Сэми сильно сомневалась, что они действительно встретились. Сначала она списала это заявление на навязчивую тягу матери ко лжи. Ложь была для Шелли как глоток свежего воздуха. Сэми никогда не понимала, почему мать предпочитает лгать там, где гораздо умнее было бы просто промолчать.
Потом ей стало ясно: Шелли решила использовать эту якобы состоявшуюся встречу как пробный камень – чтобы еще раз проговорить их версию исчезновения Кэти.
– Ты помнишь имя ее парня? – спросила она.
Сэми мгновение поколебалась.
– Рокки?
Это было как телевикторина. Игровое шоу. Оживление вымышленной истории.
Шелли накинулась на Сэми:
– Думай! Кем он работал?
– Водителем грузовика.
На этом мать не остановилась. Она раз за разом заставляла Сэми повторять, как выглядел Рокки. Как сильно Кэти влюбилась в него. Как уехала, чтобы зажить с ним той жизнью, о которой всегда мечтала.
– Если придет полиция, ты знаешь, что говорить?
– Да, мам, – ответила Сэми. – Знаю.
Так продолжалось и дальше, при личных разговорах и по телефону. Шелли подвергала дочь настоящим допросам. Иногда проделывала то же самое с Дэйвом. Старалась, чтобы все поняли, насколько ставки в этом деле высоки.
– Наша семья будет уничтожена. Подумай о Тори! Она окажется в приюте.
Однако никакие предварительные меры не подготовили – не могли подготовить – Шелли к тому, что произошло дальше, когда разразилась катастрофа.
Тори с матерью сидели в машине, и Шелли перебирала конверты с почтой. Счета она, как обычно, игнорировала, выискивая то, что ее по-настоящему интересовало – чек от мужа и каталоги торговых компаний, продававших разные безделушки.
Которых она не могла себе позволить.
Шелли распечатала какое-то письмо, и ее настроение вдруг переменилось. Лицо побелело, руки затряслись. Она не могла оторвать взгляд от текста. Адрес на конверте был отпечатан на машинке, на штемпеле стояла дата: Олимпия, 18 апреля 2003 года.
«Выстрелы, которые ты слышала вчера, были от Кэти. Как Господь наш Иисус Христос, ОНА восстала из мертвых и вернулась, чтобы тебе отомстить. Прах к праху…»
Шелли перепугалась. В прошлую ночь на улице действительно кто-то стрелял – по лампочкам сигнализации, установленной у соседей.
В следующие несколько дней Шелли раз за разом спрашивала Тори, не приходил ли кто-нибудь узнавать у нее про Кэти.
– Это очень важно, Тори? Кто-то здесь был?
– Нет, мама, – отвечала она. – Честное слово.
– Подумай!
– Нет. Никого не было.
Тори не понимала, почему мать так волнуется. Кэти, которую девочка практически не помнила, не умерла – она сбежала со своим парнем. Жила вполне счастливо. С какой стати она станет им мстить? Кэти – лучшая мамина подруга.
Шелли рассказала Дэйву про письмо, но тот понятия не имел, откуда оно могло взяться. Никки точно их не выдавала. Может, кто-нибудь из родных Кэти что-то прознал и решил отомстить за ее смерть? Но в этом случае – тут Дэйв с Шелли сходились во мнениях – он обратился бы в полицию.
Насколько им было известно, никаких заявлений на них не поступало.
Шелли, сильно обеспокоенная, позвонила на работу Сэми, преподававшей в младшей школе в Сиэтле, в паре часов езды от дома.
Начальница вызвала ее из класса.
– Тебе звонит мать.
– Но у меня урок.
– Похоже, что-то важное.
Сэми рассказала о своей матери всем коллегам и начальству. Зная, какой Шелли может быть, она решила упредить ее возможные поступки. Сэми знала, что мать продолжит звонить, пока не добьется, чтобы она подошла к телефону.
Сэми подняла трубку.
– Кэти! – рявкнула ей в ухо Шелли. – Тебя кто-нибудь спрашивал про Кэти?
Шериф округа Пасифик пытался это сделать, но Сэми отказалась перезванивать ему.
– Нет, мама, – ответила она.
Шелли настаивала:
– Точно никто?
– Нет, мам. Никто. А что случилось?
Шелли рассказала ей о письме.
Сэми сильно испугалась. Это означало, что кто-то не из их семьи узнал, что натворили ее мать с отцом. Кто-то пытался выяснить обстоятельства смерти Кэти и грозил все рассказать.
– Это не имеет никакого смысла, – сказала она, хотя в глубине души считала совсем по-другому. Если бы она потеряла близкого человека и узнала, кто виноват в его смерти, то обязательно нашла бы способ добиться правосудия.
Кэти этого заслуживает.
Сэми вспомнила про цепочку с медальоном, которую Кэти подарила ей на день рождения. Про то, как у той всегда находилось время для девочек, как она делала им прически и смешила своими историями. Она могла рассказать про Кэти тысячу хороших вещей.
– Я знаю, – сказала ее мать. – Не понимаю, что происходит. А ты, Сэми, случайно не в курсе?
– Нет. Честное слово. Я не при чем.
Сэми повесила трубку. Она почти надеялась, что это кто-то из родных Кэти положил письмо к ним в почтовый ящик. «Ее семья, – думала она, – должна узнать, что случилось на самом деле».
Глава шестьдесят девятая
Шелли изучала письмо, словно полицейский эксперт. Подносила к свету. Крутила так и сяк. Разглядывала почтовую марку. Но у нее не появлялось никаких убедительных догадок насчет личности отправителя.
Это мог быть кто угодно. Шелли и сама прекрасно понимала, что на конкурсе популярности в Реймонде ей ни за что не победить.
Однако анонимное письмо с угрозами не заставило Шелли взять себя в руки и перестать издеваться над Роном. Наоборот, она целыми днями бродила по дому в распахнутом халате и осыпала его оскорбительными эпитетами. Как бы Рон ни старался, он все делал неправильно.
У Шелли была к нему куча претензий.
Однажды Тори тайком подсмотрела, что делали отец с матерью как-то раз во дворе, когда Дэйв приехал домой на выходные. Рон упал с крыши, где чистил черепицу, и лежал на земле весь израненный. Вместо того чтобы помочь, Дэйв приказал ему лезть наверх и прыгать еще раз.
Не возразив ни словом, Рон кое-как поднялся на ноги, вскарабкался на перила террасы и прыгнул. Тори была уверена, что у него сломана нога.
«Помню, я поднялась к себе, а он снова упал, и я услышала, как отец ударил его. Судя по звуку, удар был очень сильный. Рон вскрикнул. Наверное, отец ударил его в лицо, но точно сказать не могу. За что? Этого я тоже не знаю».
«Наверное, просто за то, что Рон двигался слишком медленно или неловко», – подумала она.
Прыжок повторился.
Потом еще раз.
В другой день Тори слышала, как ее мать приказывает Рону быть мужчиной и прыгнуть. Она пошла посмотреть и увидела, как Рон в одном белье карабкается на крышу, придерживаясь за громоотвод. Он был весь в крови и громко рыдал. На этот раз он все-таки пытался сопротивляться, хотя и очень слабо.
– Я не хочу, Шелли, дорогуша! – умолял он.
– Просто сделай это! – говорила Шелли. – Я не собираюсь стоять тут с тобой всю ночь.
И он прыгнул, приземлившись с громким хлопком на гравий прямо голыми ногами.
– Вставай! Еще раз! Ты кусок дерьма, и тебя надо наказать.
Кое-как Рон смог вскарабкаться наверх и снова прыгнуть.
Тори не понимала, как он вообще держится на ногах. Каждый шаг давался ему с трудом. Дело было не только в том, что ему приходилось ходить босиком по битому стеклу, которое мать закопала в яме в саду, или прыгать с крыши и с перил террасы. А еще и в «лечении», которое Шелли оказывала ему.
Тори следила за матерью и отцом, который несколько раз тоже принимал в этом участие, как водитель, проезжающий мимо места аварии и против воли замедляющий ход, чтобы посмотреть. Не то чтобы ей правда было интересно, но она все равно не могла отвести глаз.
Шелли брала с плиты таз с кипящей водой, от которой поднимался густой пар, и несла его в сарай. Тори слышала, как Рон кричал, когда Шелли с Дэйвом заставляли его окунать разбитые и окровавленные ноги в обжигающую воду с отбеливателем.
«Я помню тот запах – самый страшный в моей жизни, – вспоминала Тори годы спустя. – Пахло отбеливателем и разлагающейся плотью, как будто у него варилась кожа. Это был настоящий кошмар. От Рона пахло гниением – протухающим мясом. На протяжении нескольких месяцев. До самого конца».
Хотя состояние Рона ухудшалось, Шелли продолжала гонять его по двору босиком. От прыжков с крыши на гравий у него лопалась кожа на пятках, и оттуда текли кровь и гной.
Она брала бутылку с отбеливателем и поливала раны едким химикатом, говоря, чтобы Рон заткнулся и перестал кричать.
– Да, Шелли, дорогуша, – отвечал он.
Бывало и такое, что она кипятила воду на плите, наливала в ванну и заставляла его опускать ноги туда.
«Однажды вечером вода была такой горячей, – рассказывала Тори впоследствии, – что он обварил ноги и кожа стала клочьями с них слезать. Тогда мама замотала ему чем-то ступни».
В ту ночь, когда у Рона слезла с ног кожа, он в последний раз спал в компьютерной комнате возле дверей в спальню Тори на втором этаже. Девочка, которой тогда было четырнадцать, поняла, что больше он просто не мог подниматься по лестнице. Дальше Рон стал спать или в прачечной, или в сарае, или просто на крыльце. Под повязками его ноги сильно распухли, он почти не разговаривал. Но точно не жаловался.
Годы спустя, когда Дэйву Нотеку сообщили, что отбеливатель разъедает человеческую кожу, он, казалось, был искренне удивлен. Шелли литрами выливала его на Кэти, Рона и даже собственных дочерей. Ни один выезд в магазин не проходил у них без того, чтобы пополнить запасы отбеливателя. Несмотря на все, чему Дэйв был свидетелем, он пребывал в полнейшей уверенности, что его жена никогда сознательно не причинила бы вреда другому человеку.
«Шелли, видимо, тоже не знала, что отбеливатель опасен», – утверждал он.
Глава семидесятая
Как Кэти десять лет назад, Рон катился по наклонной. Он стоял на краю обрыва, и Шелли упиралась ему в спину ногой. Однако она делала вид, что обеспокоена его состоянием. Больше не обвиняла в убийстве ее названного отца, Мака. И реже осыпала привычными оскорблениями.