– Да, – грустно констатировал Ушаков, глядя на кровавое безобразие. – А ведь у тебя, Ивашкин и судимость в прошлом имеется.
Первым пришёл в себя умный Егоров.
– Да он нас просто подставил! Он заранее всё придумал!
– Я? Да я понятия не имею, откуда тут взялось всё это безобразие.
– Пиздишь! Так было!!! – пошёл на него громила Ивашкин.
Ушаков отступил на шаг, выставив вперед руку.
– Детский сад, ей-Богу. И кому поверят? Руководителю корпорации или тебе, или вам, подельники?
Такого поворота корпоративного праздника троица не ожидала.
Обалдевшая троица была готова на всё, только бы избавиться от следов преступления, в котором их могли обвинить.
– Даже не знаю, что с этим делать, – Ушаков убрал в карман телефон и развёл руками. – Какие будут предложения, коллеги?
– Да я тебя! – пошёл вперёд Ивашкин.
Бывший классный лошара не дрогнул.
– Вперёд. Ещё один труп?
– Он издевается, – жалко крутил головой Сучков. – Давайте позвоним в полицию!
Сучков потянулся за своим телефоном. Но тут уже Егоров удержал его за шкирку и поставил обратно.
– У тебя все ботинки в кровищи. Стой, не двигайся. Везде наследишь.
И верно. Раньше место действия ограничивалось только туалетной комнатой, теперь несколько кровавых отпечатков были на светлом дубовом полу.
– Я всё вытру, – сказал Сучков.
– Да, Сучков. Ты на уборке. Как жена учила, чтоб ни следа не было. Ты, Ивашкин – вывести из строя камеры и стереть записи с момента прихода Вики. Егоров, ты – упакуй трупы.
Дима кинул им принесённые с собой рулон плотных мусорных пакетов и упаковку.
– А ты? – спросил Ивашкин.
– Я на стрёме. Действуйте. Ноги.
Ивашкин испуганно было выступил из туалета и тут же шагнул обратно, скинул ботинки, в одних носках рысцой метнулся на охрану к камерам. Ушаков помахал головой. И с кем только приходится делать дело. Но кто-то же должен помочь выпутаться этим беднягам. Не чужие.
В туалете стало чисто. Не считая двух трупов в чёрных пакетах.
Вернулся Ивашкин в носках, доложился, что с камерами всё ок. Сучков успел вымыть и его ботинки.
– А куда мы их денем? – троица смотрела на главного.
– Куда трупы везут? – спросил Ушаков.
– На кладбище, – ответил Сучков.
– Пятёрка, Сучков.
Диме достал ключи от новой машины Савельева и помахал перед их носами.
Трупы погрузили в Савельевскую бэху.
Труп Вики, поскольку пакет мог протечь, в багажник.
Савельева – на заднее сиденье, поедет с комфортом, заслужил. Он же хозяин машины.
Дима опять с трудом удержал истерический смех. Ему было отчаянно весело от всего происходящего. Он от высокой должности такого кайфа не получал, как получал сейчас, командуя бывшими одноклассниками.
За руль усадили Егорова. Он смахивал на Савельева. Они вообще были одной породы. Эх, надо было не Савельева, а разумного Егорова ответственным за благотворительность назначать. Может, и не лежал бы труп в багажнике.
Ивашкин сел рядом с Егоровым.
Сучков жалобно хлопнул глазами, испугавшись, что придётся ему на заднем ехать с трупом. Но повезло.
– Садись в свою. Я с тобой, – сказал Ушаков.
Сучков с облегчением кинулся к своей «Ниве». Ушаков сел не рядом, а на заднее, за водителем, он укажет путь. Если вдруг Сучков решил с пути сбиться.
На улице разразилась гроза. Определённо, это был удачный день для избавления от трупов.
На часах был час ночи, затем два. Катя страдала. Она взяла себе за новое правило – страдать. Дождь за окном располагает. Запретить мужу ездить к Лене жена не могла. Но страдать ей не мог запретить никто.
Дима пропустил сегодня УЗИ. На котором сказали, что у них будет не сын. Он даже не ответил на её сообщение. Какой муж не отвечает жене на такое сообщение? Катя видела, что он в сети, он не умер, не разбился, он не в полёте. Он не хотел не сына.
Сначала Катя думала устроить скандал, но потом вспомнила, что это неэффективно. Слёзы тоже давно не работали. А что если… Что если предложить ему сделку? Гениально. Она сделает аборт, если ему не нужна дочка, потом восстановит свой организм где-нибудь в хорошем отеле. Полгода, год, чтобы не раздражать мужа своим видом. А потом они попробуют сделать сына. Можно и потерпеть. И аборт, и зачатие. Она вытерпит. Вытерпит.
Катя заняла выжидательную позицию на диване напротив двери.
Нива с выключенными фарами припарковалась за кладбищем, у помойки. Сучков и Ушаков вышли. До пригорода стена ливня пока не дошла, но грохотало прилично, время от времени небо озарялось вспышками зарницы. Благодаря им стало видно, что место выбрано не случайно. Заброшенная помойка была размером едва ли ни с четверть кладбища. Горы мусора. Старые памятники, выцветшие венки и прочий мусор валили в топкие ямы, вырытые, очевидно, как раз для того.
Шурша шинами, подъехала машина Савельева. Было тихо, только стая ворон с интересом покаркивала сверху. Других свидетелей не было.
Дима ободряюще кивнул Ивашкину.
– Выгружай. Чего встали. Сейчас дождь польёт.
– А если сторож выйдет? – испуганно огляделся Сучков.
– После двух трезвых там не бывает. Спит в будке мертвецким сном. Рабочие приходят не раньше одиннадцати.
– Откуда вы знаете? – Сучков опять перешёл на «вы».
– Мамка у меня там.
«Ничего святого», – подумал про себя Сучков, но вслух само собой вылетело:
– Сочувствую.
Ушаков хмыкнул.
Ивашкин с Егоровым вытащили с заднего сиденья первый труп. Сучков надеялся остаться в сторонке, но Ивашкин так на него зыркнул, что тот мигом схватился за пакет вместе с Егоровым.
Дима услышал со стороны ям глухой мокрый шлепок. Сам он остался сторожить Вику.
– Прощай, первая женщина, я тебя никогда не забуду, – сердечно сказал Дима.
Троица вернулась.
С Викой было полегче.
Ещё один мокрый глухой шлепок.
И только теперь Дима направился к ямам. Он приблизился, но встал за их спинами чуть сбоку, в глухой тени кустов. Пока Егоров с Сучковым закидывали трупы в яме старыми венками и ветками, Ивашкин сгруппировался, его рука потянулась к форменной кобуре. Дима знал, что это рано или поздно случится. Он успел взять оружие из кобуры пьяного Ивашкина ещё в самом начале корпоратива. Тот даже не заметил, и кто из них лошара после этого, а?
Раздался выстрел одновременно с оглушительным раскатом грома.
Ивашкина будто толкнуло в спину, он упал на венки, уже без мокрого шлепка, мягко. Пакеты с трупами и венки послужили ему матрасом. Сучков замер. Обождёт. Сначала Егоров, который бросился к машинам. Стоять. Ещё один выстрел. Вороны всей тёмной тучей снялись с дерева и переместились с гарканьем на другое. Спасибо, удружили, ребята. Если бы кто из окрестных бомжей или сторож высунул нос, вряд ли бы разобрал выстрелы.
Лена как-то говорила Диме, что у человека есть всего три реакции на все случаи жизни: бей, беги, замри. Ивашкин был «бей», Егоров – «беги», а Сучков всё стоял, как вкопанный.
Дима указал ему пистолетом на труп Егорова и кивнул в направлении ям. Сучков мелко замотал головой. Дима ему кивнул:
– Да, да, Сучков. Кто, если не ты?
Интересно, до дождя успеет? Нет, не успел. Оба они промокнут до нитки, пока тот дотащит труп своего бывшего одноклассника до ямы.
Сам Дима, надев перчатки, вернулся к машине, взял третий полиэтиленовый пакет, со своим окровавленным костюмом и ботинками, бросил в яму следом. Сучкова он не боялся. Тот, сбросив Егорова, развернулся и упал на колени, умоляюще сложив у груди ладони.
– Умоляю, у меня дети. Ради Бога! Ради твоей матери!
Сучкову показалось, что в лице Димы что-то дрогнуло. Тут ещё и грянул ливень, превратив картину почти в библейскую.
– Закидай там всё получше и иди в машину, – сказал тот.
Сучков кинулся исполнять, не веря своему счастью.
Тяжело дыша от непривычной физической нагрузки, до нитки промокший, в ошмётках блёклых бумажных цветов Сучков сел за руль своей Нивы. Дима уже ждал его там.
– Я никому не скажу. Клянусь!
– Знаю.
Дима выстрелил ему прямо в рот.
Дима сел в машину Савельева. Всё-таки эти трое были редкие дураки. Не зря в классе дружили. Дурак дурака видит издалека. Даже Егоров не сообразил, что первым, от кого надо было избавиться, был он, лошарик.
Дима никогда не водил машину, как и его жена. Но та хотя бы осмелилась пойти сдавать на права и провалить. А Дима… Впрочем, когда ему было? Всё так стремительно. Но теперь придется освоить. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул. Это было не так уж сложно. Да и ехать далеко он не собирался. Дима объехал по «пьяной» ухабистой дорожке помойку кладбища, там дальше, в перелеске, были какие-то давно заброшенные хозпостройки и за ними находился довольно большой пожарный заболоченный пруд. Дима доехал до него с трудом: скользко, а он «чайник».
Новенькая машина Савельева вся была в грязи. Жалко было дорогого пальто, да делать нечего. Дима остановился у хлипкого мостика и подтолкнул её сзади. По разжиженной грязи та, как по маслу, поскользила к краю и ушла под воду. Не всплывёт, он оставил окна и двери открытыми. Митя Ушаков был самым умным учеником в классе. Он справился. Он молодец.
Дима вышел на трассу и поймал попутку, ржавую раздолбанную газель. Водитель был по виду, как Рафик, только с золотым зубом. Переключатель передач был перемотан скотчем. Транзитник, ехал через Питер, без остановки. То, что надо. В дорогую иномарку такого попутчика вряд ли бы прихватили: ботинки Димы были в грязи, с пальто и с волос капало.
– Тачка увязла, вот погодка, – сказал Дима, отряхиваясь.
На прощанье он поблагодарил водилу и дал больше, чем тот ожидал.
Дима приехал не в новую квартиру, где его ждала Катя. Он приехал в квартиру матери. Давненько он тут не был. Раньше и не замечал, какой затхлый тут стоял запах: старья, гнили, смерти.
Он вошёл в ванную, снял с себя всё мокрое. Встал в маленькую ванну, включил душ. Теплые струи побежали по телу. Он закрыл глаза. А когда открыл, увидел перед собой мать. В её любимом халате, тапках с помпончиками, сжатыми в нить губами. Она протянула ему мочалку. Вода стала совсем ледяной.