Представляете, какое потрясение для маленького ребенка?
Через несколько минут глаза Ти Джея закрылись, он погрузился в сон.
– Ударился о дверь, – объяснил Тириз. – Вот и все. Слепой ведь, чего ж еще ожидать?
– Придется оставить его на ночь, – сказал я. – Все будет нормально.
– Как? – Тириз смотрел на меня. – Как оно когда-нибудь будет нормально, если у него кровь не останавливается?
Я не ответил.
– Заберу я его отсюда.
Он явно не имел в виду больницу.
Тириз полез в карман и вытащил пачку банкнот, однако я угрюмо выставил вперед ладонь и сказал:
– Зайду еще раз, попозже.
– Спасибо, что приехали, док. Я ценю.
Я чуть не напомнил ему, что приехал ради ребенка, а вовсе не ради него, но, как всегда, промолчал.
«Аккуратней, – думал Карлсон, чувствуя, как учащается пульс, – только аккуратней».
Они – Карлсон, Стоун, Крински и Димонте – сидели за столом в кабинете помощника окружного прокурора Лэнса Фейна. Фейн, амбициозный, юркий, похожий на ласку человечек, с изогнутыми бровями и таким желтым, восковым лицом, что оно, казалось, могло потечь при малейшей жаре, начал совещание.
– Пора сцапать этого придурка, – сразу же сказал Димонте.
– Минуточку, – остановил его Фейн. – Доложите мне все так, чтобы сам Алан Дершовиц[18] захотел бы упрятать его за решетку.
Димонте кивнул напарнику:
– Давай, Крински. Заведи меня.
Крински открыл блокнот и начал читать:
– Ребекка Шейес была убита двумя выстрелами в голову, произведенными с близкого расстояния из автоматического оружия калибра девять миллиметров. Оружие было найдено в ходе обыска в гараже доктора Дэвида Бека.
– Отпечатки пальцев? – осведомился Фейн.
– Нет. Зато баллистическая экспертиза подтвердила, что это тот самый пистолет, из которого была застрелена жертва.
Димонте ухмыльнулся и спросил:
– У кого-то, кроме меня, напряглись соски?
Брови Фейна дрогнули.
– Продолжайте, – кивнул он Крински.
– В ходе того же обыска недалеко от дома доктора Бека, в урне, была найдена пара перчаток из латекса. На правой перчатке обнаружены следы пороха, а доктор Бек – правша.
Димонте задрал на стол ноги в ботинках из змеиной кожи и провел зубочисткой по губам.
– Да, милый, еще, еще! Мне так приятно!
Фейн нахмурился. Крински, не поднимая глаз от блокнота, облизнул палец и перевернул страницу.
– На этой же перчатке найден волос, совпадающий по цвету с волосами Ребекки Шейес.
– О Господи! Господи! – застонал Димонте в притворном оргазме. А возможно, и в настоящем.
– Тест волоса на ДНК займет некоторое время, – продолжал Крински. – На месте преступления обнаружены отпечатки пальцев доктора Бека, хотя и не в лаборатории, где было найдено тело.
Крински закрыл блокнот. Все перевели взгляд на Фейна.
Фейн встал и потер подбородок. Даже без клоунады Димонте в комнате царили азарт и оживление. Казалось, само слово «арест» висит в воздухе, наполняя все кругом вспышками тщеславия. Ведь такое громкое дело – это обязательные пресс-конференции, звонки политиков, фотографии в газетах.
И только у Ника Карлсона осталось пусть крошечное, но сомнение. Он беспокойно скручивал и раскручивал листок бумаги и никак не мог остановиться. Что-то маячило на периферии сознания, еще неопределенное, хотя уже не дающее покоя, мелкое и назойливое, как муха. В доме доктора Бека нашли массу «жучков», телефонные аппараты тоже прослушивались. Кто-то за ним следил. И почему-то только Карлсона заинтересовал вопрос: кто именно?
– Лэнс? – поторопил Димонте.
Помощник прокурора откашлялся.
– Вы знаете, где именно находится сейчас доктор Бек?
– На работе, – ответил Димонте. – Я отправил двух ребят за ним присматривать.
Фейн кивнул.
– Давай, Лэнс, – уговаривал Димонте, – сделай это для меня, дружок.
– Для начала позвоним мисс Кримштейн, – отозвался Фейн. – Из чистой вежливости.
Шона рассказала Линде почти все, умолчав лишь о появлении призрака на экране. И не потому, что поверила в эту историю, сама она была почти что убеждена в компьютерном происхождении «Элизабет», а потому, что так хотел Бек. «Не говори никому». Шоне не нравилось скрывать что-либо от Линды, но она не могла подвести Дэвида.
Линда молча слушала, глядя подруге в глаза. Она не перебивала, не шевелилась, даже ни разу не кивнула. Когда Шона закончила, Линда спросила:
– Ты видела эти фотографии?
– Нет.
– Где они их взяли?
– Не знаю.
Линда встала с побелевшим лицом.
– Дэвид никогда бы не ударил Элизабет.
Она обхватила себя руками и всхлипнула.
– В чем дело? – встревожилась Шона.
– Что ты мне недоговариваешь?
– Почему ты решила, будто я что-то недоговариваю?
Линда молча ждала.
– Спроси у своего брата, – сдалась Шона.
– Почему?
– Потому что это не мой секрет.
Раздался сигнал домофона. На этот раз ответила Шона.
– Да?
– Это Эстер Кримштейн, – донеслось из динамика.
Шона нажала на кнопку, впуская гостью в дом. Две минуты спустя Эстер ворвалась в комнату.
– Вы знаете фотографа по имени Ребекка Шейес?
– Конечно, – ответила Шона, – хотя мы давно не виделись. А ты, Линда?
– Сто лет ее не встречала. Когда-то они с Элизабет вместе снимали квартиру. А что?
– Ее убили вчера ночью, – сказала Кримштейн. – Подозрение пало на Бека.
Обе женщины застыли. Первой опомнилась Шона.
– Так ведь я была вчера у Бека, – воскликнула она.
– До которого часа?
– А до которого нужно?
Эстер нахмурилась:
– Мне-то не морочь голову, Шона. Когда ты от него ушла?
– В десять – в пол-одиннадцатого. Во сколько ее убили?
– Пока не знаю. Только мой источник в полиции сказал, что против Бека собраны серьезные доказательства.
– Ерунда какая-то.
Зазвенел мобильник. Эстер поднесла трубку к уху.
– Да?
Невидимый собеседник говорил очень долго, Кримштейн молча слушала. Лицо ее потеряло свою жесткость, расплылось, как от разочарования. Минуты через две, даже не попрощавшись, она отключила телефон и сердито защелкнула трубку.
– Жест вежливости, – съязвила она.
– Что случилось? – спросила Линда.
– Они подписали ордер на арест. У нас есть час, чтобы сдать вашего брата властям.
24
Я мог думать только о Вашингтон-сквер и о том, как убить оставшиеся четыре часа. Будто назло, сегодня мой выходной, и, за исключением срочного вызова к Ти Джею, другой работы нет. «Свободен, словно птица», как поется в одной из композиций рок-группы «Линирд скинирд», и этой «птице» хотелось упорхнуть в парк Вашингтон-сквер.
Уже выходя из клиники, я снова услышал сигнал пейджера. Вздохнул и посмотрел на номер. Эстер Кримштейн, вызов с пометкой «срочно».
Боюсь, что новости невеселые.
На мгновение я задумался: а стоит ли перезванивать? Может, просто лететь куда летится? Нет, рано. Я хотел вернуться в смотровую, однако дверь была закрыта изнутри. Значит, помещение уже занято другим врачом.
Я прошел по коридору, повернул налево, нашел свободный кабинет в гинекологическом отделении и почувствовал себя разведчиком во вражеском стане. Вокруг поблескивали десятки металлических инструментов, что придавало помещению какой-то средневековый вид. Я набрал номер.
Эстер Кримштейн не стала терять времени на приветствия.
– Бек, у нас серьезные неприятности. Где вы?
– На работе. Что стряслось?
– Нет, это вы мне объясните, что стряслось. Когда вы в последний раз встречались с Ребеккой Шейес?
У меня сдавило сердце.
– Вчера. А что?
– А до этого?
– Восемь лет назад.
Кримштейн замысловато выругалась.
– Да что стряслось? – повторил я.
– Ребекка Шейес убита прошлой ночью в своей собственной студии. Двумя выстрелами в голову.
На меня накатила слабость, какая бывает перед погружением в сон. Колени подогнулись, я рухнул на стул.
– О Господи…
– Бек, слушайте меня. Слушайте внимательно.
Передо мной встала Ребекка, какой я увидел ее вчера.
– Где вы были ночью?
Я бросил трубку на стол, мне не хватало воздуха. Ребекка. Ребекка погибла. Я вспомнил, какой счастливой она выглядела, говоря о своем муже. Я подумал о нем, о том, что бессонными ночами он будет вспоминать, как рассыпались рядом с ним по подушке ее роскошные волосы.
– Бек?
– Дома, – ответил я. – Я был дома с Шоной.
– А потом?
– Вышел погулять.
– Где вы гуляли?
– Просто прошелся.
– Где именно?
Я не ответил.
– Бек, слушайте меня, ладно? Орудие убийства найдено у вас дома.
Я внимательно слушал, хотя слова с трудом достигали сознания. Комната внезапно сузилась, я заметил, что в ней нет ни одного окна, стало трудно дышать.
– Вы меня слышите?
– Да, – ответил я. Затем, сообразив, что именно мне сказали, добавил: – Быть не может.
– Послушайте, у нас совсем нет времени. Я говорила с окружным прокурором, с минуты на минуту вас арестуют. Он, конечно, порядочная свинья, но согласился на явку с повинной.
– Арестуют?
– Сосредоточьтесь, Бек.
– Я ее не убивал.
– Сейчас это не важно. Они хотят вас арестовать. Они жаждут привлечь вас к суду. А мы собираемся вызволить вас под залог. Я уже на пути в клинику. Сидите тихо. Не отвечайте ни на какие вопросы. Ни полиции, ни фэбээровцам, ни новым товарищам по камере. Уяснили?
Мой взгляд метнулся к часам, висевшим над смотровым столом. Начало третьего. Вашингтон-сквер. Сегодня я должен быть на Вашингтон-сквер.
– Я не могу сегодня, Эстер.
– Не волнуйтесь, все будет в порядке.
– Сколько это продлится?
– Что?
– Арест. Когда меня выпустят под залог?
– Точно не скажу, но, думаю, с этим проблем не будет. Вы всегда были добропорядочным членом общества, к суду не привлекались, криминальных связей не имели. Возможно, придется оставить в залог паспорт…