«Я перебирала в уме причины, по которым не могу бросить тебя, ведь я очень тебя люблю. И потому, что я тебя люблю, я не хочу причинять тебе боль. Я много думала о любви и боли и о том, как мне больно и почему. И вот я решила, что лучше мне будет уехать. Вам так будет спокойнее. Нам стало спокойней, когда Никки уехала, так что теперь, когда уеду я, у вас все наладится».
В конце Сэми добавила, что жить в машине – весьма неплохой вариант.
«Со мной ничего не случится. Все будет так, как должно быть. Я бы хотела, чтобы ты меня поняла, но, думаю, ты никогда не поймешь».
Сэми не представляла, куда пойдет, пока не переговорила с Никки. Сестра сказала ей, что недавно общалась с их бабушкой, Ларой, и собиралась с ней повидаться.
– Позвони бабуле, – посоветовала она.
Сэми так и поступила, и Лара с радостью пригласила ее к себе в Беллингем.
Сэми слышала, что отец искал ее машину, а мать подала в полицию заявление об угоне. Ей надо было найти другой способ добраться до Беллингема. Мать Кейла, Барб Хансон, предложила ее отвезти. Она была невысокого мнения о Шелли, которая как-то раз разбудила ее посреди ночи телефонным звонком и принялась выспрашивать, сколько зарабатывают они с мужем.
«Я сказала, что это не ее дело и что нельзя звонить чужим людям по ночам», – вспоминала впоследствии Барб.
На следующий день Барб отвезла Сэми в Беллингем. По дороге девочка кое-что рассказала ей о том, как мать обращалась с ней и с ее сестрой. Когда Барб высаживала Сэми из машины, Лара добавила от себя еще несколько историй про то, что вытворяла Шелли в детстве и юности.
«Она сказала, что мама как-то попыталась поджечь дом, – вспоминала Сэми. – Что издевалась над сестрой. Оказывается, бабушка боялась, что мать поила нас сиропом ипекакуаны, чтобы никуда не брать с собой. Барб сидела и внимательно слушала. Мне стало легче от того, что бабушка это рассказала, потому что кто-то подтвердил мои слова. Человек, который знал даже больше меня».
Сэми провела у Лары все лето 1997 года.
Как поездка в Канаду для Никки, это был один из самых счастливых моментов в ее жизни.
Глава сорок четвертая
Никки тяжело переживала расставание с сестрами. Хоть она и не жалела, что уехала, и считала, что спасла себе жизнь, ей очень их не хватало. Узнав о том, что Тори больна, Никки отправила ей открытку.
«Надеюсь, тебе скоро станет лучше, малышка. Я слышала, что вот-вот выпадет снег. Наверняка при виде него ты очень обрадуешься. Ты хорошо заботишься о маме и Сэми? Ну когда не болеешь?»
Тори так ее и не получила.
Шелли неоднократно пыталась связаться с Никки, но старшая дочь не отвечала на звонки и не перезванивала. Никки не хотела иметь ничего общего со своей сумасшедшей матерью. Она была бы рада никогда больше не видеться с родителями. Потом Шелли без предупреждения явилась к ней. Она вела себя очень заботливо, говорила, что волнуется, и просила Никки вернуться домой. Она может жить с ними. Ходить в колледж. Но Никки понимала, что все это – сплошная ложь. Все, что говорила ее мать, было ложью. Как-то раз шериф округа подъехал к ее трейлеру спросить, все ли с Никки в порядке.
– Ваша мама очень за вас беспокоится, – сказал он.
– У меня все нормально, – ответила она.
– Вы должны ей позвонить.
Никки сказала, что так и сделает, хотя даже не собиралась: ей было ясно, что мать с отцом волнуются исключительно из-за ее новообретенной независимости. Понятно почему.
Они боятся. Теперь она может заговорить.
Дальше кто-то бросил кирпичом в витрину кафе, где работала Никки, и позвонил ее работодателю с сообщением, что Никки в этом замешана.
«Я знала, что это сделал мой отец, – говорила она впоследствии. – Он сделал это, потому что мама ему велела. Она хотела, чтобы меня выгнали с работы, и я переехала бы домой, чтобы быть у них на глазах».
Вскоре после происшествия с кирпичом Никки позвонила Ларе и спросила, не будет ли та против, если она уедет из Оук-Харбор и попробует поработать с ней вместе в доме престарелых в Беллингеме.
Лара очень обрадовалась такой перспективе. У нее тоже были для Никки хорошие новости.
– Забавно, что ты позвонила именно сейчас, Никки, – сказала Лара восторженно. – Сэми ведь тоже здесь.
Никки была вне себя от счастья. На первом же автобусе она уехала в Беллингем.
При виде сестры слезы выступили у Сэми на глазах. Прошел почти год с тех пор, как они виделись в последний раз. Сэми показалось, что Никки еще никогда не была такой красивой. Она приехала в обтягивающих джинсах и розовом топе, с макияжем; волосы, которые мать всегда обрезала ей кое-как, самым жестоким и уродливым образом, теперь отросли и слегка вились.
«Она была прекрасна, – вспоминала Сэми ту их встречу. – И, самое главное, уверенная в себе. Пожалуй, тогда я впервые увидела сестру в реальном мире. До этого она вечно сидела дома, копалась на ферме в своих мешковатых штанах. У нее не было друзей. Не было поклонников. Никогда до тех пор, пока она не уехала от родителей в свои двадцать два. У нее не было вообще ничего».
Никки получила должность помощницы медсестры в том же доме престарелых, где работала Лара. Работа была тяжелой, но платили за нее куда лучше, чем в мотеле или в кафе-мороженом. Мало того, она наконец освободилась от родителей и от всего, что творилось у них в округе Пасифик.
«Я меняла больным мешки после колостомии, – вспоминала она. – Но ничего не имела против. Главное, я вырвалась из дома».
Вскоре после того, как Никки приступила к работе, в администрацию стали поступать анонимные жалобы – якобы она плохо обращается с пожилыми пациентами и не умеет правильно ухаживать за ними. В дом престарелых пришла проверка. Но и Никки, и Лара знали, что никто на нее не жаловался. И персонал, и пациенты, и их родные – все ее очень любили.
Тем не менее анонимные звонки оказались еще не самым худшим.
Дэйв Нотек начал являться к ней на работу. Он мог целыми днями торчать на парковке – сидел в своем грузовике или стоял рядом в кустах. Не заговаривал с дочерью, но хотел, чтобы Никки его видела. Она считала это замаскированной угрозой. И начинала волноваться, как бы он не похитил ее. Может, у них с матерью возник на ее счет какой-нибудь новый план.
Вроде того, что случилось с Кэти.
Пару раз Дэйв преследовал Никки по дороге домой, когда она возвращалась с дежурства. Перепуганная до смерти, Никки колесила по всему Беллингему, чтобы оторваться от отчима.
«Я думала, что он собирается меня схватить, – вспоминала она. – Наверняка я не знаю… но почти уверена… они хотели похитить меня. Я легко могла себе представить, как мама его инструктирует на этот счет». «С учетом того, что выяснилось дальше, – говорит Никки, – мне очень повезло, что я еще здесь. Моя сестра считает так же».
Глава сорок пятая
Миновала уже половина лета 1997 года. Жена постоянно давила на Дэйва Нотека, требуя выяснить, где находится их блудная средняя дочь – и с кем. У Шелли, естественно, были для этого и свои пути: каким-то образом она узнала, что Сэми в Беллингеме, с Ларой и Никки. Мысль о том, что они вместе, приводила ее в ярость. Сэми совершила предательство – от этого думать о ее бегстве было еще тяжелее. И еще важней было постараться вернуть Сэми домой.
– Они могут кому-нибудь рассказать, Дэйв.
– Никому они не расскажут.
– Мы этого не знаем.
Дэйва уже тошнило от бесконечных истерик жены. Он говорил, что надо дать девочкам свободу, пусть станут самостоятельными, но Шелли продолжала названивать ему на работу, на Уиндбей-Айленд, как только что-нибудь узнавала о дочерях.
Как всегда, он делал, что она велела, – и следил за каждой из них.
Шелли узнала, что скоро состоится день открытых дверей в церковном лагере «Файервуд» на озере Уотком, куда, как она выяснила, поехали Сэми и Кейл.
И она не ошиблась.
Пробираясь через толпу сотрудников и гостей лагеря, Сэми заметила знакомое лицо.
Отец!
Пораженная, она не сразу поверила своим глазам, тем более что Дэйв явно замаскировался. На нем были какие-то странные солнечные очки, бейсболка и свитер с капюшоном, который он натянул на голову, довершая свой дурацкий маскарад.
«О господи!» – подумала Сэми. Ей стало нехорошо. Она любила отца, но знала, что он приехал не просто так. Сэми была уверена, что он хочет забрать ее домой. Дэйв явился за ней.
– Сэми, – сказал он глухим от волнения голосом. – Твоя мама страшно волнуется. Тебе надо вернуться.
Она не стала ничего отвечать. Да и что можно было ответить? Ее мать – чудовище, неудивительно, что Сэми ей не доверяет.
Она повела отца мимо качелей на потаенную тропку, где они сели на скамью. Некоторое время оба молчали.
Сэми заговорила первой – рассказала отцу, почему сбежала из дома. В основном, это касалось Кэти.
– Я знаю, что она мертва, папа. Я видела ее.
Дэйв, потерянный, сидел молча. Ничего не отвечал.
Она поделилась с ним сомнениями насчет рака, которым якобы болела мать и от которого ее лечили все детство Сэми.
– Рак не тянется так долго, – говорила она. – Мама давно бы уже умерла.
Тут Дэйв заговорил.
– Нет, она болеет, – возразил он. – Я знаю.
– Слушай, пап, – сказала Сэми, – нет у нее никакого рака. Ты хоть раз ходил с ней к врачу?
– Я подвозил ее до больницы.
– Но заходил с ней внутрь? Получал хоть когда-нибудь счета за лечение?
Она задавала те же вопросы, что Лара несколько лет назад.
Когда Дэйв наконец ответил, то лишь выразил понимание и беспокойство. Он ничего не отрицал и не утверждал.
– Мне очень жаль, Сэми. Я знаю. Знаю.
Оба заплакали и проговорили еще долгое время. Сэми видела, что ее отец совсем сломлен. Это бросалось в глаза. Мать взяла над ним ту же власть, что когда-то над Кэти. Никто из знакомых Дэйва Нотека не мог сказать о нем ни одного плохого слова. Местные жители единодушно считали его хорошим парнем. Он был сын лесоруба. Один из них.