Семен только кивнул, пропуская его в дом и знаком призывая слуг не шуметь. Передав спящего мальчика на руки подбежавшему лакею, Елецкий попросил проводить его к графине.
В особняке Блохиных давно отужинали, и Наталья Федоровна уже готовилась ко сну, но услышав о нежданном визитере, велела незамедлительно проводить князя в ее покои. Визит этот ее крайне удивил и взволновал. Поверенные графини и Николая уже почти закончили оформлять бумаги об усыновлении, и она не видела причин для появления Елецкого в Петербурге, особенно учитывая запрет императора показываться в столице в течение года.
- Ваше сиятельство, - обратилась она к нему, - я, конечно, рада видеть Вас у себя, но не понимаю, что привело Вас в столицу вопреки высочайшему запрету?
- Добрый вечер, мадам. Я извиняюсь за столь позднее вторжение, но у меня есть на то причины: в Дубровке, кроме прислуги, никого нет, а оставлять Алешу без присмотра мне бы не хотелось, потому я и привез его к Вам, - ответил Николай.
- Вы куда-то собрались? – поинтересовалась графиня.
- Я получил письмо от графа Гурьева и еду в Тифлис, - не стал ходить вокруг да около Ник.
- Вы едете за Катериной! - ахнула графиня.
- Я намерен сделать предложение Екатерине Владимировне, и если Ваша внучка ответит согласием, постараюсь в ближайшее время уладить все дела, препятствующие этому браку. Во всяком случае, полгода траурного срока уже на исходе.
Наталья Федоровна не смогла удержать счастливых слез и поднесла к глазам кружевной платок.
- Не думаю, что Катя откажет Вам, - ответила она.
- У меня, к сожалению, нет такой уверенности, мадам, я слишком во многом виноват перед Катей, но я никогда не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь, - грустно улыбнулся Елецкий, поднимаясь с кресла.
- Ну, что же, Ваше сиятельство; об Алеше можете не беспокоиться и я… Я буду молиться за Вас и Катеньку, - провожая его к двери, растроганно добавила графиня.
Канцелярия Синода отправила бумаги графу Войницкому о признании его брака недействительным в Тифлис, на адрес полка, где он нес службу. Молоденький адъютант, разбирая прибывшую из столицы почту, заметил официальные бумаги, адресованные графу Войницкому, и решил отнести письмо к нему домой, опасаясь, что в полковой канцелярии оно может затеряться за время отсутствия графа, и рассудив, что лучше он передаст документы его супруге, нежели будет хранить их у себя. Сдержанно поблагодарив молодого человека за проявленную им заботу и взяв из его рук конверт, Катя прошла к себе в гостиную. Она уже знала, что содержится в запечатанном послании, и не стала вскрывать его.
Два месяца прошло с отъезда Станислава. Катерина успела свыкнуться с мыслью, что не жена ему более. За это время гнев ее перегорел. Все, чего она хотела – это посмотреть ему в глаза и спросить, почему он так с ней поступил? Почему скрыл от нее правду? А еще ей хотелось уехать отсюда как можно скорее. Вернуться в Романцево, спрятаться там от всего мира, и будь что будет. Катя не знала, позволит ли ей Николай хоть иногда видеться с сыном, ведь теперь она уж точно падшая женщина, и не важно, что в том нет ее вины. Она-то считала себя женой, а оказалась содержанкой, но разве общество волнуют подобные мелочи? – тяжело вздыхая, думала она. Мысль о том, что дочь она может вообще больше никогда не увидеть, она гнала от себя, надеясь, что Станислав проявит милосердие и не станет разлучать ее со Златой.
Но как бы Катя мысленно ни готовилась к разговору с графом, его возвращение все равно застало ее врасплох. Воспользовавшись вечерней прохладой, когда солнце уже скрылось за горизонтом и густые южные сумерки окутали летний сад, Катерина вышла из дома. Присев на скамейку, где она часто в последнее время коротала время, она думала о том, как ей вернуться в Петербург. После той памятной для нее встречи с горцами во время поездки из столицы в Тифлис она опасалась отправляться в дорогу одна. Тихие шаги за спиной вывели ее из задумчивости. Испуганно обернувшись, она вздохнула с облегчением, узнав в подходившем к ней мужчине Станислава. Катя поднялась ему навстречу, но когда он попытался обнять ее, отшатнулась, выставив вперед руки.
Оба замерли, глядя друг на друга.
- Значит, Вы уже знаете… - прошептал Войницкий.
Катя кивнула.
- Почему, Ваше сиятельство? Почему Вы промолчали? – слова давались ей с трудом.
Станислав сжал пальцы в кулаки.
- А Вы не догадываетесь, сударыня? Я боялся потерять Вас.
Войницкий чертовски устал, и все его мысли в последние дни были только о том, чтобы быстрее увидеться с Катей. И вот теперь, стоя так близко от нее, Станислав понимал, что она отнюдь не рада этой встрече.
- И поэтому Вы решили удержать меня обманом? Я молила императора о милосердии – для кого? Я бросила детей, поехала на Кавказ – с кем? Я ведь Вам верила! Как Вы могли, Станислав?! - ее голос звенел от боли.
Катерина попыталась пройти мимо него к дому, но Войницкий, поймав ее за руку, притянул ее к себе, стиснул в объятьях и жарко зашептал ей на ухо:
- Не надейся - я тебя не отпущу. Ты моя!
- А как Вы удержите меня? Ведь я более не жена Вам. Или Вы думаете, что меня удовлетворит роль Вашей содержанки, Ваше сиятельство? – горько прошептала она в ответ. – Теперь я вполне понимаю отношение ко мне вашего отца. Право, странно было бы, если бы он относился ко мне иначе, но Вы, наверное, именно этого и хотели!
Катя рванулась из его рук, но он только крепче прижал ее к себе.
- Я не отдам тебя ему! Слышишь?! Не отдам!
- Вы делаете мне больно, - выдохнула она.
Опомнившись, Войницкий разжал руки и позволил ей уйти. Глядя ей вслед, он лихорадочно обдумывал ситуацию. В каком-то смысле ссылка ему даже выгодна - ей некуда пойти, здесь в Тифлисе у нее больше никого нет. Пусть так, пусть она сейчас злится на него, но у нее нет выбора, а когда она успокоится, он сумеет уговорить ее остаться с ним.
Катрин опасалась, что граф пойдет за ней, но так и не услышала его шагов позади себя. Войницкий не пошел следом за ней в дом. Постояв еще некоторое время в саду, Станислав отправился в ближайший трактир. Вернулся он за полночь. Катя, устав ждать его, давно уже легла спать, но проснулась, когда он ввалился в спальню и споткнулся в темноте о стул, стоящий около туалетного столика.
Подскочив на постели, Катерина натянула на себя одеяло.
- Что Вам нужно, Станислав? – стараясь говорить как можно спокойнее, спросила она, хотя сердце ее колотилось от страха.
- А что мне может быть нужно в моей спальне? В моей постели? – усмехнулся он.
- Вы не посмеете, - потрясенно прошептала она
- И кто мне помешает? – поинтересовался он, присев на край постели и притягивая ее к себе.
- Катрин, я скучал, - прошептал он, проводя губами по ее щеке и чувствуя, как она вся сжимается и холодеет в его объятьях.
- Вы не должны находиться здесь, - отчаянно выворачиваясь из его объятий, тихо ответила она. – Это грех, грех Вам быть здесь…
- Вы жили со мной во грехе два года, - парировал он, - так какая теперь, к черту, разница!
- Для Вас – никакой, потому что Вы-то всегда знали об этом и позаботились, чтобы я не знала. Но теперь знаю, - твердо ответила Катя, отодвигаясь от него.
Чертыхнувшись, Станислав поднялся.
- Я понимаю, что Вы сейчас расстроены, но я уверен, мы сможем найти выход, - произнес он.
- Вы солгали мне в самом главном, Станислав. Как я могу верить Вам?
- Катрин, стоит Вам только принять католичество, мы обвенчаемся, и никто и ничто более не сможет разлучить нас.
Катя отрицательно покачала головой.
- Может быть, я и могла бы принять католичество - если бы Вы не обманывали меня два года, если бы не сделали ублюдком собственную дочь. Видно, за пределы постели Ваша любовь ко мне не простирается… Я не должна была соглашаться на Ваше предложение тогда, на вечере у Иваницких, Ваше сиятельство. Какая горькая ирония! Что тогда меня сочли бы распутной девкой, что сейчас… А сейчас так для этого есть все основания.
Станислав тяжело вздохнул и окинул ее внимательным взглядом. В лунном свете волосы ее отливали серебром, глаза казались огромными на бледном лице. Он вновь поспешил, поторопился, напугал ее и, того хуже, отвратил от себя, пытаясь добиться от нее близости.
- Доброй ночи, сударыня. Простите, что нарушил Ваш покой сегодня, но мы еще вернемся к этому разговору позднее.
Осторожно закрыв дверь, он направился в кабинет и устроился на ночлег на диване. Он долго ворочался на узком ложе и никак не мог уснуть. Удручающие мысли не давали ему покоя. Было совершенно очевидно, что Катя не простила ему обман, и все, чего она хочет – это освободиться от него, оказаться как можно дальше, забыть время, проведенное с ним, как ночной кошмар. Он понимал, что глубоко ранил ее гордость, но отнюдь не тем, что выставил в столь неприглядном свете, а тем, что предал ее доверие. Найди он в себе силы еще в Петербурге признаться ей - кто знает, как все обернулось бы тогда? Не было бы этой обиды, и, возможно, зная о том, что ее ждет в случае признания брака недействительным, Катрин согласилась бы перейти в католичество. Теперь же ему нужно набраться терпения и ждать, когда она сама придет к тому же выводу.
Проснувшись поутру, Катя не спешила выходить из спальни и долго прислушивалась к звукам в коридоре. После их ночного разговора Станислава ей видеть не хотелось. И если вчера она еще питала какие-то надежды, что он поступит, как человек порядочный и поможет ей уехать из Тифлиса, не привлекая к этому лишнего внимания, то на сегодняшний день надеяться она могла только на себя. Нечего было даже думать о том, чтобы обратиться за помощью к кому-нибудь из местного общества, не раскрывая причин, по которым ей вдруг понадобилось спешно покинуть Тифлис, и в какой-то момент она даже пожалела о том, что осталась дожидаться возвращения Станислава, а не уехала сразу же после того, как ей доставили пакет с бумагами из Синода из полковой канцелярии. Но должен же быть какой-то выход?! Ей так отчаянно захотелось уехать, что она уже готова была рискнуть и попробовать добраться до Петербурга одна. В голову приходило только одно – почтовая станция. Для начала нужно хотя бы узнать, во что ей обойдется это путешествие, а уж потом она подумает, как раздобыть нужную сумму.