забыл все школьные обиды, так ещё и в друзья зачислил.

Дмитрий Алексеевич добродушно позволял. Сучков сдался следом, дёрнул носом.

– Дети – это святое.

Сучков простил лошарику то унижение на свадьбе. Он не злопамятный. Может, и правда жених тогда нажрался? С кем не бывает. Один Егоров чуял подвох. Он был непьющий и вредный мужик, он подвох за версту чуял. А тут подвохом просто воняло.


Четверо бывших одноклассников чокались, делились впечатлениями от новой работы, Митяй настаивал: жалобы, предложения – ему лично! Потом пошли косяком школьные годы чудесные, и все дивились метаморфозам судьбы, а там уж и часы перевалили за полночь. Сучков не смел написать жене, что он просто бухает в кабинете начальства. Во-первых, она бы всё равно не поверила, во-вторых, он обещал месяц назад, что больше ни грамма. Но раз у начальства такой повод! Как тут не пить?! Поэтому он просто написал: совещание. И выключил телефон от ответной артиллерии вопросов. Егорова и Ивашкина с работы никто не ждал.

Весёлый смех, анекдоты про семейную жизнь, только что не хватало гитары.

Но тут Ивашкину захотелось в туалет. О чем он бесхитростно и прямо сообщил остальным товарищам:

– Мне бы отлить!

Только сейчас трое заметили отсутствие виновника торжества. Может, за водкой побежал? Сколько не бери, всё равно бежать!


Ивашкина уже изрядно покачивало, поэтому до туалета в кабинете тот добирался долго, по стеночке. Тем временем Сучков с Егоровым, пользуясь случаем, сунули нос в дармовой бар, доставшийся Ушакову в наследство от Власова.

– Зачем Митяй побежал за водкой? Тут же полный набор! Глянь, Егоров!

Даже настороженный Егоров растерял бдительность, глаза разбежались. Грех не испробовать барских вискарей из начатых бутылок, пока хозяин отсутствует. Даже по одной с собой прихватили за пазухи.

Ивашкин почти достиг туалетной комнаты, но дверь была заперта. Непослушные руки Ивашкина отказывались делать столь тонкую работу, как поворот ключа. Он взмолился к товарищам.

– Я сейчас прямо тут!

Пришлось прийти на помощь, тем более и сами уже дозрели. Выпито-то было немало. Наконец, Егоров открыл и впустил обезумевшего от воздержания Ивашкина. Тот, расстёгивая штаны, рванув вперёд. И вдруг замер, ткнул пальцем в туалет и замычал утробно, выпучив глаза.

– Что он там, дебил грешный, душевую кабину небось с подсветкой впервые в жизни увидел? – бросил Егоров Сучкову.

Они вошли. Дело было не в подсветке. Дело было в двух трупах. Теперь уже все трое бывших одноклассников застыли, одинаково выпучив глаза. Мокрый офисный жополиз с неестественно белым лицом лежал, как будто уснул, пьяный, около унитаза. А вот девкой будто дрова рубили. Повсюду была кровь. Да ею тут всё просто залито!

Егорова вырвало.

Не сговариваясь, разом протрезвев, все трое ринулись вон к дверям. Но двери туалетной не открылись, они были заперты снаружи.


– Белка. У меня белка, – завывал в углу Ивашкин, обхватив голову.

– Дверь что ли автоматом захлопнулась? – отчаянно дёргал дверь Сучков.

Внезапно ему пришла в голову спасительная мысль.

– Ребята, может, это какой-то розыгрыш?

– Надо вызвать полицию, – хмуро обрезал Егоров.

Но их телефоны остались на столе в кабинете. Чёрт! Они оглянулись на трупы.

– Ивашкин! Ивашкин! Глянь, может у них телефоны!

– Чего это я?

– Кто тут по безопасности?!

Ивашкин, поняв, что у него не «белка», пошатываясь, встал из своего угла и обыскал трупы. Надо сказать, без сантиментов, как будто ему уже приходилось это делать. Егоров с Сучковым переглянулись.

– А это не ты их тут, случайно, пока мы у бара?

Ивашкин моргнул:

– А в рыло? Я ж с вами был всю дорогу. Вы охренели?

– Ладно, ладно, тихо. Значит, они что ли тут уже были, пока мы там… – Сучков начал немножко соображать.

– Ушакову видней, – мрачно сказал Егоров.


У трупов тоже не было телефонов, чтобы позвать на помощь. Ивашкин заорал.

– Выпустите нас отсюда!!!

Наконец, когда они уже потеряли надежду выйти, дверь открылась и на них устремилась видеокамера телефона.

– Ребят! Вы что, ещё тут?!


Все трое воззрились на Ушакова. Пили вроде все одинаково. Только у Митяя не было ни в одном глазу. Вернее, глаз ему заменила камера, которая выхватила чудовищную композицию, похожую на кадр из фильма Квентина Тарантино. И на этом фоне до смерти напуганные лица Ивашкина, Егорова и Сучкова. И голос за кадром Дмитрия Алексеевича Ушакова:

– Вы что натворили?! Да тут кругом кровь!!! Я звоню в полицию!

Вся тройка, обалдев, смотрела в мигающую точку камеры.


– Они тут были! – взревел Ивашкин.

Ушаков тем временем говорил в трубку:

– 911! Трое! Устроили погром! Взломали бар! Устроили пьянку, пытались изнасиловать мою секретаршу! Пострадал сотрудник Савельев, думаю, он не вовремя вошёл и вступился! Тут всё крови! Пожалуйста! Как можно скорее! Жду!

Дима опустил телефон.


– Если это розыгрыш, не смешно! – вскрикнул Сучков.

– Ты набрал 911, нету такой службы, – заметил Егоров.

Мысль Сучкова о розыгрыше уже не казалась такой абсурдной. Она была спасительной.

Ивашкин дотронулся ногой до руки Савельева:

– Вставай, чувак, шоу кончилось.

Но у того с костяным стуком перевалилась голова с одного бока на другой.

Трупы были по-настоящему мертвы.


– Мёртвые, мёртвые, а про 911 верно, – спокойно ответил Ушаков. – Нет такой службы. Но может прибыть самая настоящая. И я скажу им тоже самое. Вы что натворили, демоны?

Тройке понадобилось ещё несколько секунд, чтобы понять, что это не розыгрыш, не кино, что их троих – подставили.

– Это статья, – первым осознал реальное положение вещей Ивашкин. – От десяти до пожизненного.