Было бы о чем говорить! Думаешь, твоя семья сумасшедшая? Мои вот убили одну женщину и сожгли труп в яме на заднем дворе!
Стоило Дэйву приехать домой, как Шелли заводила привычную песню. Она не успокаивалась. Донимала Дэйва так назойливо, что ее голос вечно стоял у него в ушах. Ему казалось, что он слышит, как жена обвиняет Шейна, даже когда ее не было рядом.
Если Шелли не могла чего-то добиться, она придумывала доказательства, как с выпадающими от химиотерапии волосами, с царапинами, которые, по ее словам, оставил у нее на лице нападавший, когда она еще жила с Рэнди, или с поддельными открытками, адресованными семье Кэти.
Доказательства представляли для Шелли особую важность. На них всегда можно было сослаться.
Однажды, когда муж приехал домой, Шелли встретила его у самой двери. Он с ног валился после долгой дороги, но выражение ее лица подействовало на него сильнее тысячи чашек кофе. Шелли была вся красная, как будто только что плакала. И такая злая, что ее трясло.
– Я нашла их за поленницей, Дэйв, – воскликнула она, показывая мужу трусики со следами крови.
– Наверняка это Шейн их там спрятал!
Дэйв сразу понял, что она замышляет.
– Нет, – отрезал он. – Не может быть.
Шелли была зла, как никогда.
– Это трусики Тори, – прошипела она. – Шейн насилует нашу малышку! Ты должен что-то предпринять!
Ни Никки, ни Сэми не поверили ни единому ее слову. Они знали Шейна и знали свою мать. Девочки были уверены: она сама подбросила трусики, чтобы его подставить. Для Шелли это была игра. Шейн яростно отрицал свою вину. Он никогда и пальцем не тронул Тори. От одной мысли, что Шелли придумала такое, ему становилось тошно. Он не мог так поступить.
Тем не менее по настоянию Шелли Дэйв в ту ночь сильно избил Шейна.
На следующее утро Шейн, весь в синяках, повторил, что собирается бежать. Он сказал Никки, что, если она не решится, он убежит один. Он достаточно натерпелся.
А она?
Глава тридцать седьмая
Внезапно Шейн пропал.
Шелли с Дэйвом собрали девочек в гостиной, чтобы сообщить – их двоюродный брат сбежал. Дело было в феврале 1995 года, за пару недель до двадцатилетия Никки.
– Он вернется, – утверждал Дэйв.
– Как всегда, – соглашалась Шелли. – Мы найдем его.
– Дети, вы что-нибудь слышали вчера ночью? – спросил Дэйв.
Никто ничего не слышал.
– Никакого шума? – еще раз повторила Шелли.
Сэми с Тори помотали головами. Но Никки помнила, что, когда она ложилась спать, Шейна не было на его обычном месте в шкафу.
– Никки, ты слышала, как он вернулся вчера?
– Нет, мама.
Позже Шелли явилась в кухню с небольшим деревянным скворечником в руках: Шейн делал его для школьного проекта. С одной стороны он как украшение нарисовал силуэт собачки. Мать с загадочным видом поставила скворечник на стол. И сказала, что Шейн оставил его для нее в качестве прощального подарка.
– А еще там была записка. В ней говорилось: «Я люблю тебя, мама».
Записки никто не видел.
Никки сразу не поверила матери.
– Шейн ненавидел маму, – сказала она Сэми после того, как мать продемонстрировала им скворечник.
– Уверена, он не мог оставить ей такой записки.
Сэми тоже не верила в теплые отношения матери с Шейном, но не могла признать, что вся эта история – одна большая ложь.
– Шейн всегда убегал, – напомнила она Никки.
Никки не ответила. Что-то в этом скворечнике беспокоило ее: она понимала, что он не стал оставлять бы Шелли подарков или писем с признаниями в любви. Тем не менее Никки не хотелось думать, что с мальчиком, которого она считала своим братом, случилось что-то плохое.
Шелли со старшими девочками сели в машину и поехали искать Шейна, но на этот раз их поездка была совсем недолгой.
Против всех правил.
«Обычно мама целый день колесила по округе, когда искала его. А тут мы вернулись уже через час, – позднее рассказывала Никки. – И потом ездили искать Шейна всего раз-другой».
Спустя несколько дней, когда Никки кормила лошадей, ей на секунду показалось, что она слышит голос Шейна. Она огляделась, но не увидела его. Вечером Никки рассказала Шелли об этом.
– Мама, Шейн где-то поблизости. Кажется, я его слышала.
Шелли нахмурилась.
– О чем ты говоришь?
Никки любила Шейна. Она хотела, чтобы он вернулся, как всегда.
– Может, он никуда не сбегал?
Мгновение Шелли смотрела дочери в глаза. Потом отвернулась, ничего не сказав.
Примерно через неделю Шелли с дочерями поехала на выходные в мотель в Абердине. Решение о поездке она приняла спонтанно. Они поплавали в бассейне и поели в кафе неподалеку. Старшие девочки говорили о Шейне – надеялись, что с ним все в порядке.
Куда бы он ни подался, там ему было лучше, чем дома.
Наконец они получили ответ. Мать сказала, что их двоюродный брат рыбачит на острове Кодиак.
Он звонил, когда вы были в школе.
Вы пропустили звонок.
У него все отлично. Он по всем нам скучает.
Шелли сказала, что до этого ей кто-то несколько раз звонил, но вешал трубку.
– Например, прошлым вечером, – сказала она убедительным тоном. – Наверняка это был Шейн.
Никки не спрашивала, зачем Шейну звонить и вешать трубку. И почему он звонил только тогда, когда никого больше не было дома. Ни ей, ни Сэми не разрешалось подходить к телефону; они слышали только щелчок, когда трубку клали на место. В этом конкретном случае не имело смысла уличать мать во лжи.
Шелли также напомнила дочерям, что, если кто-то будет расспрашивать их о Кэти, они должны отвечать одно и то же.
– Что ты скажешь, если придет полицейский и спросит про Кэти?
– Что она уехала со своим парнем, – сказала Никки.
– Как его имя?
– Рокки.
– А кем он работает?
– Водителем грузовика.
– Куда они отправились?
– Куда подальше?
Шелли состроила гримасу. Она была раздражена.
– Ну же, Никки, подумай! Надо отвечать точно.
– В Калифорнию или на Аляску.
– В Калифорнию! Ты что, совсем меня не слушаешь? Это Шейн сейчас на Аляске!
Никки оставалось лишь надеяться, что он действительно там.
Глава тридцать восьмая
Никки попыталась нажать на ручку входной двери. Заперто. Теперь, когда Кэти и Шейна с ними не было, она опять оказалась на линии огня. Стала для матери главной мишенью. Стоя перед входом в дом, Никки тихонько постучала. Стукни она громче, и мать рассердится еще сильней. Надо было, чтобы та просто поняла – Никки по-прежнему здесь, как будто она могла куда-то деться.
– Пожалуйста, мам! Впусти меня.
Никакого ответа.
– Пожалуйста, мам! Здесь ужасно холодно. Я буду хорошо себя вести. Обещаю.
Шелли игнорировала ее: она лежала на диване и смотрела телевизор.
Так происходило практически ежедневно. Однажды Шелли дала дочери одеяло. Но обычно отправляла ее на улицу с пустыми руками. Как-то Никки удалось припрятать спальный мешок и коробок спичек в старом амбаре. Но когда они ей понадобились, оказалось, что вещи пропали.
Ее мать – Никки это знала – отлично умела отыскивать спрятанное.
Бывало, что Никки ночевала в одной из хозяйственных построек, но в основном ей приходилось бегать по лесу за домом, чтобы не замерзнуть, и ждать прихода рассвета. Мечтать о том, как бы выбраться отсюда. Временами она видела фары машины – это друзья привозили Сэми с очередной вечеринки. В окнах спальни Тори горел свет. Никки любила сестер больше всего на свете, но никак не могла понять, почему к ней мать относится совершенно по-другому, с такой злобой и ненавистью. Почему постоянно ей говорит, что она мусор, сука, неудачница, шлюха. Оскорбления сыпались на нее пулеметными очередями.
– Никто никогда не полюбит тебя, Никки! Никто и никогда!
Время от времени Шелли пускала ее внутрь. Но не потому, что дочь умоляла ее или обещала исправиться. Просто когда ей так хотелось. Шелли давала ей поесть горячего и говорила, что очень любит Никки.
«Какое-то время все шло нормально, – вспоминала Никки много лет спустя. – Может, день или два. Я не доверяла ей, но всегда надеялась продержаться в доме подольше».
Потом, без всякого предупреждения, мать снова выгоняла ее. Часто голую. Иногда с комплектом одежды. Непременно под градом оскорблений и обидных слов.
Насилие становилось все более жестоким.
Однажды, когда Никки работала во дворе в одном белье, мать бросилась на нее с ножом. По какой-то причине Шелли разозлилась на дочь. Видимо, ее бесило то, что у Никки не получалось найти работу после увольнения с должности посудомойки в «Морской звезде», или то, что она недостаточно хорошо справлялась на ферме. Никки бросилась бежать – мимо сарая, через поле, – а мать преследовала ее и приказывала остановиться.
– Черт тебя побери, Никки! Не смей убегать от меня!
Шелли настигла дочь, повалила на землю и ножом порезала ей ногу. Из раны хлынула кровь. Мать посмотрела на то, что натворила, и отпустила Никки. Та убежала в лес; рана длиной не меньше десяти сантиметров сильно кровоточила, и на нее определенно следовало наложить швы, но Никки знала, что не станет обращаться за помощью по той же причине, по которой этого не делала Кэти.
Тогда все узнают.
Ту ночь Никки провела в лесу. Когда на следующее утро она вернулась домой, грязная и промерзшая до костей, мать ничего не сказала о своем вчерашнем нападении.
Она вела себя так, будто ничего не случилось.
В то время курятник стал для девочек основным местом, где они могли спрятаться сами и спрятать кое-какие вещи, например, куртки и одеяла, потому что никогда не знали, в какой момент мать выставит их из дома на мороз.
Однажды после обеда Сэми занималась домашними делами – кормила собак, потом кроликов, которых держали рядом с курятником. Когда она заглянула внутрь, то увидела Никки сидящую на куче сена; сестра плакала и смеялась одновременно.